автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Языковые особенности двуязычных константинопольских антологий XIX в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковые особенности двуязычных константинопольских антологий XIX в."

Санкт-Петербургский государственный университет

На правах рукописи

Федченко Валентина Владимировна

Языковые особенности двуязычных константинопольских антологии XIX в.

Специальность 10.02.19 - Теория языка

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2010

004601231

Работа выполнена на кафедре общего языкознания факультета филологии и йскусств-Санкт-Петербургского государственного-университета

доктор филологических наук, профессор СПбГУ Фатима Абисаловна Елоева '

доктор филологических наук, профессор МГУ, Владимир Александрович Плунгян

кандидат филологических наук, доцент кафедры классической филологии СПбГУ Елена Владимировна Желтова

Институт лингвистических исследований Российской Академии Наук

Защита диссертации состоится_2010 года в_часов на заседании совета

Д 212.232.23 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу. 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, ауд. 191.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета, находящейся по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9.

Автореферат разослан_2010 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Д 212.232.23 доктор филологических наук, профессор

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

На протяжении многих веков Константинополь был центром культурной жизни греческого мира, благодаря этому константинопольское койне сыграло определяющую роль в формировании нормы греческого языка. Язык Константинополя складывался в ситуации языковых контактов, как внутриязыковых, (с другими греческими'диалектами из-за внутренней миграции населения), так и межъязыковых (в первую очередь, с турецким и французским языками). Вследствие этого, исследуя начальный этап формирования нормативного греческого языка, необходимо принимать в расчет многоязычную специфику константинопольской языковой среды.

Объектом данного исследования является язык греков Константинополя XIX в. Предмет исследования составляют процессы формирования языковой нормы новогреческого языка, культурная интерпретация лингвистических явлений и ее влияние на языковое развитие. Данная проблема представляется актуальной не только в контексте истории греческого языка, но и в рамках общей типологии литературной нормы и социолингвистических исследований по формированию стандартного языка. Современные грамматики новогреческого языка часто не полностью описывают сложившуюся на данный момент языковую ситуацию, то есть всё многообразие форм, которые используются образованными носителями языка на сегодняшний день в устной и письменной речи. По всей видимости, трудности в описании современной новогреческой языковой нормы связаны со знаменитой греческой диглоссией, последствия которой ощущаются в языке на данный момент. Стандартизация греческого языка происходила весьма болезненно. Исторические грамматики традиционно описывают процесс формирования современного нормативного языка в XIX-XX вв. в рамках континуума «каваревуса - димотики» -двух противоположных по лингвистическому и идеологическому наполнению культурных тенденций.1 Следовательно, речь идет о некотором спектре разных языковых вариантов, претендовавших в тот или иной временной период на роль стандартного литературного языка.

Наиболее ярким проявлением контактной языковой ситуации в письменной форме явились двуязычные поэтические антологии, изданные в Константинополе на протяжении XIX в. В качестве материала работы была выбрана двуязычная печать Константинополя XIX в.: серия песенных антологий, содержащих тексты на двух языках - греческом и турецком в греческой графике. Это необычный пример

' См. подробнее, например: Horrocks G. Greek. A history of the Language and its Speakers. London and

New York, 1997; Browning R. Medieval and Modern Greek. London, 1969,

двуязычной литературной традиции, отражающей наиболее полно ситуацию многоязычия, которая была характерна для греческого сообщества Константинополя в данный период. Речь идет о единой традиции со своими авторами и потребителями, что дает возможность проследить языковые изменения и отношение к языку в едином социо-культурном пространстве,..порой речь идет даже о стиле одного и того же автора: Антологии - это определенный вид репрезентации сообщества, так как помимо самих текстов они содержат предисловия и комментарии их издателей, то есть содержащийся в них песенный материал проходит стадию отбора и интерпретируется в соответствии с предпочтениями составителей. Можно заранее предполагать, что составители сборников уделяли особое внимание выбору языкового стиля как при отборе материала и его возможной корректировке, так и при презентации песен читателю. Следовательно, исследуя греческий язык антологий, следует учитывать рефлексию издателей сборников и их вмешательство в формирование языка текстов. Таким образом, целью диссертационного исследования является описание культурно-языковых особенностей двуязычных поэтических антологий Константинополя в их эволюции на протяжении XIX в.

В качестве дополнительного материала были привлечены также интервью с выходцами из Константинополя, живущими на сегодняшний день в Афинах. Интервью были проведены в 2007 г.

В рамках сформулированной цели в работе были поставлены следующие задачи:

1. дать общую характеристику языковой ситуации в Константинополе в XIX в., используя уникальный двуязычный материал;

2. описать бытование двуязычных сборников, их распространение из Константинополя по другим городским центрам Греции и Османской империи, их составителей и читателей и таким образом составить представление об общем социо-культурном контексте распространения данной книжной традиции и выявить предпосылки возникновения двуязычной печатной традиции;

3. выбрать «эталонный» текст, который мог бы служить точкой отсчета для выделения таких явлений языковой стандартизации, как архаизация и пуризм, поскольку материал предоставляет возможность пронаблюдать за целым спектром языковых стилей собственно греческого языка, употреблявшихся в Константинополе в XIX в. и сформировавших так называемый константинопольский диалект греческого языка;

4. провести лингвистический анализ и сопоставить поэтические и прозаические тексты в рамках одной антологии, продемонстрировать разницу между прозаическим (письменным) и поэтическим (письменно-устным) стилями обсуждаемого временного периода и проанализировать значение зафиксированного выбора языкового стиля (или, точнее: выбора отдельной лексико-грамматической формы);

5. проследить зависимость языковой вариативности текста от идеологических настроений эпохи и конкретного мировоззрения автора;

6. рассмотреть вопрос об особенностях функционирования переключения языковых кодов в поэтическом тексте и провести сравнение с подобными явлениями в других культурах, поскольку материал представляет собой многоязычную традицию, включающую тексты на греческом и турецком языке, а также смешанные тексты;

7. сопоставить полученные лингвистические данные о константинопольском диалекте XIX в. с современным языком выходцев из Константинополя и выявить его специфику по сравнению с современной нормой новогреческого языка.

Данную двуязычную литературную традицию принято включать в караманлийское2 книжное наследие, которое считается, в первую очередь, ценным источником сведений по турецкой диалектологии. Подробное лингвистическое описание турецких текстов антологий представляет собой диссертация немецкого исследователя М. Капплера.3 Однако греческая часть сборников до сих пор не заслуживала должного внимания, что связано отчасти с неоднозначным этническим происхождением караманлийцев. Таким образом, новизна данной работы заключается в том, что здесь двуязычная константинопольская печатная традиция рассматривается в греческом культурном контексте, как материал для изучения языка грекоязычного населения Константинополя и стандартного новогреческого языка, анализируются полевые материалы по современному константинопольскому диалекту новогреческого языка и сопоставляются с языковой ситуацией XIX в., прослеживается зависимость языковой вариативности от идеологических настроений

Термин «караманлийцы» употребляется в качестве названия православного тюркоязычного населения Османской империи, для которого с сер. 18 в. по инициативе константинопольского патриархата публикуется ряд переводов текстов религиозного характера на турецком языке в греческой графике. Основной круг проблем, изучаемых на материале караманлийской литературы, порожден самим появлением группы с устойчивым греческим самосознанием, исповедующей православную веру и говорящей на турецком языке,

3 Kappler М. Türkischsprachige Liebeslyrik in griechisch-osmanischen Liedantologien des 19. Jahrhunderts.

Berlin, 2002.

\

эпохи и конкретного мировоззрения автора на материале языка Константинополя XIX в.

В европейских культурах двуязычные литературные традиции зачастую имеют статус периферийных. Однако для греческой литературы разделение на центр и периферию представляется неактуальным, так как . вплоть до XIX в. невозможно говорить о единой центральной словесности. В частности, это связано с тем, что в период развития новейшей литературы связь между центром Византийской империи и отдельными регионами была ослаблена. Находящиеся во власти венецианцев Крит, позднее Кипр и Ионические острова жили своей собственной жизнью. Греческая литература долгое время представляла собой отдельные, часто диалектные, явления, такие как Критский Ренессанс, кипрская поэзия от анонимного поэта до Д. Липертиса (1866-1937) и В. Михаилидиса (1849-1917), ионическая поэтическая школа и т. п. На наиболее развитых диалектах письменная литература существует до сегодняшнего дня (Кипр, Крит). Многие греческие литераторы Х1Х-ХХ вв. вводили в свой стиль диалектные элементы (например, С. Миривилис - диалект о. Лесбос, Н. Казандзакис - критский диалект). Следовательно, особенно важным для греческой филологии остается изучение разных стилей, формирующих язык греческой литературы. Актуальность диссертационной работы заключается в том, что в ней исследуется языковой стиль двуязычных антологий как язык отдельной литературной традиции, анализируются его свойства как контактного языка, а также учитываются тенденции к архаизации, следовательно, ставится проблема изучения языковой стандартизации в ситуации многоязычия и диалектного многообразия.

К вышеуказанному материалу применяется метод комплексного анализа текстов, включающий в себя анализ культурно-этнографического и социального бытования двуязычной литературной традиции, лингвистический анализ (в первую очередь, морфологический и синтаксический) языка выбранного «эталонного» греческого текста с использованием сравнительно-исторического языковедческого метода. Для изучения языка прологов к сборникам и двуязычных текстов используется метод дискурсного анализа текста, позволяющий сопоставить отдельные языковые формы с контекстом их употребления и сделать более общий вывод о языковых представлениях автора и специфике бытования того или иного языкового стиля, об их соотнесении с определенными социальными практиками. При работе с информантами применялись методы опроса, интервьюирования и включенного наблюдения.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Греческая языковая ситуация выявляет двойственность языковой нормы -как следствия естественного языкового развития, с одной стороны, и языковой политики (сознательной архаизации), с другой.

2. Языковой вариант, имеющий длительную письменно засвидетельствованную традицию, способен на синхронном уровне обладать большим престижем, чем официальный стандартный язык (константинопольский диалект уз афинская норма).

3. Были выявлены две стратегии языковой архаизации: частичная (заимствование отдельных лексем и граммем, поверхностное стилистическое уподобление) и полная (намеренная архаизация на всех уровнях языка).

4. Особую важность при формировании литературной нормы в языковых сообществах, уделяющих большое внимание вопросу самоидентификации, приобретает эстетическая функция языка (по Якобсону). Для рассматриваемого материала констатируется установка на архаизацию и большое количество иноязычных заимствований высокого стиля.

5. Контактные условия формирования городского языка часто не оказывают влияния на письменный стиль и оказываются заметными лишь на лексическом уровне в текстах низкого стиля.

6. Поэтический язык обладает большей степенью вариативности, чем прозаический язык, в частности, вариативность синтетических грамматических форм и синтаксический конструкций, для него свойственна зависимость выбора формы от метрической структуры текста.

7. Переключение кодов в поэтическом тексте представляет собой не только взаимодействие двух языковых систем, но и двух поэтических традиций, часто приводящее к сближению последних.

8. Традицию двуязычных печатных константинопольских антологий нельзя в полной мере относить к караманлийской книжности, так как существуют значительные расхождения в целях издания, применении и круге издателей— потребителей тех и других текстов. Следовательно, эти тексты стоит рассматривать в рамках общего процесса формирования греческой словесности в XIX в.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней рассматривается процесс формирования нормы новогреческого языка на примере письменного константинопольского койне, с одной стороны, в рамках континуума «кафаревуса» - «димотики», а с другой, в процессе формирования национального

языка в многоязычном сообществе. Таким образом, контактность впервые исследуется как один из факторов, важных для создания греческого языка нормы.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее материалы можно использовать при работе над учебными пособиями по диалектологии новогреческого языка, в лекционных и специальных курсах по стилистике греческого языка и формировании языковой нормы, по типологии литературной нормы, в общих курсах по социолингвистике и теории языковых контактов.

Апробация работы. Результаты исследования были представлены в докладах на аспирантских семинарах и заседании кафедры общего языкознания СПбГУ, а также на следующих научных конференциях: XXXVIII межвузовской конференции преподавателей и аспирантов СПбГУ (2009), VIII и X Балканских чтениях Института славяноведения РАН (Москва, 2005, 2009), конференции «Греки Константинополя и Малой Азии: 1821-1964 гг.», организованной Французским Институтом в Афинах (2006), международном научном конгрессе в Астрахани «Восток и Запад: этническая идентичность и традиционное музыкальное наследие как диалог цивилизаций и культур» (2008), международной научной конференции, посвященной 20-летию Отделения византийской и новогреческой филологии Факультета Филологии и Искусств СПбГУ (2008), X Международном конгрессе МАЮВЕ (AIESEE) в Париже (2009).

Структура диссертационной работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, списка источников и использованной литературы и трех приложений (в Приложении 1 представлен список цитируемых интервью с переселенцами из Константинополя в Афины; в Приложении 2 приведен пример интервью; в Приложении 3 публикуются иллюстрации с двумя страницами из антологии «Ерцт}У£(а ттц; E^coTspiKf|i; Mouaucf|<;»).

Во Введении к диссертационной работе формулируются объект и предмет исследования, цели и основные задачи работы, ее актуальность и новизна, а также метод исследования. Введение включает в себя также два небольших раздела: 1. Греческий язык и греки Османской империи; 2. Материал работы и обзор научной литературы.

В первом разделе приводится краткая справка о греческом населении Константинополя и распространении греческого языка в пределах Османской империи в XIX в. в до- и послереволюционный период. Послереволюционный период ознаменован борьбой двух центров - Афин и Константинополя - за влияние в

греческом мире и постепенной архаизацией константинопольского языкового варианта.

Второй раздел посвящен более подробному описанию выбранного материала и общему обзору направлений его исследования, которые получили развитие на сегодняшний день. Двуязычные антологии занесены в библиографические списки изданий на турецком языке в греческой графике и рассматриваются в рамках понятия «караманлийской книжности». Основными ее свойствами принято считать просветительский характер караманлийской печати и ее религиозную тематику, Исследования турецких текстов в греческой графике получили два основных направления развития: 1) караманлийский «язык» изучается как единый диалект турецкого языка, сформировавшийся на основе турецкого литературного языка под влиянием интерференции с греческим языком; 2) исследуется происхождение данной группы с устойчивым греческим самосознанием, исповедующей православную веру и говорящей на турецком языке.

В Первой главе диссертационной работы анализируется проблема происхождения двуязычной печати. Предположительно в ее основу легли рукописные фанариотские альбомы, которые приобрели популярность в среде образованных греков в конце XVIII в. Кроме того, рассматриваются основные положения критики двуязычных текстов, распространявшихся в рукописях, а также отличия в бытовании печатной традиции от рукописной.

Печатная двуязычная традиция поэтических сборников, получившая распространение в Константинополе после греческой революции 1821 г., берет свое начало от фанариотской моды на рукописные альбомы «мисмайес», куда часто добавляли тексты на турецком языке в греческой графике. Нет никаких сомнений в том, что песенный репертуар антологий исполнялся в устной форме. Фанариотская поэзия, по всей видимости, была распространена в салонном исполнении, как раз характерном для городской культуры. В путевых заметках западных путешественников сохранилось множество описаний вечеров в богатых фанариотских домах с исполнением подобных песен.

Появление двуязычной печати было также спровоцировано расцветом караманлийской книжности в целом, учреждением караманлийских типографий и поддержкой туркоязычных изданий в греческой графике константинопольским патриархатом. Весь корпус известных двуязычных антологий можно разделить на две основные части: 1) сборники с музыкальным сопровождением для

профессиональных музыкантов, издаваемые псалмопевцами, - элитная книжная традиция, двуязычие которой обусловлено музыкальной спецификой изданий и особым вниманием к османской светской музыке; 2) массовая литература, ориентировавшаяся на широкий круг читателей, куда караманлийская часть добавлялась, скорее, по инерции или по требованию моды.

Музыкальные сборники получили свое распространение в городе на волне моды на османскую светскую музыку и формирования понятия «е£согЕр1кг| цоиа1кт|». Издателями и составителями антологий были греческие псалмопевцы, издания были ориентированы на профессиональную образованную Публику, владеющую двумя языками - греческим и турецким. В репертуар сборников входила, в первую очередь, любовная поэзия, авторы которой в большинстве своем неизвестны. Подобно альбомной традиции, первые печатные двуязычные песенники отличаются анонимностью публикуемого материала. С 1870-х гг. в антологии начинают включать греческие оды, прославляющие султана, патриарха и другие высокопоставленные лица, а также религиозные гимны для исполнения в школах. Авторами этих од зачастую были известные фанариотские поэты, а сами тексты отличаются большим вниманием к форме и красоте стиля.

Немузыкальные антологии продолжают служить изданиями развлекательного характера, правда, в отличие от альбомов мизмайес они предназначены для широкого круга читателей, следовательно, происходит смена аудитории, а данная традиция становится частью массовой литературы. Публикуемые тексты нагружаются всё большим практическим смыслом: часть из них используется в качестве гаданий, другие написаны в форме любовных посланий (иногда в форме акростиха) и предназначены для девушек с модными в тот период именами.

Среди немузыкальных сборников особняком стоят антологии, большую часть которых занимают уличные сатиры, изданные Анастасиосом Пневматикасом. О самом авторе практически ничего неизвестно. Единственное упоминание о нем сохранилось у М. Гедеона, который называет А. Пневматикаса «бродячим поэтом». Время популярности А. Пневматикаса в Константинополе, по сообщению М. Гедеона, приходится на 1858-1865 гг., хотя все дошедшие до нас сборники были изданы несколько раньше. По всей видимости, деятельность А. Пневматикаса сохраняет некоторую связь с балладной традицией, которая адаптируется к иным потребностям городской среды. Издание брошюр с сатирами и уличное исполнение собственных стихов было профессиональной деятельностью поэта, одним из

способов заработка. А. Пневматикас является, пожалуй, наиболее известной фигурой подобного рода в Константинополе во второй половине XIX в., однако на сегодняшний день его произведения остаются практически не исследованными.

Все сборники А. Пневматикаса обладают некоторыми общими характеристиками, прежде всего, такими, как . диалогичность и совмещение литературности и публицистичности при изложении материала. Сборники, по всей видимости, играли роль своеобразной желтой прессы, в которых бывшие литературные образы несчастных влюбленных, жестоких родителей и корыстных гадалок привязывались к конкретным городским персонажам и получали реальные имена. За счет этого романные образы трансформировались и сливались с городской устной традицией. Темы, которые автор затрагивает в своих сатирах, были крайне актуальными в тот период для константинопольского общества и во многом совпадали с важными новыми темами эпохи, так как во второй половине XIX в. серьезные социальные критики обсуждают очень похожий набор тем.

По целому ряду признаков характер рассматриваемой традиции отличается от караманлийских печатных изданий того же временного периода. Аудитория, для которой предназначена данная печатная продукция, - это городское столичное население, которое одинаково владеет и турецким, и греческим языком. Несмотря на то, что некоторые из составителей сборников являются церковными псалмопевцами, большинство изданий, имеет исключительно светское содержание и, более того, пропагандируют османскую светскую музыку. Религиозные гимны, исполняемые в то время в греческих школах, приводятся лишь как редкие примеры полифонии и опять-таки не меняют общей светской ориентации сборников. По сравнению с караманлийскими изданиями внимание к вопросам этнической самоидентификации в предисловиях к антологиям оказывается ослабленным. В определенный момент, в 1870-х гг. даже производится попытка концептуализации двуязычной традиции в рамках идей эллиноосманизма, которая однако не получает распространения в последующих сборниках. В целом, составителям музыкальных антологий не чужда роль просветителей, в то время как для издателей обычных сборников это было, скорее, коммерческое предприятие, так как в середине XIX в. издательское дело в Османской империи уже приносило определенный доход.

И котированные издания, и популярные брошюры имеют явную связь с устной городской культурой: публикуемые в них песни исполнялись в константинопольских салонах, на театральных подмостках или в уличных кофейнях. В частности, культура

кафе-аманов к концу XIX в. получает распространение и в Афинах. Таким образом, составители сборников, очевидно, пользовались и письменными, и устными источниками для пополнения репертуара антологий.

Во Второй главе диссертационной работы анализируется греческий язык рассматриваемой печатной традиции в его трансформации на протяжении XIX в.

Языковой стиль формируется за счет лингвистических особенностей текста: словоупотребления и, в особом контексте эпохи, грамматических штампов используемого языка. В XIX в., до того момента, когда процессы этнической и языковой унификации дают свои результаты, а языковые предпочтения в Греции становятся маркерами политической позиции, различные языковые стили начинают закрепляться за отдельными культурными явлениями.

Благодаря своей сложной структуре, включающей поэтические и прозаические тексты, богатый репертуар от диалектных песен до официальных гимнов султанам и греческим священнослужителям и их фольклорные варианты, предисловия и комментарии составителей, антологии вобрали в себя разнообразный языковой материал, способный составить впечатление о письменных стилях константинопольского варианта греческого языка, которые использовались в XIX в. Язык Константинополя этого периода, по всей видимости, представлял собой языковой континуум со следующими полюсами: разные модели языковой нормы -диалектное влияние - иноязычное влияние. В греческом языке двуязычных антологий были выделены следующие языковые стили: ■

> язык поэтических сатир (письменно-устное бытование),

> ' поэтический «простой» стиль стихотворений из антологий,

> близкий к кафаревусе прозаический «простой» язык,

> близкий к древнегреческому языку архаизированный прозаический стиль, так называемая архаизуса,

> диалекты в народных песнях.

В качестве языка-основы («эталонного» текста) был выбран язык сатир Анастасиоса Пневматикаса. На мой взгляд, именно этот языковой стиль оказывается наиболее близким к константинопольскому разговорному языку эпохи, к чему располагает сам жанр произведений - «сатиры на злобу дня», их повседневная тематика, а также сведения об устном исполнении данных текстов. Об авторе сатир практически ничего неизвестно, но поэтика текстов и их языковое сходство с фанариотской поэзией, позволяет говорить о том, что автор придерживается

фанариотского поэтического языка и манеры письма, хотя и в большой степени их вульгаризирует.

При лингвистическом анализе текста проводилось сопоставление материала со сведениями о современном константинопольском диалекте, известными из немногих профессиональных описаний отдельных его черт,4 а также с моими собственными наблюдениями над речью переселенцев из Константинополя в Афины на основании собранных интервью (2007).

В языке сатир А. Пневматикаса на фонетическом уровне наблюдается довольно последовательное сохранение архаичных фонетических явлений, таких как отсутствие диссимиляции глухих смычных согласных и глухих щелевых согласных в смежной позиции, сохранение сочетания -V0-, -цР- в глаголах с древнегреческим назальным инфиксом, отсутствие афересиса. Вполне вероятно, что многие явления обязаны влиянию орфографической унификации текстов, и в данном случае речь не идет о реальном произношении. Впрочем, следует заметить, что в целом для изданий сатир характерна орфографическая небрежность. Ряд других явлений, напротив, не отличаются регулярностью, так констатируется вариативность в употреблении синизесиса и конечного -v. Систематическое использование конечного -v и отсутствие синизесиса при свободном употреблении иноязычных лексических заимствований считается признаком «полународного» стиля, которым писали люди, принадлежащие к высшим классам константинопольского общества, к примеру, Александрос Маврокордатос.5 С другой стороны, не исключено, что сохранению конечного -v способствует также контактное влияние других диалектов греческого языка. В диалекте острова Хиос, также как и в других диалектах Додеканеса сохраняется конечное -v и прибавляется к глагольным и именным формам. Влияние хиосского диалекта как раз оказывается вполне возможным, так как в XIX в. происходит интенсивная миграция греческого населения острова в Константинополь, в первую очередь, купцов и мореплавателей, которые заселяют греческий район города Татавла. Из других диалектных влияний на уровне фонетики следует отметить употребление форм jiovxat, jiovtociki, которая характеризуется переходом 1x1 в /с/ перед гласной переднего ряда, характерного для хиосского диалекта, добавление или сохранение гласных /а/ и /е/ в начале слова перед согласным, которое в

4

Отдельные сведения о константинопольском диалекте греческого языка содержат работы: Horrocks G. Greek...; Mackridge Р. О лракикб^ бтщотшацб?...; KavrocrorcoOXouN. Г. AidXeKToi kov iSi&jiaTa тт]д N¿05 EUriviKfi;. A6f|va, 1981; Browning R. Medieval and Modern Greek...

5 См. пример текста А. Маврокордатоса в: Хат^бйкч? Г. N. Siivtopoi; unopia щд veoeU,Tiviia|(; уХшаасц. Aeiiva, 1915.

значительной степени свойственно диалектам Додеканеса и частично прослеживается в речи информантов-выходцев из Константинополя.

На морфологическом уровне у имен существительных наблюдается наличие отдельных архаичных грамматических форм, которые не формируют четких тенденций: архаичные формы Nom. Sing., Gen. Sing, от имен существительных древнегреческого третьего склонения, Nom. Plur. на -ai от существительных на -r|ç. Часть из них до сих пор можно заметить в речи константинопольских греков, переехавших в Афины (например, от существительных на —rjç Nom. Plur.: ка0г|ут|га1, Voc. Sing. Ka9t|YT|Tâ, архаичные формы Gen. Sing, от имен существительных). В употреблении падежей также констатируется нерегулярность: в качестве падежа косвенного дополнения используется и винительный (предложный и беспредложный), и родительный падеж. Дательный падеж встречается исключительно в устойчивых выражениях. Данное разнообразие в употреблении падежей косвенного дополнения, по всей видимости, происходит за счет смешения в тексте различных диалектных влияний и не устоявшейся единой системы.

В употреблении энклитических форм личных местоимений также можно выделить несколько тенденций: косвенное дополнение может быть выражено архаичной формой Dat. Sing, (aoi), формой Gen. Sing, (aov) или наиболее частой формой, характерной для константинопольского диалекта Асс. Sing, (as).6 Появление дательного (архаичного) и родительного падежа местоимений в функции косвенного дополнения, скорее, можно считать тенденцией к архаизации и влиянием письменного языка, в то время как формы Асс. Sing, местоимений встречаются с наиболее часто употребляемыми формами глаголов, такими как, например, Ма> 'говорить'. Помимо этого, стоит отметить, что винительный падеж косвенного дополнения, выраженного местоимением, чаще встречается в прямой речи персонажей и диалогах автора со своим другом, поэтому не исключено, что здесь 'А. Пневматикас использует стилистические различия как литературный прием. Сегодня в речи константинопольских греков употребляются обе падежные формы, наблюдается нерегулярное чередование форм винительного и родительного падежей.

Для поэтических отрывков четко устанавливается зависимость грамматической формы глагола от метрической структуры (позиции слова в строке). Данное

К XIX в. завершается разделение греческих диалектов на южные и северные в том, что касается выбора падежа для косвенного дополнения, выраженного энклитической формой личного местоимения. Константинопольский диалект, по данным Дж. Хоррокса, попадает в группу северных диалектов, в которых для выражения косвенного дополнения используется аккузатив.

чередование характерно и для других произведений византийской и ранней новогреческой литературы и вызвано метрическими особенностями поэтического греческого койне.7 В позиции в конце строки (А. Пневматикас часто использует именно глагольные рифмы) и перед цезурой обычно употребляются формы настоящего времени на -ouci от глаголов спряжения на и краткие формы на -ouv от глаголов спряжения на -со, в аористе чередуются формы 3 л. Plur. на -av/avs, в пассивном залоге единственного числа - на -9г]/0т|ке. Однако в отличие от других текстов византийской и новогреческой литературы (любовных романов, Эротокрита) А. Пневматикас отдает явное предпочтение кратким формам, что, по всей видимости, вызвано влиянием общей архаизации языка.

В целом, система прошедших времен, употребляемая в сатирах, кажется весьма упрощенной даже по сравнению с современным греческим языком. Автором активно используются лишь аористные и имперфектные формы. В отдельных случаях употребления имперфекта в сатирах А. Пневматикаса можно увидеть функцию, не выделяемую для новогреческого языка современными грамматиками, однако характерную для древнегреческого имперфекта - Imperfectum de conatu (подобные примеры удалось также найти в речи пожилых информантов). Перфектные формы встречаются в текстах сатир крайне редко, скорее, в виде исключения. При этом стандартных новогреческих форм, образованным при помощи вспомогательного глагола éj¿co и так называемого инфинитива не встречается вовсе. Автор прибегает лишь к употреблению форм со вспомогательным глаголом eíjiou в Praes. Ind. Act. + Part. Perf. Pass. Во всех встретившихся случаях данные формы имеют значение результатива - действия в прошлом, актуального на данный момент, и сочетаются с настоящим временем или с формами повелительного наклонения. Плюсквамперфектные формы используются несколько чаще и образуются по модели ёх<э в Aor. Ind. Act. + inf. Во всех встретившихся случаях данные формы плюсквамперфекта имеют значение явного предшествования, часто это подтверждается лексическими показателями. С другой стороны, форма плюсквамперфекта может образовываться и иным способом: со вспомогательным глаголом sínai в Aor. Ind. Act. + Part. Perf. Pass. Или é%® в Aor. Ind. Act. + Part. Perf. Pass. Однако данные формы часто употребляются, скорее, в перфектном значении результатива, а не со значением предшествования, как предыдущая форма. Кроме

7 См. подробнее: Jeffreys М. J. Н уХ&сса той XpoviKoiS тои Морёш; - ГХйооа цш; TtpocpopiKi);

зсарййоагц;; // Neograeca Medii Aevi. Text und Ausgabe. Akten zum Symposium. Köln, 1986. 139-162.

того, эти формы встречаются исключительно в окружении настоящего времени (не Praesens Historicum, поскольку часто используются лексические показатели, например, тара 'теперь').

Для образования будущего времени используются несколько моделей: 9а, 9е va, BéXa + личная форма глагола, беХш + inf., которые практически не отличаются друг от друга по значению, но, скорее всего, различаются по стилю. Формы модального глагола OéXco со значением желания + смысловой глагол употребляются с частицами va (как в новогреческом языке) или 8ta va, что способствует увеличению количества возможных метрических рисунков данного выражения и гибкости метрической структуры текста.

В прозаическом тексте романа о Мельпомене А. Пневматикас нередко прибегает к конструкции своеобразного «будущего в прошедшем», не употребляемой в стандартном новогреческом языке (димотики). Для выражения данного значения используется конструкция беХсо в Imperf. Ind. Act. + личная форма смыслового глагола в Coni. Можно также заметить некоторую тенденцию формального разделения данных конструкций от обычных форм с модальным глаголом 0¿Xe> в значении «хотеть». Формы «будущего в прошедшем» обычно изменяются по древнегреческому типу Imperf. Ind. Act. nGsAov, в отличие от других, в которых используется современный вариант Imperf./Aor. Ind. Act. f|0sXa. Следовательно, грамматикализуется по преимуществу древний тип имперфекта.

Формы ирреального наклонения встречаются исключительно в прозаическом тексте романа А. Пневматикаса. Для выражения ирреального условия используются конструкции с глаголом 8ё>.ш в Imperf. Ind. Act. + новогреческая так называемая инфинитивная форма. Данная конструкция употребляется обязательно в главном предложение, в то время как в придаточном стоят формы имперфекта изъявительного залога. В функции Potentialis, в первую очередь, встречаются конструкции с глаголом déXa в Imperf. Ind. Act. + личные глагольные формы в Coni. Подобные формы для ирреального и потенциального наклонения распространены также в греческой кафаревусе 1880-х гг., тогда как в других антологиях их встретить не удалось.

В употреблении союзов чертой константинопольского диалекта можно назвать частотное использование союза ояотЗ / 'яои, который вводит довольно широкий спектр придаточных предложений: определительные, временные, дополнительные. Данное явление характерно как для поэтического, так и для прозаического текста. В

новогреческой норме союз 7iou используется довольно редко и вводит исключительно дополнительные придаточные предложения. У пожилых информантов данная особенность сохраняется.

На синтаксическом уровне следует отметить высокую вариативность порядка слов для поэтического текста, тенденцию к контактному расположению NP и дистантному расположению VP, часто спровоцированному подбором глагольной рифмы.

Очевидно, что существуют различия между прозаическим и поэтическим стилем одного и того же автора в области морфологии и синтаксиса, даже несмотря на то, что и роман о Мельпомене, и сатиры рассчитаны одну аудиторию и близки по тематике, то есть исключено действие каких-либо других параметров. Прозаический стиль не допускает вариативности синтетических грамматических форм и сохраняет многочисленные аналитические глагольные формы (будущего времени, сослагательного наклонения). В прозаических текстах преобладает порядок слов SVO (или VO с учетом Pro-Drop), а также инверсия VS, в то время как порядок OV (или варианты SOV и OSV) практически отсутствует. Для обеспечения подвижности внутри жесткой метрической структуры поэтический стиль обладает повышенной вариативностью форм, в прозаическом стиле, напротив, больше заметно влияние языковой нормализации, ориентация на определенные каноны письменного стиля данного периода. С другой стороны, данная свобода поэтического текста ослабляет его возможности по употреблению эмфатического выделения.

В прозаическом тексте романа большинство отклонений от базового порядка слов связано с инверсией VS, к которой автор прибегает довольно часто (в 38,5 % случаев). Варианты VSO и OVS можно охарактеризовать как нарративные стратегии, которыми пользуется автор, по всей видимости, данный порядок должен обеспечивать связность повествования. Об этом свидетельствуют также некоторые лексические показатели: частицы 5£ 'а, же1, Хо\по\ 'итак' и наречие хоте 'тогда'.

В сатирах А. Пневматикаса значительно чаще встречается ситуация (в 76,3 % случаев), когда определение оказывается в препозиции к определяемому слову, притом что определение выражено существительным в родительном падеже. Данный порядок слов для поэтического текста сатир не является маркированным. В целом, в современной норме новогреческого языка этот порядок слов в атрибутивной конструкции употребляется для эмфатического выделения. Кроме того, тенденция к препозиции генетива в поссесивной функции является отличительной чертой

синтаксиса каппадокийского диалекта, сформировавшейся под влиянием турецкого окружения.8 В данном случае можно говорить и о диалектном влиянии, и об аналогичном явлении в языке константинопольских греков. Исходя из общих соображений, оба пути формирования данной языковой особенности вполне возможны. С другой стороны, явно складывается..ряд поэтических штампов, за которые и критиковали эту поэзию современники. Эти фиксированные словосочетания длятся в большинстве своем одно полустишие и имеют стандартную метрическую структуру. Те же штампы А. Пневматикас использует и в прозаическом тексте романа, видимо, этим вызвано довольно большое количество вариантов NgenN в романе (всего 41,6 % случаев).

На лексическом уровне для сатир характерно наличие диалектных заимствований из других диалектов греческого языка, которому способствовала внутренняя иммиграция, в первую очередь, островных диалектов Хиоса, Ионических островов и Додеканеса, а также заимствований из турецкого, французского, итальянского, румынского, албанского и славянских языков, которое оказывается результатом контактных условий формирования константинопольского диалекта и, следовательно, отсутствие тенденций языкового пуризма и языковой нормализации.

Язык сатир А. Пневматикаса в целом можно охарактеризовать как близкий к кафаревусе с довольно большим количеством иноязычных и диалектных заимствований. Соответственно именно такой языковой стиль (поэтический и прозаический) послужил точкой отсчета при описании других стилей греческого языка, появляющихся в двуязычных сборниках.

На основе сопоставления было выделено две тенденции, свойственные для языка предисловий и текстов других двуязычных антологий: архаизация - появление древнегреческих черт ; пуризм,- избавление от иноязычных и диалектных заимствований.

При этом для описываемой традиции архаизация может быть частичной и заключаться в употреблении отдельных архаичных грамматических форм, синтаксических оборотов и лексем (в данном случае византийской музыковедческой терминологии) или полной с планомерным следованием правилам древнегреческой грамматики и использованием древнегреческого лексикона, не фиксируемого словарями современного языка. Частичная архаизация в данном случае подразумевает ориентацию на определенную более раннюю текстовую традицию и

' О синтаксисе в каппадокийском диалекте см. Dawkins R. М. Modern Greek in Asia Minor II The Journal

of Hellenic Studies, 30. 1910. 109-132.

характеризуется нерегулярностью языковых явлений. Перед всеми составителями сборников стояла одна и та же задача презентации собственного материала, соответственно все они находились примерно в одинаковых условиях, в рамках одного жанра. Выбор стиля предисловия для каждого составителя сборника примерно до 1870-х гг. сводился к выбору текста-ориентира, лексического и грамматического языкового кода, актуального для определенной текстовой традиции. Таким образом, архаизация обеспечивала элитарность изданий, ограничивала круг «потребителей» и в то же время помещала антологии в круг византийских музыкальных сочинений, создавая тем самым ощущение принадлежности к другой письменной традиции. При этом, архаичные формы оказываются маркерами данной принадлежности. Частичную архаизацию можно считать результатом определенной инертности всей системы, когда выбор той или иной формы обусловлен ее сложившимся употреблением в тексте-ориентире.

К 1870-х гг. в греческом мире получают распространение новые идеи о непрерывности, целостности греческой нации. Эти идеи неизбежно приводят к языковой архаизации, так как язык оказывается основным доказательством тезиса о непрерывности традиции. Составители антологий заимствуют эту популярную идею и адаптируют ее на османской почве, благодаря чему архаизация греческого языка неожиданным образом используется для легитимизации концепции эллиноосманизма. В данном случае речь идет об идеологической, демонстративной архаизации - усложнении грамматических конструкций при использовании нового лексического кода, актуального для эпохи. Для антологии [МА] можно проследить соотношение выбора конкретной языковой формы с идеями о языке, при этом отдельная (архаичная) грамматическая форма получает дополнительную смысловую нагрузку и используется опять же в функции маркера общей архаизации текста.

Явление языкового пуризма характерно для всех стилей антологий, как прозаического, так и поэтического. При этом «очищение» греческого текста вовсе не противоречит общему двуязычию сборников и публикации дву- или трехъязычных текстов, поскольку двуязычие является своего рода основным образующим признаком для данной печатной традиции. В антологии [МА] оно также включается в общую концепцию автора и получает политический смысл. По всей видимости, для константинопольской элиты второй половины XIX в. многоязычие имело высокий статус. Следует отметить, что для выходцев из Константинополя высокий престиж многоязычие сохраняет вплоть до сегодняшнего дня. В Афинах распространение

двуязычной традиции оказывается не подкрепленным общим билингвизмом носителей и идеологически неоправданным, и, следовательно, с течением времени утрачивается.

В Третьей главе диссертационной работы анализируется двуязычная специфика сборников и явление переключения кодов в поэтическом тексте, для сопоставления привлекаются дополнительные двуязычные образцы греческой народной поэзии.

Среди европейских литературных традиций на нескольких языках рассматриваемые печатные издания представляют уникальное явление двуязычных текстов с высоким статусом. Появлению такого рода поэзии способствовал, с одной стороны, высокий уровень билингвизма греческого населения Константинополя (в первую очередь, городской интеллигенции) в этот период, а с другой, - развитость фанариотской и османской поэзии и некоторое сходство поэтических систем на уровне метрики и символики.

При сопоставлении дву- и трехъязычных текстов печатных антологий с другими известными примерами поэтического смешения или переключения кодов, в первую очередь, из греческой словесности, было выделено три типа переключения кода в поэтическом тексте: (1) эмблематическое переключение кодов - помещение готовых поэтических единиц в текст-матрицу, притом, что первые представляют собой застывшие отрывки текста (рефрены, цитаты и т.п.), в то время как на языке основного текста существует продуктивная поэтическая традиция. Данное переключение кодов чаще всего не предусматривает смешения поэтических систем и сопровождается общей сменой традиции; (2) регулярное переключение кодов между предложениями - смена языкового кода на анжамбмане или цезуре, несущая несомненно эстетический характер. Данное явление свойственно для выработанной

I

для обоих языков единой поэтической системы. При этом регулярная смена кода обеспечивает одинаковый статус обоих языков и ненарушение языковой нормы, благодаря чему не получает обязательного комического эффекта; (3) нерегулярное переключение кодов внутри предложения или смешение кодов - смена языкового кода, не оправданная метрической структурой текста. Именно этот вид переключения кодов принято называть термином «макароническая поэзия», где смешение языков становится смешным за счет нарушения их литературных норм или понижения статуса одного из языков. Макароническая поэзия чаще всего создается в рамках одноязычной литературной традиции и считается периферийным явлением, претендующим на определенную экзотичность.

В Заключении отмечается, что благодаря методу комплексного анализа двуязычная константинопольская печать была рассмотрена, с одной стороны, как уникальное явление литературного двуязычия, не периферийное для греческой городской культуры XIX в., и, с другой, - как репрезентативный источник по исследованию более общих вопросов, касающихся полного лингвистического описания греческого языка, формирования и функционирования кафаревусы, причин и механизмов языковой архаизации, которой греческий язык подвергался на протяжении XIX в. Кроме того, приводятся следующие результаты работы:

1. Константинопольский диалект во многом послужил основой для создания нормы новогреческого языка. На данный момент в стандартном языке можно констатировать повышение статуса древнегреческого языка и возврат к престижности архаических моделей.

2. Прозаические и поэтические тексты в рамках одних и тех же антологий выявляют ряд существенных расхождений на морфологическом, синтаксическом и лексическом языковых уровнях, что позволяет говорить о наличии двух отличающихся друг от друга грамматических систем.

3. Ситуация многоязычия провоцирует возникновение пуристических и архаизирующих тенденций при наличии престижной древней письменной традиции. Это связано с ориентацией на древнегреческий культурный идеал и особыми представлениями о роли древнегреческого языка в национальном становлении.

4. Были выявлены две основные стратегии архаизации: частичная (заимствование отдельных лексем и граммем стилистическое уподобление типологически близким музыкальным трактатам) и полная (намеренная тотальная архаизация на всех уровнях языка). Архаизация традиционно лишь постулируется для греческого языка, в то время как ее проявления до сих пор не рассматривались подробно. Данная тема очень перспективна для дальнейших исследований.

5. На материале интервью с носителями константинопольского диалекта была выявлена лингвистическая специфика их современного языка, а также отношение к языку: представление константинопольского языка как нормы и его одновременная экзотизация.

6. Переключение кодов в поэтическом тексте следует интерпретировать как взаимодействие двух языковых систем и двух поэтических традиций, часто приводящее к их конвергенции.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Федченко В. В. Многоязычные поэтические антологии в Константинополе XIX в. // В поисках «западного» на Балканах. Балканские чтения 8. Предварительные материалы. Москва, Институт славяноведения РАН, 2005. С. 177-180.

2. Федченко В. В. Многоязычие в поэтическом тексте: песни из Каппадокии и Константинополя // Проблемы балканской филологии. Сборник статей. СПб, Наука, 2006. С. 269-282.

3. Федченко В. В. Хорошо говорить по-гречески, или Переезд константинопольских греков в Афины // Известия РГПУ им. Герцена. № 25 (58). Аспирантские тетради. СПб, 2008. С. 313-316.

4. Федченко В. В. Константинопольский диалект греческого языка в сатирах Анастасиоса Пневматикаса // Вестник Санкт-Петербургского университета, серия 9. Вып. 1, ч. II. 2008. С. 234-247.

5. Федченко В. В. Двуязычная константинопольская печать XIX в.: песенные антологии в интерпретации их издателей // Восток и Запад: этническая идентичность и традиционное музыкальное наследие как диалог цивилизаций и культур. Астрахань, 2008. С. 110-115.

6. Федченко В. В. Константинопольские греки в Афинах: восприятие собственного языка // Доклады Российских ученых. X конгресс по изучению стран Юго-Восточной Европы (Париж, 24-26 сентября 2009). СПб, Наука, 2009. С. 326-340.

ОНУТ факультета филологии и искусств СПбГУ

Санкт-Петербург, Университетская наб. 11

Подписано в печать 12.03.2010

Тираж 120 экз. 23

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Федченко, Валентина Владимировна

Введение.

Греческий язык и греки Османской империи.

Дореволюционный период.

Послереволюционный период.

Материал работы и обзор научной литературы.

Глава 1. Рукописные и печатные двуязычные антологии.

1.1. Происхождение антологий.

1.2. Критика фанариотской поэзии.

1.3. Печатные двуязычные поэтические антологии.

1.3.1. Музыкальные антологии. Составители и читатели. Цели издания.

1.3.2. Репертуар музыкальных антологий.

1.3.3. Немузыкальные антологии. Репертуар и цели издания.

1.3.4. Антологии, изданные Анастасиосом Пневматикасом.

Глава 2. Греческий язык печатных антологий.

2.1. Язык сатир А. Пневматикаса.

2.1.1. Фонетические особенности текстов.

2.1.2. Орфографические особенности и ошибки.

2.1.3. Морфология.

2.1.3.1. Артикль.

2.1.3.2. Имя существительное.

2.1.3.3. Местоимения.

2.1.3.4. Глагольная система.

2.1.3.5. Предлоги и союзы.

2.1.4. Синтаксические особенности.

2.1.4.1. Количественные данные.

2.1.4.2. Контактное и дистантное расположение.

2.1.4.3. NP.

2.1.4.4. VO.

2.1.4.5. V + Vinf.

2.1.4.6. Позиция клитик.

2.1.4.7. Черты разговорного языка.

2.1.5. Лексика.

2.1.5.1. Турцизмы.

2.1.5.2. Заимствования из других языков.

2.1.5.3. Диалектизмы и разговорная лексика.

2.1.5.4. Кафаревусная лексика и архаичные формы.

2.1.6. Выводы.

2.2. Поэтический и прозаический «простой» язык. Архаизация 1830-70-х гг.

2.3. Архаизуса в поэзии и прозе. Архаизация после 1870 г.

2.4. Отличительные черты неконстантинопольских антологий.

2.5. Современный константинопольский диалект.

Глава 3. Переключение кодов в поэтических текстах антологий.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Федченко, Валентина Владимировна

Современные грамматики новогреческого языка часто не полностью описывают сложившуюся на данный момент языковую ситуацию, то есть всё многообразие форм, которые используются образованными носителями языка на сегодняшний день в устной и письменной речи. В данном случае я исключаю территориальную и социальную диалектную специфику и говорю лишь о современной языковой норме.1 По всей видимости, трудности в описании современной новогреческой языковой нормы связаны со знаменитой греческой диглоссией, последствия которой ощущаются в языке на данный момент. Стандартизация греческого языка происходила весьма болезненно. Исторические грамматики традиционно описывают процесс формирования современного нормативного языка в XIX-XX вв. в рамках континуума «каваревуса -димотики» - двух противоположных по лингвистическому и идеологическому наполнению культурных тенденций. Следовательно, речь идет о некотором спектре разных языковых вариантов, претендовавших в тот или иной временной период на роль стандартного литературного языка. Известно, что в XX в. выбор языкового стиля зачастую был спровоцирован политической позицией. Вплоть до утверждения димотики в качестве государственного языка Греции кафаревуса служила для выражения консервативных идей правой партии, в то время как «левое» движение требовало языковой демократизации. Это привело к тому, что в 1950-70-х гг. языковой стиль стал четко ассоциироваться с политическими взглядами и служил маркером отдельных групп единомышленников. За счет этого для греческой языковой нормы на данном этапе развития можно констатировать высокий процент языковой (в первую очередь, грамматической и лексической) вариативности.

Язык — это одновременно действие и его продукт, он существует в письменных источниках и в умах носителей и в то же время формируется повседневными практиками. Пересечение лингвистики и политики - очень сложная тема» [Friedman 2007] - таким образом В. Фридман формулирует двойную природу языковых изменений: естественное внутреннее развитие и внешнее влияние языковой политики. Роль внешних факторов в ходе языковых изменений становится очевидной с начала XIX в., когда лингвистические данные, воспринимаемые как объективные, начинают

1 Под языковой нормой греческого 'языка я понимаю национальный язык Греции, использующийся в официальной сфере, обладающий высоким социальным статусом и кодифицированный в соответствующих словарях и грамматиках.

2 См. подробнее, например: [Horrocks 1997; Browning 1969] использоваться в идеологическом контексте и служить аргументами, обосновывающими националистические взгляды. М. Сильверстайн одним из первых обратил внимание зависимость языковых изменений от доминирующей идеологии, распространенных представлений о языке, и продемонстрировал ее на примере английских местоимений thee и thou, вышедших из повседневного употребления [Silverstein 1985]. Известно, что на Балканах роль языка в построение национальной идеологии была весьма значительной: уделялось большое внимание кодификации национального языка и сопутствующей его нормализации. Периодом становления греческого стандартного языка можно считать весь XIX в.

Объектом данного исследования является язык греков Константинополя XIX в. Предмет исследования составляют процессы формирования языка-нормы, культурная интерпретация лингвистических явлений и ее влияние на языковое развитие. Данная проблема представляется актуальной не только в контексте истории греческого языка, но и в рамках общей типологии литературной нормы и социолингвистических исследований по формированию стандартного языка.

Один из вариантов греческого языка, который лег в основу современной языковой нормы, - димотики - был создан на базе двух городских диалектов: константинопольского и афинского. В первой редакции «То ta^!5i цои» Й. Психариса [Psiharis 1888], которая считается образцом димотического текста, можно отметить отдельные тенденции, которые в условиях актуальной языковой нормы принято считать диалектными [Mackridge 1988]. Второе издание [Psiharis 1905] претерпело некоторые изменения, поскольку было отредактировано с учетом афинских языковых особенностей и 'за счет этого более соответствует современным языковым канонам. Примерно до 1880-х гг. XIX в. Константинополь еще сохраняет свое влияние в греческом мире и продолжает в какой-то мере оставаться средоточием греческой культурной жизни, соответственно константинопольский вариант греческого языка претендует на статус нормативного и в большой степени подвергается тенденциям нормализации.

Греческий язык Константинополя формировался в ситуации языковых контактов, как внутриязыковых (с другими греческими диалектами из-за внутренней миграции населения), так и межъязыковых (в первую очередь, с турецким и французским языками). Вследствие этого, исследуя начальный этап формирования нормативного греческого языка, необходимо принимать в расчет многоязычную специфику константинопольской языковой среды. Наиболее ярким проявлением данной языковой ситуации в письменной форме явились двуязычные поэтические антологии, изданные в

Константинополе на протяжении 19 в. В качестве материала работы была выбрана двуязычная печать Константинополя XIX в.: серия песенных антологий, содержащих тексты на двух языках - греческом и турецком в греческой графике. Это необычный пример двуязычной литературной традиции, отражающей наиболее полно ситуацию многоязычия, которая была характерна для греческого сообщества Константинополя в данный период. Наиболее ценным является тот факт, что это единая традиция (как будет продемонстрировано в главе 1), со своими авторами и потребителями, что даег возможность проследить языковые изменения и отношение к языку в едином социокультурном пространстве, порой речь идет даже о стиле одного и того же автора. Антологии - это определенный вид репрезентации сообщества, так как помимо самих текстов они содержат предисловия и комментарии их издателей, то есть содержащийся в них песенный материал проходит стадию отбора и интерпретируется в соответствии с предпочтениями составителей. Можно заранее предполагать, что составители сборников будут уделять особое внимание выбору языкового стиля как при отборе материала и его возможной корректировке, так и при презентации песен читателю. Следовательно, исследуя греческий язык антологий, следует учитывать рефлексию издателей сборников и их вмешательство в формирование языка текстов. Таким образом, целью диссертационного исследования является описать культурно-языковые особенности двуязычных поэтических антологий Константинополя в их изменении на протяжении XIX в. Для сравнения с современной ситуацией в качестве дополнительного материала были привлечены также интервью с выходцами из Константинополя, живущими на сегодняшний день в Афинах, которые были проведены в 2007 г.

В рамках сформулированной цели работы были поставлены следующие задачи:

• дать общую характеристику языковой ситуации в Константинополе в XIX в., используя уникальный двуязычный материал;

• описать бытование двуязычных сборников, их распространение из Константинополя по другим городским центрам Греции и Османской империи, их составителей и читателей и таким образом составить представление об общем социо-культурном контексте распространения данной книжной традиции и выявить предпосылки возникновения двуязычной печатной традиции;

• выбрать «эталонный» текст, который мог бы служить точкой отсчета для выделения таких явлений языковой стандартизации, как архаизация и пуризм, поскольку материал предоставляет возможность пронаблюдать за целым спектром языковых стилей собственно греческого языка, употреблявшихся в Константинополе в XIX в. 6 и сформировавших так называемый константинопольский диалект греческого языка;

• провести лингвистический анализ и сопоставить поэтические и прозаические тексты в рамках одной антологии, продемонстрировать разницу между прозаическим (письменным) и поэтическим (письменно-устным) стилями обсуждаемого временного периода и проанализировать значение зафиксированного выбора языкового стиля (или, точнее: выбора отдельной лексико-грамматической формы);

• проследить зависимость языковой вариативности от идеологических настроений эпохи и конкретного мировоззрения автора;

• рассмотреть вопрос об особенностях функционирования переключения языковых кодов в поэтическом тексте и провести сравнение с подобными явлениями в других культурах, поскольку материал представляет собой многоязычную традицию, включающую тексты на греческом и турецком языке, а также смешанные тексты;

• сопоставить полученные лингвистические данные о константинопольском диалекте XIX в. с современным языком выходцев из Константинополя и выявить его специфику по сравнению с современной нормой новогреческого языка.

Данную двуязычную литературную традицию принято включать в караманлийское3 книжное наследие, которое считается, в первую очередь, ценным источником сведений по турецкой диалектологии. Подробное лингвистическое описание турецких текстов антологий представляет собой диссертация немецкого исследователя М. Капплера [Kappler 2002]. Однако греческая часть сборников до сих пор не заслуживала должного внимания, что связано отчасти с неоднозначным этническим происхождением караманлийцев. Таким образом, новизна данной работы заключается в том, что здесь (1) двуязычная константинопольская печатная традиция рассматривается в греческом культурном контексте, как материал для изучения языка грекоязычного населения Константинополя и стандартного новогреческого языка.

2) анализируются полевые материалы по современному константинопольскому диалекту новогреческого языка и сопоставляются с языковой ситуацией XIX в.,

3) прослеживается зависимость языковой вариативности от идеологических настроений эпохи и конкретного мировоззрения автора на материале языка Константинополя XIX в.

3 Караманлийская книжностьвключает в себя издания на турецком языке в греческой графике. См. подробнее об этом во Введении разделе Материал работы и обзор научной литературы.

В европейских культурах двуязычные литературные традиции зачастую имеют статус периферийных. Однако для греческой литературы разделение на центр и периферию, на мой взгляд, лишено смысла, так как вплоть до XIX в. невозможно говорить о единой центральной словесности и литературной традиции. В частности, это связано с тем, что в период развития новейшей литературы связь между центром Византийской империи и отдельными регионами была ослаблена. Находящиеся во власти венецианцев Крит, позднее Кипр и Ионические острова жили своей собственной жизнью. Греческая литература долгое время представляла собой отдельные, часто диалектные, явления, такие как Критский Ренессанс, кипрская поэзия от анонимного поэта до Д. Липертиса (1866-1937) и В. Михаилидиса (1849-1917), ионическая поэтическая школа и т. п. На наиболее развитых диалектах письменная литература существует до сегодняшнего дня (Кипр, Крит). Многие греческие литераторы XIX-XX вв. вводили в свой стиль диалектные элементы (например, С. Миривилис - диалект о. Лесбос, Н. Казандзакис - критский диалект). Следовательно, особенно важным для греческой филологии остается изучение разных стилей, формирующих язык греческой литературы, которые часто создаются на базе территориальных диалектов. Актуальность диссертационной работы заключается в том, что в ней исследуется языковой стиль двуязычных антологий как язык отдельной литературной традиции, анализируются его свойства как контактного языка, а также учитываются тенденции к архаизации, следовательно, ставится проблема изучения языковой стандартизации в ситуации многоязычия и диалектного многообразия.

К вышеуказанному материалу применяется метод комплексного анализа текстов, включающий в себя анализ культурно-этнографического и социального бытования двуязычной литературной традиции, лингвистический анализ (в первую очередь, морфологический и синтаксический) языка выбранного «эталонного» греческого текста с использованием сравнительно-исторического языковедческого метода. Для изучения языка прологов к сборникам и разбора двуязычных текстов используется метод дискурсного анализа текста, позволяющий сопоставить отдельные языковые формы с контекстом их употребления и сделать более общий вывод о языковых представлениях автора и специфике бытования того или иного языкового стиля, об их соотнесении с определенными социальными практиками.

Прежде чем приступить к рассмотрению двуязычной традиции, необходимо дать краткую справку о греческом населении Константинополя и распространении греческого языка в пределах Османской империи в XIX в. в до- и послереволюционный период (до и после 1821 г.). а также подробнее остановиться на специфике выбранного материала и направлениях его исследования, которые получили развитие на сегодняшний день.

Греческий язык и греки Османской империи

Дореволюционный период

В научной литературе, посвященной истории Османской империи в XIX в., для обозначения данного периода принят термин «самый долгий век империи» [Ortayli 2004], который характеризует переходную эпоху модернизации османского государства от Французской революции до образования Турецкой республики. В греческом мире за этот долгий век происходит ряд чрезвычайно важных перемен. Событием, которое выражает историческое и политическое начало перемен, конечно же, следует считать греческую революцию 1821 г. и образование девять лет спустя национального греческого государства с новым официальным центром - Афинами.4 С этого момента начинается сложный процесс формирования самого понятия греческой нации в рамках национального государства, конструирование его истории и языка. Однако подготовка к подобным изменениям начинается несколько раньше.

Пожалуй, главной характеристикой этого периода является распространение греческих националистических идей, которые, в свою очередь, возникают под влиянием французского Просвещения. Концепция о ведущей роли национального языка как объединяющего фактора сообщества адаптируется на греческой почве. Впрочем, идея объединения нации по языковому признаку и строительства единого языка сразу же сталкивается со следующими основными трудностями:

• Во-первых, на тот период в Османской империи еще действует принцип разделения населения по другому, не языковому, признаку - по религиозной принадлежности, т. е. система миллетов.

• Во-вторых, отсутствует единое как лингвистическое, так и культурное представление о том, что такое греческий язык.

Необходимо подробнее остановиться на обоих пунктах.

Греческий миллет (Millet-i Rum) складывается со времени завоевания османами Константинополя (1454 г.) как форма управления не мусульманами Османской империи. Система миллетов, с одной стороны, должна была формировать и поддерживать религиозные, этнические и языковые границы между разными группами

4 Афины официально становятся столицей Греческой Республики чуть позже - в 1834 г. населения империи [Karpat 1982: 142-143], а с другой стороны, исключала географическое разделение империи на отдельные национальные регионы.

Этническая и языковая гетерогенность досталась Османской империи вместе с завоеванными территориями. Ее наследие — это сложившаяся сложная ситуация с языками, алфавитами и этническими границами народов империи. Греческий алфавит, в частности, использовался в текстах на турецком языке, распространенных среди православных туркофонов Каппадокии и, позднее, Константинополя. Сохранились тексты в греческой графике на армянском языке из православных епархий Никеи, Никомедии и Халкедона, которые бытовали среди армяно-говорящих «греков» [Clogg 1982: 186]. И это лишь некоторые примеры сложных ситуаций смешения графики, языка, этнической и религиозной принадлежности и размытости соответствующих границ между сообществами.

Исходя из этих сведений, можно сделать вывод о некотором несоответствии в употреблении эпитета «греческий» его современному значению. В названии миллета до середины XVIII в. этот термин не имел этнического оттенка [Stoianovich, 1960: 984]. Этническими греками в администрации православного миллета были исключительно высшие круги духовной власти - константинопольский патриархат, в то время как власть на местах оставалась в руках представителей местных общин. Помимо греков в православный миллет входили также болгары, сербы, румыны, албанцы, валахи, молдаване, хорваты, русины, сирийцы и арабы [Karpat 1982: 146]. К началу XIX в. само название «грек» (Rum, Рсоцюс;, Рооцаюс;, 'EWo|vac;) могло быть применено ко всем жителям православного миллета5 и чаще употреблялось для обозначения их социального положения. Так любой образованный человек, живущий на Балканском полуострове и исповедующий православие, мог называть себя греком. Это связано, в первую очередь, с тем, что единственным языком православного образования долгое время оставался только греческий язык. Знание греческого языка часто оказывалось достаточным, для того чтобы «стать греком». К примеру, Даниил Мосховиг в предисловии к своему словарю четырех языков, опубликованному в 1802 г., пишет: «Иноязычные, радуйтесь и готовьтесь все стать греками»6 [цитируется по Clogg 1973:20].

5 Термин православный миллет в узком смысле принято употреблять только для обозначения туркоязычных христиан, см. об этом подробнее гл. 2. Однако здесь и далее я буду использовать этот термин в более широком значении, как синоним понятию греческий миллет.

6 В оригинале цитата выглядит следующим образом: ААЛбуАс0ОСТО1, хар^Тте Ki гто^аабеТте oAoi aaq PcopaToi va ysveIte:.

Роль греческого языка в объединении православного населения Османской империи постепенно растет. Со второй половины XVIII в. происходит так называемая эллинизация греческого миллета, благодаря деятельности патриархата, направленной на введение греческого языка в богослужение и школьное образование. Постепенно греческий язык становится языком церкви, высшего образования и коммерции во всем православном миллете Османской империи [Kitromilidis 1997-1998: 86].

Сильное греческое влияние на остальное православное население Османской империи осуществлялось, в первую очередь, за счет религиозной власти, которая находилась в руках константинопольского патриарха и Святого синода. Однако многие светские националистические идеи конца XVIII в. также ориентировались на греческую культуру. Ригас Велестинлис7 был впоследствии обвинен в шовинизме за то, что в будущем проекте многонациональной республики, по образцу Византийской империи, предложил греческий в качестве государственного языка [Clogg 1982: 188]. Впрочем, в данном случае речь идет опять-таки о доминировании греческой культуры, в то время как вопрос об этнических различиях внутри миллета не затрагивается.

В подъеме греческого национального движения ключевую роль сыграла городская элита как альтернатива церковной власти константинопольского патриархата. Согласно представлениям светской интеллигенции религия перестает служить объединяющим фактором сообщества, ей на смену приходят языковые и этнические признаки выделения группы. Как уже было упомянуто ранее, идея о создании единого национального языка приобретает значительную популярность в этот период. Впрочем, все теоретические «модели» греческого языка сталкиваются с серьезными трудностями из-за значительного географического разброса и социальной дифференциации греческого населения Османской империи, а соответственно большого разнообразия языковых вариантов.

К концу 18- началу 19 вв. немногие греки понимали язык Священного Писания, что могло быть вызвано двумя причинами: 1) небольшая часть османского православного населения вовсе не владела греческим языком и как в устной речи, так и

7 Ригас Велсстиплнс. Ригас Консчандинос Фереос (ок. 1757-1798), греческий революционер-демократ, поэт. Родился в Фессалии, около 1774 г. переехал в Стамбул, затем жил в княжествах Молдавии и Валахии. Развивал идеи равноправия христиан с мусульманами в Османской империи, равенства всех балканских народов, разрабатывал план создания на Балканском полуострове и в Малой Азии унитарного демократического государства («Греческой республики») по образцу революционной Французской республики. В 1796—97 гг. основал в Вене тайное революционное общество («'Этерия» Ригаса Велестинлиса). однако вскоре был схвачен и казнен османскими властями. в письменной использовала османский турецкий язык; 2) часть жителей империи не были достаточно образованы, чтобы понимать далекий от разговорного языка того времени стиль Евангелия. Сохранилось довольно много упоминаний об этом факте, даже в поэтических сборниках. Приведу, к примеру, турецкие строки одного анонимного поэта, песня которого включена в антологию «AuxPoA,s|j.svo<; epcoxaq» [DE]: (1) Y(ma%r\v aaxsp Pcuccivte oxopjj.o'uq ivt^IX. окотЗр, Псу otiA/csv ayvajiajj. aavu(J.ki тгоиАжпЗХ аакл'р [DE 15].8 'В утренних сумерках я сидел и читал Евангелие, Я этот язык не понимаю. Мне показалось, что соловей поет'

После чего поэт вспоминает свою возлюбленную, и начинается лирическая часть стихотворения. Приведенная цитата написана на турецком языке в греческой графике, о подобного рода текстах речь пойдет ниже.

К описываемому периоду уже сформировались основные диалекты новогреческого языка, которые использовались по преимуществу в провинции. В Константинополе и крупных торговых городах на Пелопоннесе в дореволюционный период устным языком служил общий вариант разговорного языка со сглаженными диалектными различиями.

Элементы классического древнегреческого языка сохраняются только в письменной речи константинопольских аристократов, церковного и светского высшего общества. При этом официальные документы к этому времени составляются на письменном койне, которое отличается существенно более простым грамматическим строем и постепенно замещает высокий стиль, близкий к древнегреческому языку [Horrocks 2006: 585].

Школьное образование продолжало оставаться крайне консервативным. В рассматриваемый период изучение древнегреческого языка составляло одну из основных задач школьного образования греков Османской империи. Греческие школы, по византийскому образцу, делились на общие школы начального образования и школы второй ступени (a^o^sia xcov еукикАлюу ураццатсоу) — система, сохранившаяся вплоть до создания греческого государства. Первая образовательная ступень включала в себя изучение Псалтыри и некоторых других богослужебных текстов, в то время как в школах второй ступени предпочтение отдавалось разбору древнегреческой поэзии и

8 В латинской графике данная фраза выглядит следующим образом: Sabahin saher vaktinde oturmu? incil okur,

Ben о dilden agnamam sandim ki bulbul $akir [Kappler 2002: 643]. риторики [Simeionidis 1999: 185]. Таким образом, в качестве письменной нормы греческого языка империи пропагандировался весьма архаичный языковой вариант.

С другой стороны, среди греческой элиты с конца XVIII в. были в достаточной степени распространены турецкий, арабский и персидский языки. Фанариот Димитрис Катардзис ' писал о том, что греки, находясь под большим влиянием турецкой словесности, в этот период с удовольствием учат «официальные» языки Османской империи. Греки начинают писать стихи по-турецки, по-персидски или по-арабски в подражание османским поэтам Эпохи Тюльпанов и более позднего периода. Они осуществляли также множество переводов на турецкий язык европейских философских и исторических сочинений, литературных произведений [Vranoussis 1977: 139-141].9

Таким образом, в письменном греческом языке известных фанариотов неизбежно проявляется контактное влияние османского турецкого языка, выраженное, в первую очередь, в большом количестве заимствований как в текстах официальных документов [см. пример статьи А. Маврокордатоса в Horrocks 2006: 587-588], так и в поэтическом стиле.

Мода на изучение европейских языков способствует проникновению в греческий язык (в особенности, в городской язык Константинополя и Смирны) также итальянских и французских заимствований. Однако уже в XVIII в. со стороны греческой элиты предпринимаются попытки по очистке языка от иностранных заимствований. Пуристические тенденции заметны лишь в стиле отдельных авторов, притом что в целом подобные идеи еще не пропагандируются в сообществе.

Более настойчивое языковое строительство начинается в конце XVIII в. под влиянием получающих всё большее распространение просветительских идей. В дореволюционный период до 1821 г. проблема национального языка обсуждается исключительно в кругах константинопольской элиты, озабоченной выбором языка образования будущей греческой нации. Формулируются три потенциальных пути развития языка, направленные, в первую очередь, на ликвидацию диглоссии, которая до этого время была неотъемлемой частью греческой словесности:

1) архаизация языка - выбор в качестве общего языка так называемого apxcu^ouaa уХбнзаа 'архаичного языка',

2) введение разговорного языка в письменную речь - бгцлотпа^оша уХюстаа 'народный язык',

В общую обязательную программу школьного образования турецкий язык входит только с 1894 г.

3) создание усредненного языкового варианта, предложенного фанариотом Адамантиосом Кораисом (1748-1833), так называемой «jj,sar| обос» 'средний путь'.

Послереволюционный период

Греческая революция приносит существенные изменения в ход языковых споров. С этого времени греческий мир приобретает два политических центра, между которыми неизбежно возникает противостояние — новая столица национального государства Афины и столица Византийской империи (именно так город воспринимается греками к началу XIX в.) Константинополь.

За неимением другого термина, мне приходится употреблять здесь словосочетание «греческий мир». Применительно к Афинам второй половины XIX в. этот термин действительно адекватен, так как речь идет о национальном строительстве и появлении определенного набора этноцентрических мифов, которые принято называть «Великой Идеей» (MsydA,r| i8sa). В рамках этой концепции в новообразованном государстве будет сформировано понятие «аАлЗтрсотос; EXX,r|via(i6c» 'не спасенное греческое население', применявшееся для обозначения греков Османской империи и емко отражающее, с одной стороны, неделимость греческой нации, а с другой, - само наличие данной проблемы границы, разделенности надвое. В данном случае очень важно, что для обозначения османских греков используется термин «ЕМоууюцод» 'греческий мир, греческое население', который полностью утверждается как самоназвание только после 1830 г., в то время как греческое население османской империи (и даже не только греческое, но и все православное население, входившее в Миллет-и Рум) всегда называло себя ромеями, т. е. Рсоцкп или Rumlar.10 Обозначение «EHriviapoq» автоматически включает греков Османской империи в ведение нового

Константинопольские греки, живущие на сегодняшний день в Афинах, продолжают называть себя Рмцю1/Р(йцг|о( 'ромеи', при этом они нередко поправляли меня в том случае, если я называла их термином «'EWi.r|V£9> 'эллины, греки'. Впрочем, такое внимание к самоназванию - это результат уже последующих событий XX в., их переезда в Афины и общего стремления к обособленности группы. О выборе греческого самоназвания и перипетиях, с ним связанных, см. [Herzfeld 2002: 46 и сл.].

В целом, значение древнего термина Рюцю! претерпело большие изменения за последние два века. Обозначавший когда-то все православное население Османской империи, теперь он применяется только к константинопольским грекам, живущим или сравнительно недавно покинувшим Стамбул.

В XIX в. как альтернатива к термину появляется также наименование Грецкое, которое иногда используется в документах патриархата.

Греческого государства как принадлежащих к единому греческому этносу. С другой стороны, эпитет «аАдЗтрштод» 'не спасенный' формулирует известное разделение на «свободных» и «порабощенных», выражая тем самым определенную модель исторической действительности, которая формируется после Греческой революции.

В греческой словесности разделение на два центра происходит весьма постепенно. На период середины XIX в. практически все греческие писатели, живущие на территории Греции, являются переселенцами из Малой Азии или Константинополя.11 В большинстве своем они происходят из фанариотских семей. В исследованиях, посвященных греческой литературе этого периода, всех литераторов принято причислять к афинской школе, вне зависимости от их происхождения, и объединять под общим термином «греческий романтизм».

С момента образования Греческого государства неизбежно происходит утверждение греческого языка как государственного, за счет чего он оказывается привязанным к определенной территории. Примерно на 60 лет (1821-1880) споры о греческом языке уходят на второй план, так как государство на первом этапе своего развития сталкивается с другими более серьезными проблемами. Новым этапом языковых споров принято считать 1888 г., когда формально появляется известная оппозиция «кафаревуса - димотики» и публикуется первый манифест «народного» греческого языка Й. Психариса «То ха^гбг цои» [Psihari 1888, 1905]. Независимая от константинопольской, новая литературная традиция созревает к 1880-м гг., и в это же время появляются первые работы по греческой филологии и этнографии. ,

Со вторым претендентом на власть над греческим миром-Константинопольским патриархатом - дело обстоит несколько сложнее. Константинопольскому патриархату как институту, возникшему и развивавшемуся в контексте многоязычных и поликультурных империй (Византийской и Османской), не могла быть свойственна национальная идеология. Принципом объединения сообщества для населения Османской империи служила принадлежность к единой конфессии, которая лежит также в основе системы мгшлета. Поэтому, говоря о претензиях Константинополя на роль политического центра, нужно иметь в виду более широкую аудиторию, нежели только греческий мир, и совсем другой принцип определения границ сообщества.

Первым автором, родившимся на территории нового греческого государства, принято считать Димостениса Валаваниса (1824-1854) [Politis 2003: 177].

Таким образом, неизбежное после образования греческого государства противостояние двух политических центров оказывается не только борьбой за власть в конкретном сообществе, но и своеобразным соревнованием двух разных идеологических концепций — имперской и националистической, из которых победителем, конечно же, окажется последняя. Важную роль в этом соревновании сыграют общие тенденции к секуляризации в Османской империи и формирование национальных церквей, из-за чего сама идея экуменизма потеряет смысл. Последние попытки патриархата удержать власть над греческим сообществом отразятся в создании другой, светской константинопольской идеологии, претендующей на объединение только греческого населения Османской империи. Впрочем, они также не принесут желаемых результатов.

Модернизация Османской империи находит свое воплощение в реформах

Танзимата, которые затронули, в первую очередь, немусульманское население империи. Построение идеологии османизма (osmanhlik) способствует политическому осмыслению позиции православных сообществ в мусульманском государстве: в Хатт-и 1 ^

Хумаюн ~ в 1856 г. впервые законодательно оформляется понятие греческого миллета, и константинопольский патриархат становится органом официальной власти над немусульманским османским населением [Anagnostopoulou 1997: 278]. За счет этого все не мусульмане, живущие на территории Османской империи, включаются в общую идеологическую концепцию государства. Следовательно, османское греческое общество создает свое официальное идейное оформление сложившейся ситуации, которое получило название E>^r|voo0w(j.avi.ap,6<; 'эллино-османизм, греческий османизм' [Anagnostopoulou 1997: 303]. Он представляет собой весьма запутанную политическую и культурную конструкцию, посредством которой, однако, можно понять и интерпретировать многие общественные явления этого периода.

Греческая революция 1821 года привела также к существенным изменениям на других уровнях. Экономические факторы провоцируют перестройку системы социальной стратификации населения Константинополя и других крупных городов

Хатт-и Хумаюн (Hatt-i Humayun) - султанский указ 1856 г., второго периода Танзимата, документ, сыгравший важнейшую роль в судьбе немусульман Османской империи XIX в. Помимо подтверждения основного пункта первого указа Танзимата Гюльханейского Хатт-и Шерифа (Hatt-i $erif, 1839) об обеспечении безопасности жизни, имущества и чести всех подданных и об их равенстве перед законом без различий религии и национальности, указ декларировал допуск немусульман к государственной и военной службе, обещал равное налогообложение и постепенную отмену откупной системы. империи. Фанариотские аристократические семьи в большинстве своем покидают город сразу после революции, отправляясь в Европу или в новообразованную Грецию, а на смену им приходят «новые фанариоты» - недавно разбогатевшие греческие торговцы, так называемые «банкиры из Галаты». В связи с этим территориально меняется центр греческой культуры Константинополя. Район Фанари «представляет теперь одни грустные воспоминания», по словам дипломата К. М. Базили [Базили 1835: 152], посетившего Стамбул в 1835 г. С середины века Фанари постепенно заселяется выходцами из Малой Азии, в первую очередь, из Каппадокии, а оживленный центр «греческого» Константинополя перемещается на улицу Пера, в европеизированные кварталы города. Соответственно появляются новые культурные ориентиры, связанные с требованиями эпохи. Как новая группа, находящаяся в социально сильной позиции, средний класс городского населения Константинополя постепенно становится носителем и распространителем новой идеологии. В целом, ко второй половине XIX в. греки восстанавливают свое политическое и экономическое положение в империи.

По данным исследователя XIX в. Абдолонима Убичини [Ubichini 1856: 125 и сл.], греческий миллет в это время был разделен на две основные партии. К первой принадлежали высшие слои духовенства, богатые купцы, государственные чиновники, деятельность которых была направлена на эллинизацию Османской империи. Вторая партия, напротив, ориентировалась на политику греческого государства, направленную на «возвращение не спасенного греческого населения» и включение соответствующих территорий Османской империи в Греческую республику. Последняя постепенно приобретала всё большее влияние в греческом обществе Стамбула. Подобные идеи обсуждаются в стамбульских литературных салонах и учебных заведениях. В 1866 г. известный турецкий писатель и политический деятель Намык Кемаль (1840-1888) указывает на «дерзость местных греков, которые распевают в своих кофейнях песни об уничтожении турок» [цитируется по Clogg 1982: 198].

Строительство греческой нации и осмысление ее истории влекло за собой формирование соответствующей языковой политики. Во второй половине XIX в. роль распространителей греческого языка и образования в греческом миллете берут на себя так называемые общества (X/uAloyoi). В качестве языка образования и администрации избирается вариант греческого языка, формально восходящий к «среднему» языковому стилю, который был предложен А. Кораисом. Данный вариант языка получил название кафаревуса (кабарегюиаа). Однако стремления к созданию единой греческой нации, к доказательству ее единства и чистоты, а следовательно, непрерывности греческой истории на протяжении почти 3000 лет неизбежно приводили к постепенной архаизации греческого языка. В своем сочинении «Новая школа письменного слова» (Nea Sx,oXf| тог> ypacpopevou Хоуои) с подзаголовком «Воскресение древнегреческого языка, к которому все стремятся» (Avaoxaaig тгц; apxaiaq sXXr|viKfi<; yXmaaric ewooujisvriq юто uavxcov), опубликованном в 1853 г. П. Сутсос объявляет основной задачей языковой политики очищение языка от «варваризмов», в первую очередь, от турецких и итальянских заимствований. Избавление от иноязычных элементов сопровождается также изменением топонимов. В школьном образовании предписывается использовать языковой вариант, который в этот период называется древнегреческим языком, согласно одному из школьных учебников (1856 г.): «Грамматикой греческого языка считается грамматика древнего языка и только»13.

Помимо стремления к архаизации и пуризма среди языковых вопросов, которые активно обсуждаются в Константинополе в середине XIX в., стоит отметить попытку осмысления греческого языка как одного из языков многонациональной империи, совмещения имперских и националистических идей. Речь идет о гораздо менее изученной и популярной, периферийной части языкового диспута, распространенной только среди греческого населения Османской империи. Авторы и составители двуязычных поэтических сборников, о которых речь пойдет ниже, так или иначе рефлексируют на данную тему. Впрочем, их рефлексия не всегда оказывается выраженной эксплицитно. Очевиден лишь тот факт, что на протяжении 80 лет в рамках одной издательской традиции происходят существенные языковые изменения, спровоцированные не столько естественным развитием греческого языка, сколько резкой сменой эталона письменного стиля и внешними «искусственными» тенденциями.

Материал работы и обзор научной литературы

В период с 1830 по 1908 гг. в крупных городах Османской империи и освобожденной Греции публикуется ряд двуязычных поэтических сборников. Их выпускают издательства в Константинополе, Смирне, Навплионе, Афинах и Патрах. Речь идет о поэтических антологиях, издававшихся сравнительно небольшими тиражами и содержащих песни на греческом и турецком языках. Количество подобных изданий, сохранившихся до сегодняшнего дня и доступных в библиотечных фондах,

Граррапкг) Tfjq eAAnviKfjq участие; орфта! г) Tfjq apxaiaq ка! povrj. довольно ограничено, хотя есть данные о том, что в XIX в. подобного рода сочинения издавались практически еженедельно. Впрочем, такая судьба часто постигает очень популярные издания - печатную продукцию «на злобу дня».

Дата выпуска последней антологии в Афинах, 1908 год, совпадает с датой государственного переворота в Османской империи, когда Турция официально заявляет о себе как о национальном государстве. После 1919 года, когда происходит так называемая малоазийская катастрофа — термин, принятый в греческой историографии, Греция и Турция принимают соглашение об обмене населением, и Константинополь окончательно отступает перед Афинами в борьбе за роль центра греческой культуры. На территории Турции из греческого населения остаются только жители Константинополя, и начинается длительная история их постепенного выселения. Таким образом, период издания антологий как раз совпадает с рамками вышеописанного исторического периода от образования греческого государства до распада Османской империи.

Основным материалом для моего исследования послужили следующие поэтические сборники, сохранившиеся в библиотеке Центра изучения Малой Азии и в Библиотеке Геннадион в Афинах:

BipAoq KaAoujjevri Еитёрпп.14 KcovoTavTivounoAq, 1830. 'книга, называемая Евтерпой. Константинополь1 (Tsv.15, М 91.2) [EY] rnus,

Н nav5cbpa. KcjOVOTavTlVOunoAri, 1843. 'Пандора. Константинополь' (rev., М 91.22) [PA] mus,

Eppnvsia Tfjq E^coTEpiKfjc; pouaiKrjq. 'Ev KcovcrravTivounoAei, 1843. 'Объяснение светской музыки. Константинополь' (CUL16) [ЕЕ] mus,

Appovia пто1 £AAr|viKa ка) тоирюка аарата. KcovoTavTivounoAn, 1848. 'Гармония, или греческие и турецкие песни. Константинополь' (Гву., М 87.3) [AR] mus,

Kl8apa. 'Ev KcuvcrravTIVOUnoAEi, 1848. 'Гитара. Константинополь' (KMI17, Balta 26) [KI] mus,

Здесь я привожу лишь краткое название антологий без указания содержания, составителей и издательства, которым будет уделено особое внимание ниже. См. также список полных названий сборников в разделе Библиография.

15 Библиотека Геннадион в Афинах.

16 Библиотека Университета Кипра.

17 Библиотека Центра изучения Малой Азии.

H cbpaia M£Ano|j£vr|. 'Ev KcovcrravTivounoAEi, 1849. 'Прекрасная Мельпомена. Константинополь' (KMX, Balta 27) [ОМ],

H пхш trjc; KcovoTavTivounoAecoq. 'Ev KcovcrravTivourioAEi, 1853. 'Эхо Константинополя. Константинополь' (KMZ, Balta 30) [HK],

0 BouAYapocpavapidyrric;. 'Ev KcovoTavTivounoAsi, 1853. 'Вулгарофанариотис. Константинополь' (KMX, Balta 32) [BF],

H т£рф1Хорп n anav0io|ja aafjaTcuv. 'Ev ABnvaiq, 1853. 'Терпсихора, или антология песен. Афины' (Lev., MGL 548 В) [ТЕ],

Anav8ia|ja п УЕбфоиси ракарат. 'Ev KoovoTavTivounoAEi, 1856. 'Антология или сборник макамов' (KMS, Balta 31) [АР] mus,

KaAAi(p&voq aeipnv. 'Ev KcovaTavTlvounoAEi, 1859. 'Сладкогласная Сирена. Константинополь' (KMS, DS 171) [KS I] mus,

AiapoAspevoq Epayraq . 'Ev KcovcnavTivounoAEi, 1866. 'Лживая любовь' (KME) [DE],

H АЁарЮ lanqxb. A0r|vr|cnv, 1870. 'Сапфо с Лесбоса. Афины' <Tsv., М 82) [LS] mus,

Mouqikov Anav9iapa (р£бфоий| рака|ют). 'Ev KcovcrravTivounoAEi, 1872. 'Музыкальная антология (сборник макамов)' (KMZ, DS 178) [МА] mus,

Н VEa nu8ia. 'Ev Патрак;, 1879. 'Новая Пифия. Патры' (rev., MGL 932.2) [NP I],

Ме0о5|кп 6i5aaKaAia. ©Ешргупкг) те ка! пракпкг). KwvaTavnvounoAn, 1881. 'Методическое обучение. Теоретическое и практическое. Константинополь'. (CUL) [MD] mus,

Та трауоибю тои хорои. 'Ev AGnvaiq, 1881. 'Песни для танцев. Афины' (rev, MGL 932.2) [ТН],

Хоротрауоибю. Ev Патрак;, 1881. 'Песни для танцев. Патры' (Tsv., MGL 932.2) [НТ],

Та апотеЛёсграта тои аиррои ка! тои KpivoAivou. 'Ev Патрак;, 1882.

До чего доводит мода и кринолин. Патры' (rev., MGL 932.2) [AS],

Н VEa nuSia (бЕитЁрп ёкбоаг)). 'Ev naTpaiq, 1882. 'Новая Пифия (второе издание). Патры' (rev., MGL 932.2) [NP И],

О OKav6aA(b6r|q Ерсос;. 'Ev Патрак;, 1882. 'Скандальная любовь. Патры' (rev., MGL 932.2) [SE],

KaAAicp&voc; creipnv (беитёрп екбоап). 'Ev KcovcrravTivounoAEi, 1888.

Сладкогласная Сирена (второе издание). Константинополь' (КМЕ, DS 171) [KS II] mus,

Aaiaq Лира. 'Ev ABnvaic;, 1908. 'Лира Азии. Афины' (KMX, Balta 35) [АА] mus.

Таким образом, временные рамки моего исследования оказываются ограничены, в первую очередь, теми датами, которые диктует сам рассматриваемый материал: первая поэтическая антология данной традиции выходит в Константинополе в 1830 г., а последняя - в Афинах в 1908 г. Обе даты совпадают с историческими событиями, свидетельствующими о кардинальных переменах в развитии османского общества и судьбе греческого населения, жившего на территории империи.

Основным источником, которые были пользованы при подборе материала, были библиографические перечни турецких изданий в греческой графике "Karamanlidika" [Balta 1987а, 1987b, 1990/91, 1997; Salaville 1958, 1966, 1974]. По этим данным, мне удалось также найти сведения о других сохранившихся печатных поэтических антологиях, которые оказались мне недоступны по разным причинам:

EuavGia rjTOi vea астрата Грёкжа 'Обсорсмка ко) MavE6eq, ёкбо0ё\/та 6ia 6anavr)c; В. TeAoijgovoc;. Про<; тёрцлу tcov ёрсотеирёусоу №cov ка! Neavi5cov. 'Ev KcovaravTivounoAEl, 1853 'Эвансия, или новые песни греческие, османские и амане, изданные на расход В. Теламона. На радость влюбленным юношам и девушкам. Константинополь' (Библиотека Джем Бехар, Стамбул) [ЕА].

I~£vi ZapKii, ёк5о0ё\л"а ипо Фсотюи ПаппабопоиАои Ааисмстё, 1876 'Новая песня, изданная Фотиосом Пападопулосом' (Библиотека Тургут Кут, Стамбул) [GS].

О 5ia|3oA£|j£voc; ёрсотас; htoi vёa астрата ёршика, nsp^xcov та ёкАектсотЕра трауоибю npoq бюокёбаст^ tcov vёa)v ка) veavi6cov. 'Ev KcovcrravTivounoAei, 1866.

Обманутая любовь, или новые любовные песни. Содержит отборнейшие песни. Для развлечения юношам и девушкам. Константинополь' (Библиотека Кирилла и Мефодия, София) [DE].

Ыёа ёрОУПКа аарата. Ipupvr|. 'Новые любовные песни. Смирна' (Библиотека Eaxia Neaq Eji-upvriq,18 Афины) [NA].

Все имеющиеся в моем распоряжении сведения о последних четырех антологиях ограничиваются лишь описаниями, приведенными исследователями в их

По всей видимости, данные библиографические указания устарели, поскольку этот сборник в каталогах библиотеки Eaxia Nsaq Z^upvr]q отсутствует. библиографических обзорах [Balta 1997; Salaville 1974], поэтому будут даны лышь косвенные ссылки на эти издания.

Константинопольские поэтические антологии изначально причислялись к караманлийской книжной традиции и поэтому попали в списки так называемых караманлийских книг, то есть книг, написанных на турецком языке в греческой графике. Поэтому необходимо сначала обратиться к термину «караманлы» и привести небольшой обзор традиции изучения караманлийской книжности.

Сам термин «караманлы, караманлийский» (тур. karamanli, греч. KapajiavXiScq/Kapa^avA^Sc^, франц. karamanlis, нем. Karamanliden) происходит от названия одного из эмиратов Малой Азии - Караман19. Карамаилийцами изначально называли жителей области Караман без различения их религии, языка и этнической принадлежности. Впоследствии термин закрепился только за так называемыми «христианами Востока» - тюркоязычным православным населением Каппадокии [Balta 1997-1998: 129], по отношению к которым также употребляется понятие «православный миллет» (Ortodoks milleti), в отличие от термина «греческий миллет» (milleti Rum), объединявшего все православное население Османской империи [Clogg 1982: 201]. Тем самым все население Каппадокии было терминологически поделено на туркофонов и грекофонов. Согласно статистике, подготовленной Центром изучения Малоазийских Греков в Афинах, до 1922 г. в Каппадокии находилось 32 поселения с грекоязычным населением и 49 поселений, где проживали греки-туркофоны.

В научной литературе термином «караманлийская книжность» называются все немусульманские печатные традиции империи на турецком языке в неосманской графике. Помимо наиболее известной греческой печати для передачи турецкого языка использовались также кириллический (болгарская традиция), армянский, грузинский, латинский алфавиты.

Нельзя сказать, что корпус известных на сегодняшний день караманлийских текстов на турецком языке в греческой графике описан и изучен в достаточной степени. Попытка систематизации имеющихся сведений о караманлийской книжности была предпринята исследователями С. Салавий, Е. Далледжо и Е. Балта. Однако корпус источников постоянно пополняется изданиями из частных коллекций, что существенно

19 Само название «Караман» восходит к эпохе до образования Османской империи. Так назывался один из турецких эмиратов со столицей в городе Кония, существовавший как раз на территории Каппадокии и сформировавшийся вокруг византийского города Ларанда, который в 1256 г. был переименован в Караман в честь турецкого эмира Караманоглу Мехмет Бея. усложняет работу исследователей. Различные сочинения на турецком языке в греческой графике можно купить на книжных аукционах в Турции [Ozdemir 2006: 6] или обнаружить в семейной библиотеке константинопольских греков, переехавших во второй половине XX в. в Афины [Полевой дневник 2007].

Приведенные выше библиографические списки содержат краткую информацию о всех известных караманлийских изданиях (название, год и место издания, краткое содержание, язык публикации), в них перечислены все книги, полностью или частично написанные на турецком языке в греческой графике. Критерием отбора изданий в данном случае служит язык и графика, при этом не дается какого-либо дополнительного осмысления термина «караманлийский».

Ранние работы по данной тематике носят, скорее, ознакомительный характер [Pamboukis 1961, Simonescu 1970] Позднее формируется два основных направления работы с материалом. Турецким текстам в греческой графике посвящен ряд лингвистических исследований. Использование иноязычной графической системы вместо консервативной османской орфографии обеспечивает отражение диалектных, в первую очередь, фонетических особенностей в письменном тексте.^ Фонологии караманлийских текстов посвящена диссертация М.Миллера [Miller 1974]. Фонетическое описание турецких текстов в кириллической графике приводится в работах II. Дмитриева и Г. Хазай [Дмитриев 1928/30, Hazai 1960].

Постепенно формируется представление о караманлийском «языке» как о едином диалекте турецкого языка, сформировавшемся на основе турецкого литературного языка под влиянием интерференции с греческим языком. Сравнительно недавно (в 2002 г.) была опубликована диссертация М. Капплера, представляющая собой подробный разбор языка турецких текстов рассматриваемых мной антологий, с их языковыми особенностями и метрикой, а также последующей общей характеристикой карамалийского диалекта турецкого языка [Kappler 2002].

Подобным же образом распространение арабской графики сыграло важную роль в изучении белорусского, албанского, сербо-хорватского и др. языков (белорусские кыичакско-татарскпе рукописи, литература Альхамийадо на испанском, сербохорватском, албанском и т. д.). См. обзорные работы: Иванов 2004, соответствующая глава в Куделин 2003, Hegyi 1979, Lehfeldt 1968, Hetzer 1985 и т.д. Еврейские языки также используются в качестве источника для изучения их языка-основы.

Для всех упомянутых традиций важна была связь между графикой и религиозной принадлежностью сообщества, что действительно и для караманлийцев. Данный факт обуславливает также религиозную тематику литературы.

Второй круг проблем, изучаемых на материале караманлийской литературы, порожден самим появлением группы с устойчивым греческим самосознанием, исповедующей православную веру и говорящей на турецком языке. Караманлийцы становятся объектом манипуляций греческих и турецких националистически настроенных исследователей. Со второй половины XIX в. в греческой литературе караманлийцы представляются как неспасенное греческое население Малой Азии, утратившее свой язык, но сохранившее православие. Существует несколько ранних описаний греческих сел Каппадокии, в которых особое внимание уделяется сохранению греческого языка и распространению турецкого среди населения области [Dawkins 1910, Rizou 1856, Levidis конец XIX в.]. Некоторое обобщение и анализ данных путевых заметок о Каппадокии представляет собой работа И. Анагностакиса и Е. Балта [Anagnostakis, Balta 1994], которая отличается существенно большей объективностью.

В греческой научной литературе приводятся различные версии рассказа о том, каким образом произошел переход греков с греческого языка на турецкий, в том числе, отсылки к указу 1277 года визиря эмирата Караман, Мехмета, запрещающем употребление в общественных местах любого другого языка, кроме турецкого [Iordanoglou 1981: 64]. Таким образом, появляется ряд научных мифов, призванных объяснить пресловутое несоответствие языка и религиозной принадлежности.

На основе сохранившихся письменных и печатных источников в греческой библиографии исследуются также механизмы этнической самоидентификации сообщества караманлийцев. Интересный материал по этому вопросу предоставляют, в первую очередь, прологи к греческим изданиям в турецкой графике [Balta 1987с]. Впрочем, полного комплексного исследования на сегодняшний день не существует.

Всплеск интереса турецких ученых к караманлийской книжности приходится па 1920-е, 60-е и 2000-е гг. Называя язык решающим фактором в определении национальной принадлежности «православных Востока», Дж. Байкурт возводит их к туркоманам, осевшим на территории Каппадокии после битвы при Манцикерте (1071 г.). Идея о греческом происхождении населения Каппадокии, по его мнению, появляется лишь в середине XIX в. под влиянием «Великой идеи», пропагандируемой греческим государством [Baykurt 1932]. Сходная теория происхождения караманлийцев повторяется турецкими исследователями и в последующие годы [Ozdemir 2006: 6].

Таким образом, вопрос о происхождении караманлийцев остается открытым, для данной работы он не представляется важным.

Как уже упоминалось, в пределах Османской империи в XIX в. существовало несколько аналогичных культурных явлений. Наиболее похожей на греческую оказывается болгарская кириллическая традиция. Период так называемого Болгарского Возрождения характеризуется тем, что большая часть населения использовала в качестве письменного языка неродные языки — турецкий и греческий [Hazai 1960, Stojanov 1979], поэтому по отношении к греческой болгарская караманлийская книжность считается вторичной. Высказывается идея о том, что болгарская традиция появляется за счет контактов болгар с греками-караманлийцами [Stojanov 1979: 81]. В болгарской литературе также встречаются подобные песенные сборники, два из которых также будут упомянуты в данной работе:

Нова Песнопойка, 1857 [NP].

Славейче. Carigrad, 1864 [SL].21

На данный момент в научной литературе четко не сформулировано понятие «караманлийской книжности». Критерием отбора текстов в большинстве случаев оказывается язык, однако во многих караманлийских изданиях, как в случае с моим материалом, содержатся тексты на нескольких языках. Круг создателей и потребителей традиции также определен неточно.

Существует две работы, задачей которых является классифицировать весь имеющийся в распоряжении исследователей корпус караманлийских текстов. Р. Анхеггер разделяет весь корпус турецких текстов в греческой графике на религиозные сочинения, книги для ежедневного использования и литературные произведения, при этом вся продукция делится на два периода: 1718-1818 гг. и 18191900 гг. [Anhegger 1979-1980, 1983]. Е. Балта, напротив, выделяет только два типа караманлийской литературы: религиозную и светскую, ее классификация кажется мне более логичной [Balta 1997-1998].

Все караманлийские традиции обладают схожими особенностями: они начинаются с переводных текстов, которые и составляют основной корпус печатной продукции. Первое известное на сегодняшний день издание на турецком языке в греческой графике датируется 1718 г. - Anav8ia|ja тп<; xP'OTiaviKnc; nioTewq. KiouA^api ijjavi jjeaixi- KovaTavTivowroA-ri, 1718. 'Антология христианской веры.

21 В традиции Альхамийадо на сербо-хорватском языке существует сходная любовная поэзия импровизационного характера, созданная по образцу турецкой лирики, она называется смешанным термином, состоящим из турецкого sevda 'любовь, страсть' и славянского суффикса -inka - sevdalinka [Hegyi 1979:263].

Константинополь' [Pamboukis 1961: 17]. В период с 1751 по 1830 гг. самыми популярными из изданий в греческой графике оказываются издания с ярко выраженной конфессиональной специфичностью: переводы Священного Писания, Псалтыри, антииудейские диалоги и другие сочинения религиозного характера [Balta 1997-1998: 138]. Большинство переводов издается в типографиях патриархата с очевидными миссионерскими целями и предназначено для распространения среди православных туркофонов.

В течение XIX в. довольно большой процент населения Малой Азии переселяется в Стамбул, в частности, знаменитый район Фанари - район, в котором раньше была сосредоточена вся духовная и политическая власть греческого миллета, -после революции 1821 года заново заполняется теперь уже каппадокийскими семьями. В связи с особенностями профессий каппадокийцев, в Стамбуле для них появляется даже специальное прозвище karamanh bakal 'караманлиец-бакалейщик' [Anhegger 1983: 151, Kappler2002: 23], которое константинопольские греки помнят и употребляют по сей день: oi Каялабокес eivai цгажаТа^ес; [Af0703] 'каппадокийцы -бакалейщики' говорят информанты, рассказывая о своем собственном происхождении.

Соответственно для второго периода развития караманлийской печатной продукции (1830-1935) характерен уже более широкий ассортимент: появляются газеты на турецком языке в греческой графике, антипротестантские памфлеты в связи с усилением деятельности протестантской церкви в Каппадокии в это время, а также переводы светской литературы. Помимо многочисленных французских любовных романов, которые во второй половине XIX в. переводились на многие языки империи: греческий, турецкий, ладино, и составляли 9/10 всей караманлийской книжной продукции, — вниманию каппадокийцев предлагаются «Эфиопика» (1851) Гелиодора, «Робинзон Крузо» (1854), мемуары Наполеона (1864), отдельные сочинения Конфуция (1851), а также пособия по практической медицине, географии, истории, различные энциклопедии и альманахи [Balta 1997-1998: 146]. В этот период в Константинополе работают типографии, специализирующиеся на выпуске изданий на турецком языке в греческой графике, самыми известными из которых были типографии Игнатиадиса и Мисаилидиса [Kappler 2002: 25-26].

Я предпочитаю не употреблять здесь термина «греки-туркофоны», так как адресатом в данном случае являлись не только греки в современном смысле этого термина. Национальное разделение в этот период еще не было актуальным для Османской империи, а общая эллинизация православного миллета способствовала распространению греческого языка среди других этнических групп.

Развивавшаяся параллельно с распространением в Каппадокии греческих школ, караманлийская издательская продукция долго сохраняла свой миссионерский и просветительский характер и только во второй период развития начала превращаться в самостоятельную традицию. Лишь к концу XIX в. разрыв между миссионерами-производителями» традиции и паствой-«потребителем» начинает постепенно сокращаться. Появляются оригинальные сочинения в жанре истории местных святынь и религиозной поэзии, авторами которых являются уже сами каппадокийцы. Общества каппадокийских греков в Константинополе, созданные многочисленными переселенцами из Малой Азии в этот период, издают караманлийский вариант главных

ОТ государственных документов Османской империи - Конституции и Хатт-и Хумаюн" [Balta 1997-1998: 149, 151], что можно рассматривать как некую демонстрацию и оформление караманлийцев как общности с отдельной словесностью. Первоначальная цель создания турецких текстов в греческой графике для поддержания религиозной идентичности православных туркоязычных общин сменяется другими задачами -построения автономной традиции и определения границ данной группы. Малоазийская катастрофа прерывает развитие караманлийской книжности, последние издания выпускаются уже на территории Греции до 1935 года.

При оформлении турецких текстов составители константинопольских поэтических антологий, несомненно, пользовались достижениями караманлийской словесности — разработанной графической системой для передачи турецких фонетических особенностей греческими символами.24 Некоторые сборники печатаются в караманлийских издательствах, которые к середине XIX в. превращают Константинополь в главный издательский центр турецкой литературы на греческом языке. Это, по всей видимости, и послужило причиной тому, что антологии были причислены к корпусу караманлийских текстов. Впрочем, данное сходство с караманлийской книжностью следует признать несколько формальным, поскольку если говорить о языковых и содержательных особенностях традиции, то греко-турецкие антологии представляет собой отдельное явление, отличающееся как содержанием, так и контекстом бытования сборников. Е. Балта также предлагает не включать их в общий корпус караманлийской литературы на том основании, что в сборники вошли

J См. сноску 12.

24 В сборниках используется несколько систем для передачи турецкого языка греческими символами, что зависит от качества издания и от компетенции составителя и издателя антологии. О караманлийской графике сборников см. подробнее Карр1ег2002. поэтические тексты как на турецком, так и на греческом языках, в то время как караманлийские тексты в большинстве своем одноязычны [Balta 1988: 215].

Вопрос о том, включать ли антологии в корпус караманлийских текстов, оказывается важным еще и по тому, что тем самым четко очерчивается круг «потребителей» традиции, на которых ориентированы издания. М. Капплер, доказывая караманлийское происхождение сборников, приводит в качестве аргумента тот факт, что многие подписчики сборников (в конце многих антологий приводится список абонентов, заинтересованных в их издании) происходят из тех городов, где караманлийское население было особенно распространено [Kappler 2002: 25]. Впрочем, вопрос о читателях сборников, на мой взгляд, более сложен и требует подробного рассмотрения.

Я вернусь к обсуждению сходств и различий традиции антологий и караманлийских текстов позже, а пока остановлюсь на появлении и распространении самого жанра двуязычной песенной антологии в греческой словесности и особенностях раннего бытования этих текстов. Это позволит впоследствии перейти к более аргументированному сопоставлению.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Языковые особенности двуязычных константинопольских антологий XIX в."

Заключение

Константинопольский диалект во многом послужил основой для создания нормы новогреческого языка. До настоящего времени он сохраняет свой высокий престиж и актуальность для современного литературного греческого языка. В процессе формирования литературной нормы его престижность постепенно повышается.

В контактных условиях бытования константинопольского диалекта возникает необычное литературное явление - двуязычные поэтические антологии. Печатная двуязычная традиция поэтических сборников, получившая распространение в Константинополе после греческой революции 1821 г., берет свое начало от фанариотской моды на рукописные альбомы, куда часто добавляли тексты на турецком языке в греческой графике. Кроме того, ее появление было спровоцировано расцветом караманлийской книжности в целом, учреждением караманлийских типографий и поддержкой туркоязычных изданий в греческой графике со стороны константинопольского патриархата. Весь объем двуязычных антологий можно разделить на две основные части: 1) сборники с музыкальным сопровождением для профессиональных музыкантов, издаваемые псалмопевцами, - элитная книжная традиция, двуязычие которой обусловлено музыкальной спецификой изданий и особым вниманием к османской светской музыке; 2) массовая литература, ориентировавшаяся на широкий круг читателей, куда караманлийская часть добавлялась, скорее, по инерции или по требованию моды.

По целому ряду признаков характер рассматриваемой традиции отличается от караманлийских печатных изданий того же временного периода. Аудитория, для которой предназначена данная печатная продукция, - это городское столичное население, которое одинаково владеет и турецким, и греческим языком. Издания, даже несмотря на то, что некоторые из составителей сборников являются церковными псалмопевцами, имеют исключительно светское содержание и, более того, пропагандируют османскую светскую музыку. Религиозные гимны, исполняемые в то время в греческих школах, приводятся лишь как редкие примеры полифонии и опять-таки не меняют общей светской . ориентации сборников. По сравнению с караманлийскими изданиями внимание к вопросам этнической самоидентификации в предисловиях к антологиям оказывается ослабленным. В определенный момент, в 1870-х гг. даже производится попытка концептуализации двуязычной традиции в рамках идей эллиноосманизма, которая однако не получает распространения в последующих сборниках. В целом, составителям музыкальных антологий не чужда роль просветителей, в то время как для издателей обычных сборников это было, скорее, коммерческое предприятие, так как в середине XIX в. издательское дело в Османской империи уже приносило определенный доход.

И нотированные издания, и популярные брошюры имеют явную связь с устной городской культурой: публикуемые в них песни исполнялись в константинопольских салонах, на театральных подмостках или в уличных кофейнях. В частности, культура кафе-аманов к концу XIX в. получает распространение и в Афинах. Таким образом, составители сборников, очевидно, пользовались и письменными, и устными источниками для пополнения репертуара антологий.

Благодаря своей сложной структуре, включающей поэтические и прозаические тексты, богатый репертуар от диалектных песен до официальных гимнов султанам и греческим священнослужителям и их фольклорные варианты, предисловия и комментарии составителей, антологии вобрали в себя разнообразный языковой материал, способный составить впечатление о письменных стилях константинопольского варианта греческого языка, которые использовались в XIX в. Язык Константинополя этого периода, по всей видимости, представлял собой языковой континуум со следующими полюсами: разные модели языковой нормы - диалектное влияние - иноязычное влияние. В греческом языке двуязычных антологий были выделены следующие языковые стили:

1) язык поэтических сатир (письменно-устное бытование),

2) поэтический «простой» стиль стихотворений из антологий,

3) близкий к кафаревусе прозаический «простой» язык,

4) близкий к древнегреческому языку архаизированный прозаический стиль, так называемая архаизуса,

5) диалекты в народных песнях.

В качестве языка-основы («эталонного» текста) был выбран язык сатир Анастасиоса Пневматикаса. На мой взгляд, именно этот языковой стиль оказывается наиболее близким к константинопольскому разговорному языку эпохи, к чему располагает сам жанр произведений - «сатиры на злобу дня», их повседневная тематика, а также сведения об устном исполнении данных текстов. Об авторе сатир практически ничего неизвестно, но поэтика текстов и их языковое сходство с фанариотской поэзией, позволяет говорить о том, что автор придерживается фанариотского поэтического языка и манеры письма, хотя и в большой степени их вульгаризирует.

Для языка сатир - и, по всей видимости, для константинопольского разговорного языка в целом — характерно: на лексическом уровне наличие диалектных заимствований из других диалектов греческого языка, которому способствовала внутренняя иммиграция, в первую очередь, островных диалектов Хиоса, Ионических островов и Додеканеса; на лексическом уровне наличие заимствований из турецкого, французского, итальянского, румынского, албанского и славянских языков, которое оказывается результатом контактных условий формирования константинопольского диалекта и, следовательно, отсутствие тенденций языкового пуризма и языковой нормализации; на фонетическом уровне довольно последовательное сохранение архаичных фонетических явлений, таких как отсутствие диссимиляции глухих смычных согласных и глухих щелевых согласных в смежной позиции, сохранение сочетания -V0-, -цр- в глаголах с древнегреческим назальным инфиксом, отсутствие аферезиса и т.п. Вполне вероятно, что в данном случае проявляется влияние орфографической унификации текстов и речь не идет о реальном произношении; на морфологическом уровне наличие отдельных архаичных грамматических форм, которые не формируют четких тенденций. Для поэтических отрывков четко устанавливается зависимость грамматической формы глагола от метрической структуры (позиции слова в строке); нестабильность в употреблении форм личных местоимений, для которых в качестве падежа косвенного дополнения может употребляться винительный падеж (признанная черта северных диалектов греческого языка) или родительный падеж (по всей видимости, влияние языковой нормализации); на синтаксическом уровне высокая вариативность порядка слов для поэтического текста, тенденция к контактному расположению NP и дистантному расположению VP, часто спровоцированному подбором глагольной рифмы.

Очевидно, что существуют различия между прозаическим и поэтическим стилем одного и того же автора в области морфологии и синтаксиса, даже несмотря на то, что и роман о Мельпомене, и сатиры рассчитаны одну аудиторию и близки по тематике, то есть исключено действие каких-либо других параметров. Прозаический стиль не допускает вариативности синтетических грамматических форм и сохраняет многочисленные аналитические глагольные формы (будущего времени, сослагательного наклонения). В прозаических текстах преобладает порядок слов SVO (или VO с учетом Pro-Drop), а также инверсия VS, в то время как порядок OV (или варианты SOV и OSV) практически отсутствует. Для обеспечения подвижности внутри жесткой метрической структуры поэтический стиль обладает повышенной вариативностью форм, в прозаическом стиле, напротив, больше заметно влияние языковой нормализации, ориентация на определенные каноны письменного стиля данного периода.

Язык сатир А. Пневматикаса в целом можно охарактеризовать как близкий к кафаревусе с довольно большим количеством иноязычных и диалектных заимствований. Соответственно именно такой языковой стиль (поэтический и прозаический) послужил точкой отсчета при описании других стилей греческого языка, появляющихся в двуязычных сборниках.

На основе сопоставления было выделено две тенденции, свойственные для языка предисловий и текстов других двуязычных антологий:

1) архаизация - появление древнегреческих черт;

2) пуризм - избавление от иноязычных и диалектных заимствований.

При этом для описываемой традиции архаизация может быть частичной и заключаться в употреблении отдельных архаичных грамматических форм, синтаксических оборотов и лексем (в данном случае византийской музыковедческой терминологии) или полной с планомерным следованием правилам древнегреческой грамматики и использованием древнегреческого лексикона, не фиксируемого словарями современного языка. Частичная архаизация в данном случае подразумевает ориентацию на определенную более раннюю текстовую традицию и характеризуется нерегулярностью языковых явлений. Перед всеми составителями сборников стояла одна и та же задача презентации собственного материала, соответственно все они находились примерно в одинаковых условиях, в рамках одного жанра. Выбор стиля предисловия для каждого составителя сборника примерно до 1870-х гг. сводился к выбору гекста-ориентира, лексического и грамматического языкового кода, актуального для определенной текстовой традиции. Таким образом архаизация обеспечивала элитарность изданий, ограничивала круг «потребителей» и в то же время помещала антологии в круг византийских музыкальных сочинений, создавая тем самым ощущение принадлежности к другой письменной традиции. При этом, архаичные формы оказываются маркерами данной принадлежности. Частичную архаизацию можно считать результатом определенной инертности всей системы, когда выбор той или иной формы обусловлен ее сложившимся употреблением в тексте-ориентире.

К 1870-х гг. в греческом мире получают распространение новые идеи о непрерывности, целостности греческой нации, которые неизбежно приводят к языковой архаизации, так как язык оказывается основным доказательством этого тезиса. Составители антологий заимствуют эту популярную идею и адаптируют ее на османской почве, благодаря чему архаизация греческого языка неожиданным образом используется для легитимизации концепции эллиноосманизма. Здесь уже речь идет об идеологической, демонстративной архаизации - усложнении грамматических конструкций, но использовании нового лексического кода, актуального для эпохи. Для антологии [МА] можно проследить соотношение выбора конкретной языковой формы с идеями о языке, при этом отдельная (архаичная) грамматическая форма получает дополнительную смысловую нагрузку и используется опять же в функции маркера общей архаизации текста.

Явление языкового пуризма характерно для всех стилей антологий, как прозаического, так и поэтического. При этом «очищение» греческого текста вовсе не противоречит общему двуязычию сборников и публикации дву- или трехязычных текстов, поскольку двуязычие является своего рода основным образующим признаком для данной печатной традиции. В антологии [МА] оно также включается в общую концепцию автора и получает политический смысл. По всей видимости, для константинопольской элиты второй половины XIX в. в целом многоязычие имело высокий статус, каким остается для выходцев из Константинополя вплоть до сегодняшнего дня. В Афинах распространение двуязычной традиции оказывается не подкрепленным общим билингвизмом носителей и идеологически неоправданным, и, следовательно, с течением времени утрачивается.

С другой стороны, лингвистические данные о стиле сатир Анастасиоса Пневматикаса были сопоставлены с результатами интервью современных носителей константинопольского диалекта. Таким образом были выявлены наиболее стойкие черты языка Константинополя: отдельные архаичные формы у имен существительных (Nom. Sing, от имен существительных мужского рода на -r\q, Gen. Sing, от существительных женского рода на -од), расширение глагольного окончания -dvs, ouvs, нерегулярное употребление Асс. / Gen. Sing, личных местоимений в функции косвенного дополнения, употребление союза лог» в дополнительных придаточных предложениях, широкое употребление иноязычных заимствований.

Кроме того, был рассмотрен вопрос об отношении к языку со стороны носителей константинополського диалекта, вследствие чего было выявлено две характерные тенденции: представление константинопольского языка как нормы, с одной стороны, и его одновременная экзотизация, с другой.

Среди европейских литературных традиций на нескольких языках рассматриваемые печатные издания представляют уникальное явление двуязычных текстов с высоким статусом. Появлению такого рода поэзии способствовал, с одной стороны, высокий уровень билингвизма греческого населения Константинополя (в первую очередь, городской интеллигенции) в этот период, а с другой, - развитость фанариотской и османской поэзии и некоторое сходство поэтических систем на уровне метрики и символики.

При сопоставлении дву- и трехязычных текстов печатных антологий с другими известными примерами поэтического смешения или переключения кодов, в первую очередь, из греческой словесности, было выделено три типа переключения кода в поэтическом тексте:

1) эмблематическое переключение кодов - помещение готовых поэтических единиц в текст-матрицу, притом что первые представляют собой застывшие отрывки текста (рефрены, цитаты и т.п.), в то время как на языке основного текста существует продуктивная поэтическая традиция. Данное переключение кодов чаще всего не предусматривает смешения поэтических систем и сопровождается общей сменой традиции.

2) регулярное переключение кодов между предложениями - смена языкового кода на анжамбмане или цезуре, несущая несомненно эстетический характер. Данное явление свойственно для выработанной для обоих языков единой поэтической системы. При этом регулярная смена кода обеспечивает одинаковый статус обоих языков и ненарушение языковой нормы, благодаря чему не получает обязательного комического эффекта

3) нерегулярное переключение кодов внутри предложения или смешение кодов - смена языкового кода, не оправданная метрической структурой текста. Именно этот вид переключения кодов принято называть термином «макароническая поэзия», где смешение языков становится смешным за счет нарушения их литературных норм или понижения статуса одного из языков. Макароническая поэзия чаще всего создается в рамках одноязычной литературной традиции и считается периферийным явлением, претендующим на определенную экзотичность.

Следовательно, можно сделать вывод о том, что переключение кодов в поэтическом тексте следует интерпретировать как взаимодействие двух языковых систем и двух поэтических традиций, часто приводящее к конвергенции последних.

Таким образом, двуязычная константинопольская печать была рассмотрена, с одной стороны, как уникальное явление литературного двуязычия, непериферийное для греческой городской культуры XIX в., и, с другой, - как репрезентативный источник по исследованию более общих вопросов, касающихся полного лингвистического описания греческого языка, формирования и функционирования кафаревусы, причин и механизмов языковой архаизации, которой греческий язык подвергался на протяжении XIX в.

Список научной литературыФедченко, Валентина Владимировна, диссертация по теме "Теория языка"

1. АлотеАёацата tod стиркой каг tod KpivoAlvou Kai Siacpopoi cpcoxiKoi 8iaAoyoi fixoi та spcoTiKa лаОг| spaviaOevxa каг Ек8о0&ута ило A.E. Ауалг|то\). Ev Hdxpaic, тияоурафБЮУ / PipAio7toAeiov, 1882.

2. Appovia i'.xoi c>vXt]viKa Kai тог>рк1ка dapaxa rcoir|0£VTa каг xoviaOcvxa ило S. I. В?.а%олотЗ?,ои. Kcovcn;avTivoimoA,r|, тило АгОоурафеюу E. KapioX., 1848.

3. Во1)АуарофауаргсЬхг1д fixoi та aл6кpDфa xoov epcoxeDpsvcov vecov каг veavtScov цеха 5гафорсоу epcoxiKcbv ypaucuccbv Kai todpkikcov vecov aapaxcov auvxa^Oevxa ило A. Пуеирахгка. Ev KoovoxavxivowoXsi, 1853.

4. AiaPoXef-isvot; ёрсотад titoi Nca Аораха Epanuca. Перге^ру та вк/хктсотЕра траусиЗц лрод 5iaaKs5aaiv xgjv Necov каг NeaviScov. Ev KcovaTavTivoD7coX.£i. 1866.

5. Ep|ir|vda тг|с; е^сотерцсгц; цоиогкт);;. Ev KcovaxavTivoD^oA,8i, 1843.

6. H/jb xi.с Ka)vcyxavTivoim6Xea)C лг.р^хоиаа vca аацаха ерсотшх, aaxeia каг OOoopaviKa Dл6 AvaaxaaiOD Пувир.ат1ка. Ev KcovaTavTivoxmoA,ei, 1853.

7. KaAA^covog osipf|v r|Toi cDM.oyf|v Зихфорюу aapdxaiv ToDpKiKwv, Eupama'iKdw Kai EAXtivikcov jistamovriGevxcov Dл6 riavayiQTOD Г. Krpa^aviSoD tod IlpoDaasax;. Ev KcovoxavTivoimoIei, тологс E. IyvaxiaSoD, 1859.

8. КаШфсоуо<; aetpTjv f)xoi «xoAAoynv бгафорсоу aapaxcov ToDpKiKcbv, EDp^aiKwv Kai EAA,r|viK(bv |aetamoir|0£vxcov Dл6 IlavayicbxoD Г. Kr|XxCavi5oD tod Протаете.

9. KiGapa. Ev Kcovaxavxivoimolsi, 1848.

10. Ms0o5iKr| 8i5aCTKaA,ia. 0sa>pr)xiKf| xs Kai лрактисг. KcovaxavxivoiOToA.r|, 1881.

11. Tepyixopri r| arcavOiapa aapaxcov кХелтгксоу, ripcombv, epcoxiKcov, Suaruxcbv Kai oQcopaviKobv auM-exOevxa ек Siatpoptnv PiP>acov Kai xsipoypcupcov ило Ер. Г. Етаратакт). Ev A0f|vai<;, хилоц N. Аууг>а5ои, 1853. TpaycmSia тои хорои. Ev A0f|vai<;, 1881.

12. Абдрахманова 2000 — Абдрахманова Д. Р. Стихотворения Птохопродрома. Курсовая работа. СПбГУ, 2000.

13. Багно 1981 Багно В. Е. Билингвизм в арабской Испании (мувашшах как двуязычная стихотворная форма) // Многоязычие и литературное творчество. Ленинград, Наука, 1981.

14. Базили 1835 Базили К. М. Очерки Константинополя. Ч. 1-2. СПб, типография Н. Греча, 1835.

15. Беликов 2001 Беликов В. И., Крысин Л. П. Социолингвистика. М, 2001. Блент 1879 - Блент Д. Э. Народы Турции, двадцать лет пребывания среди болгар, греков, турок, албанцев и армян дочери и жены консула. Т. 1-2. СПб, издание Л. Ф. Пантелеева. 1879.

16. Гарбузова 1970 Гарбузова В. С. Поэты Турции 19 в. Издательство «Наука», М, 1970.

17. Гаспаров 2003 Гаспаров М. JI. Очерк истории европейского стиха. М., 2003.

18. Герцман 2000 Герцман Е. В. Синопсис музыки, или памятник агонии. Рос. акад. наук, Рос. ин-т истории искусств. М, 2000.

19. Гордлевский 1912а Гордлевский В. А. Из настоящего и прошлого медцахов в Турции (рассказы меддаха Ашки-эфенди). СПб, типография В. Ф. Киршбаума (отделение), Новоисаакиевская, 20. Мир ислама, т. 1, 1912. с. 322-344.

20. Гордлевский 19126 Гордлевский В. А. Очерки по новой османской литературе. Москва, типография «Крестнаго календаря», Долгоруковская улица, дом № 33, 1912. // Труды по востоковедения, издаваемые Лазаревским институтом восточных языков. Вып. 39.

21. Гордлевский 1961 Гордлевский В. А. Гл. Стамбульские меддахи // Избранные сочинения. Т. 2. Язык и литература. Издательство восточной литературы. Москва, 1961. 332-338.

22. Дмитриев 1928/30 Дмитриев Н. К. Материалы по османской диалектологии. Фонетика «караманлицкого» языка // Записки Коллегии Востоковедов при Азиатском Музее 111,2. 1928. 117-158; IV. 1930. 107-158.

23. Иванов 2004 Иванов В. В. Славянские диалекты в соотношении в другими языками Великого княжества Литовского // Русская антропологическая школа. Труды. Вып. 1. М.,РГГУ, 2004.

24. Конрад 1970 Конрад И. И. (ред.). Литература Востока в Средние века. 4.2. М, 1970.

25. Куделин 1974 Куделин А. Б. Арабо-испанская строфика как "смешанная поэтическая система" (гипотеза X. Риберы в свете последних открытий) // Типология и взаимосвязи средневековых литератур Востока и Запада. М, 1974. С. 379-414.

26. Куделин 2003 Куделин А. Б. Арабская литература. Поэтика, стилистика, типология, взаимосвязи. М, Языки славянской культуры, 2003.

27. Ларин 1977 Ларин Б. А. О лингвистическом изучении города // Ларин Б. А. История русского языка и общее языкознание. Избранные работы. М., 1977. С. 175-189.

28. Маштакова 1984 Маштакова Е. И. Турецкая литература конца 17-начала 19 вв. Издательство «Наука», М, 1984.

29. Менендес Пиндаль 1961 Менендес Пиндаль Р. Арабская поэзия и поэзия европейская // Менендес Пиндаль Р. Избранные сочинения. М, 1961. 466-509.

30. Минорский 1903 М(инорски)-й В. О. Константинопольския увеселения, из летнихвпечатлений. Тифлис, скоропечатня М. Мартиросянца, 1903.

31. Полевой дневник 2007 Полевой дневник. Афины, 2007.

32. Рафиков 1973 — Рафиков А. X. Очерки истории книгопечатания в Турции. Издательство «Наука», Ленинградское отделение, Л, 1973.

33. Томашевский 2002 Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М, 2002.

34. Шереметьев 1900 Шереметьев С. Константинополь. Москва, типо-литография Н. И. Куманина, 1900.

35. Alevropoulos 1996 А^БироясоХос Ф. Ае^Лоую tcov EW|vcov хг|с; П6А,г|с;. 1996.

36. Alexandris 1983 Alexandris A. The Greek Minority of Istanbul and Greek-Turkish relations. 1918 - 1974. Athens, 1983.

37. Alkaiou 2006 — ААжшои 0. Пахрттквс xpaycoSisc trie cXXt|vikiic S7tavaoTaor|(;. ©saxpuai Рф?ао0г|кг|, '18ри(л,а Кюота Kai EXcvr|c; Oupavrj, AOrjva, 2006.

38. Ampela 1916 АияеХа Т. ДгаХй&ис лер! tcov EAA.f|vcov rcoiT|xcov топ I0% awbvo^. О ©eoScopog Op(pavi8r|c; Kai r\ елохп тои. Ev A0r|vaic;, 1916.

39. Anagnostakis 1994 Anagnostakis I., Balta E. La decouverte de la Cappadocie au dix-neuvieme siecle. Istanbul, 1994.

40. Anagnostopoulou 1997 AvayvaaxoiiovXov S. Мисра Aoia, 19o<; aidbvaq - 1919. Oi eAlrivopOoSo^ec; Koivoxr|xec: ало xo (iiXXex tcov Pcopicbv axo sXXnvuco s0vo<;. AOfjva, 1997

41. Anhegger 1979/80 Anhegger R. Hurumuz Yunanca. Ein Beitrag zur Kenntnis der Karamanisch-Tiirkischen Literatur//Anatolica, 7. Leiden, 1979/80. 157-202.

42. Anhegger 1983 Anhegger R. Nachtrag zu Hurumuz Yunanca // Anatolica, 10. Leiden, 1983. 149-164.

43. Apostolopoulos 2003 АлоахоХологЛос; А. Г. Па xoug Oavapubxsq. Аокщёс; ep^nivEiaq Kai рлкра ava?iuxiKa. EOviko'ISpujja Epsuvcbv, A0f|va, 2003.

44. Argenter 2001 Argenter J. A. Code-switching and dialogism: verbal practices among Catalan Jews in the middle ages // Language in Society, 30. 2001. 377-402.

45. Arslan 2004 Arslan А. О EA1t|vik6<; Тило<; cjxo O0co|aaviK6 краход. 'Олсос; Kaxaypatpcxai ало xa ёуурасра хгц; елохп?- A0f|va, 2004.

46. Balta 1987a- Balta E. Karamanlidika, Additions (1584 1900). Athenes, 1987.

47. Balta 1987b Balta E. Karamanlidika, XXe siecle. Athenes, 1987b.

48. Balta 1987c Balta E. Oi TtpoAoyoi xcov KapapavAiSiKcov PiPAicov, 7ir|yf| yia xr| jj.sA.8Tri TT1? «sBvira^g auveiSrioTit;» xcov xoupKoepwveov op0o8o^cov ^A.ri0t)O|icbv xqc; MiKpag Aalaq // Mvrmcov, 11. AGriva, 1987c. 225-233.

49. Balta 1990/91 Balta E. Karamanlidika, Nouvelles additions et complements // AsAxto Kevxpou MiKpaoiaxiKcibv Xjrou5cbv. A0r.va, 1990/91.

50. Balta 1997-1998 Balta E. Periodisation et typologie de la production des livres Karamanlis // AeAxlo xou Kevxpou MiKpoamaxiKcov £rcou8(bv, 12, 1997-1998. 129-153.

51. Balta 1997a- Balta E. Karamanlidika, Nouvelles additions et complements I. Athenes, 1997.

52. Balta 1999 Balta E. H Коотжхбокга: г. а^еся] yAcoaaag-ioxopiaq // Та юториса, 1999. 6-11.

53. Baroutas 1992 Мтгароихад К. H ^odgikt. ^cof| axriv A0r|va xo 19° aimva: auvauAisc, реснхаА, цсАобраца, Aal'ko xpayoi35i, (юисикокрткт!. OiAiTtreoq Name, jiodgikoc oIkoc, A0i']va, 1992.

54. Baykurt 1932 Baykurt, C. Osmanli Ulkesinde Hristiyan Tiirkler. Istanbul, 1932

55. Braude 1982 Braudc В., Lewis B. (ed.). Christians and Jews in the Ottoman Empire. The functioning of a plural society. Vol. I. New York, 1982.

56. Browning 1969 -— Browning R. Medieval and Modern Greek. London, 1969.

57. Byron 1813 —Lord Byron, Translation of a Romaic love song // A Journey through Albania. Vol. II, 1813.

58. Chatzidakis 1915 Хах^Закгц; Г. N. I/uvtojkx; шторга xr|<; veoeAAr|viKf|<; yXcbooaq. A0r|va, 1915.

59. Clogg 1982 Clogg R. The Greek Millet in the Ottoman Empire // Braude В., Lewis B. (ed.). Christians and Jews in the Ottoman Empire. The functioning of a plural society. Vol. I. New York. 1982. 185-207.

60. Dawkins 1910 Dawkins R. M. Modem Greek in Asia Minor // The Journal of Hellenic Studies, 30. 1910. 109-132.

61. Dawkins 1933 Dawkins R. M. Turco-Christian Songs from Asia Minor // Extrait de l'lnstitut de Philologie et d'Histoire Orientales, t. II, (1933-34) (Melanges Bidez). Bruxelles, 1933. 185-206.

62. De Lagarde 1886 De Lagarde P. Neugriechisches aus Klein Asien. Goettingen, Dietrichsche Verlags-Buchhandlung, 1886.

63. Delverudi 1997 AsApspoi35r| P., Moaxovaq E. О кабаргацод xr|<; уАюааад Kai i. yAcbaaa тог) каОарюцотЗ // Suyxpova ©граха, 62, 1997.1. 79-91

64. Deringil 1993 Deringil S. The invention of Tradition as Public Image in the Late Ottoman Empire from 1808 to 1908 // Comparative Studies in Society and History. Vol. 35, 1. 1993. 3-29.

65. Dimara 1969 Дгщара К. 0. Ftspi Oavapiooxcbv // Apxelov ©pdicriq. Exaipia ©ратакшуpstexrov. A0r|vai, 1969. 117-146. Dimara 1982 Дгщара К. 0. EM.t|vik:6<; pcopavxiapo*;. Nsos)Ja.viKd psXexfjjiaxa 7. Eppiic, AGriva, 1982.

66. Dimaras 1954 Дтщарад К. 0. (snip.). Погт|хаг xou 10' aicbva. Васгкт| Зф?аовг|кт| 12, A.

67. E. «Asxoq», AGriva, 1954. Elwert 1960 Elwert W. Th. L' emploi de langues etrangeres comme procede stylistique //

68. Exertzoglou 1996 E^spx^oyXou X. EGviKf) хаихотг|та oxr|v KcovaxavxivoimoA,r| xov 19° ai. О E>At|vik"6c фЛо^оуисос; avWoyoq Kcovaxavxivourco^ecoc; (1861 - 1912). AQr|va,1996.

69. Hazai 1960 — Hazai G. Monuments linguistiques osmanlis-turcs en caracteres cyrilliques dans les recueils de Bulgarie // Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae, 11. Budapest, 1960. 221-233.

70. Hegyi 1979 Hegyi O. Minority and Restricted Uses of the Arabic Alphabet: The Aljamiado Phenomenon // Journal of the American Oriental Society, vol. 99, no 2. 1979. 262269.

71. Herzfeld 1998 Herzfeld M. Av0pco7roA.oyla psaa ало tov ка9р£(ртг|: крткт. sGvoyacpia xr|c EAAaSag Kai Trjg Еирсотгг^. A9f)va, 1998.

72. Herzfeld 2002 — Herzfeld M. ПаАл SiKa p.a<;. Ааоураф(а, iSsoAoyia Kai г) 81ар.орфшсгг| хт^ cruyxpovriq ЕАЛабад. AOiyva, 2002.

73. Hetzer 1985 Hetzer A. Untersuchungen zur albanischen Aljamiado-Literatur am Beispiel einer Handschrift von Muhamet Kyfyku-Cami's „Erveheja" // Zeitschrift fur Balkanologie, XXI/1. Wiesbaden, 1985. 12-40.

74. Hobhouse 1813 Hobhouse J. C. A Journey through Albania, and other Provinces of Turkey in Europe and Asia, to Constantinople, during the years 1809 and 1810. 1813.

75. Holton 1997 Holton D., Mackridge P., Philippaki-Warburton I. Greek: A Comprehensive Grammar of the Modern Language. Routledge, 1997.

76. Horrocks 1997 ■— Horrocks G. Greek. A history of the Language and its Speakers. London and New York, 1997.

77. Hourmouzis 1864 Hourmouzis M. 'H роба, n Aoyoc; ката noAirreAsiac;. KcovaTavTivou7toX,r|, 1864.

78. Kordatou 1973 Корбахои Г. laxopia tov ylcoaaiKou pa<; i/ixiipaxoq. AQriva, 1973. Ksiradaki K. 1999 - Ег|ра5акт| К. Oavapicbxicosq. H cmpPoXf) хогх; аха Грарраха, axic;

79. Ek5oxiko<; oikoi; «ЕХег)0еро8акг|9>. Ev AQrivaic;, 1928. Laskaridou 1987 Лаокаргбои Ai. А. AeKarcevxe yxkmbec, pepet; axrjv Kcovaxavxivou7io)a xr^v

80. Mackridge 1988 Mackridge P. О 7гракт1код Згцхотпаацбс; той Ч'ихар'П // Маухахофоро<; 28. 1988.40-45.

81. Mareellus 1851 Marcellus M. Chants du people en Grece. Paris, 1851.

82. Margari 1954 — Маруарг) Д. (£7П|д.). AvSpeag AacKapaxoi;. EaxipiKol Kai euOupoypacpoi. BaaiKfi pipX,io9r|KTi 23. «Асход» A. E. AGf|vai, 1954.

83. Matsa 1953 Matsa I. M. Гшлччотка Еррт'ка xpayoi35ia. 'Екбоак; «Няарсохисгц; Естас», Icoawiva, 1953.

84. Mertz 1985 Mertz E. and Parmentier R. (ed.). Semiotic Mediation: Socioeultural and Psychological Perspectives. 1985.

85. Miller 1974 Miller M. The Karamanli Turkish texts: the historical changes in their script and phonology. Indiana, 1974.

86. Molto 1960 Molto M. Literatura sefardita de Oriente. Madrid, 1960.

87. Moser 1969 — Moser H. Durch Barbarei. Arabia. Zur Klangphantasie Oswalds von Wolkenstein // Erben J., Thurnher E. (Hgg.). Germanistische Studien (Innsbrucker Beitr. z. Kulturwiss. 15). Innsbruck, 1969. 75-92.

88. Moullas 1993 — МоиАЛш; П. Pr|^ei<; Kai cruvexsiei;. MsAsxsq yia xov 19o aicbva. AGfjva, 1993

89. Mystakidou 2004 MuaxaKiSou К. H Msyabi ISca axov ТтЗяо xov Fcvouq. О Ti'mot; axr|v EM.a5a Kai axrjv O0a>|iaviKr| AuxoKpaxopia (1800-1923). AQf|va, 2004.

90. Ortayli 2004 — Ortayli I. О mo цакртЗд aicbvag хгц; auxoKpaxopia*;. О OOcopaviKoq 19oq aimvaq. H 7copsia 7rpo^ xov SKCTuyxpoviap.6. A9f|va, 2004.

91. Ozdemir 2005-2006 Ozdemir E. R. Borders of Belonging in the 'Exchanged' Generations of Karamanlis // MiReKoc Research Projects, 2005-2006.

92. Pamboukis 1961 Партгогжтц; I. T. nsxspipi^. OWyai ^s^siq £7ii xrjg cruvGsoscoq xcov 0priaKE\)xiK(flv PipX-icov rpq тоиркосролюи EXAr|viKr|<; фЛоА.оу!а<; // Kelpsva Kai pe^sxai Ncoe?Ja|Viicfi^ фЛоХоу1а^. Ev A0f|vai<;, 1961.

93. Papadopoulou 1890 ПатгаботсотЗХог) Г. I. ЕъцРоХа! ciq xr|v icxopiav xr|<; Kap'rmiv EKxA-rjaiaaxiiaiq (юиаисгц;. Ev AGr|vau;, 1890.

94. Passow 1860 — Passow A. Popularia carmina Graeciae recentioris. Leipzig, 1860

95. Pistas 1971 Шаток; П. Е. (вшц.) Priya^. ZyoXeiov vtsA-iKattov epaaxcbv. A0f|va, 1971.

96. Politis 1966 По?атг|<; Л. Порхнет) avGoXoyla. ВфАло xexapxo. Oi (Pavapicbxeq Kai r| A6r)vaiKfi cyoXr\. AGriva, 1966.

97. Politis 1995 — ПоМтгц; A. Oi «plp.ec;»: eppsaeq афщт^аек; 7ispiaxaxiK(bv // Texpa5ia EEpyaaia, 15. EAGr|va, 1995. E. 79-90.

98. Politis 2003 ПоАлхгц; A. Iaxopta xr|<; vcoe)J.riviKf|c; Xoyoxexylac;. AGriva, 2003.

99. Pouqueville 1805 Pouqueville F. С. II. L. Voyage en Moree, a Constantinople, en Albanie et dans plusieurs autres parties de TEmpire Othoman pendant les annees 1798, 1799, 1800 et 1801. Paris, 1805.

100. Preminger 1998 Macaronic verse // Preminger A. and Brogan Т. V. F. (ed.). The New Princenton encyclopedia of poetry and poetics. Princenton, New Jersey, Princenton University Press, 1998.

101. Psiharis 1888 xFuxapr|c; Г. To xa^I8i pou. AGriva, 1888.

102. Psiharis 1905 *Рихарг|<; Г. To xa^lSi pou. AGriva, 1905.

103. Psimadi 2005 — Тирабг) E. Г. 'EM.r|vo-xoupkiko Xs^iko хтц; lcaXriq wpaq. 2005.

104. Ralli 2006 Ralli A. Syntactic and Morpho-syntactic phenomena in Modern Greek Dialects: the state of the Art // Journal of Greek Linguistics, 2006. 121-159.

105. Riginiotis 2005 Riginiotis Т. I. Christians and Turks - the Language of Music and Everyday Life - http^^vvvw.muammcrketencoulii.com^'oportailar/tr/Chn'stianandT urks.pdf

106. Rizou 1856 PvCou N. Z. Кашшбокжа, f|xoi SoKipiov laxopucqq лвргурафг^ xrjg Ap'/jdaq Каятга5ок1ас, Kat iSicoc; xcov e7iapxicov Kaioapiac каг Ikoviod. Ev Kcovcxavxivourco^ei. ек xou хготоурафеюи H AvaxoA,f|, 1856.

107. Rizou Neroulou2002 — Pi^ou NepouXou I. Та Gsaxpnca (Аалаага 1813, IloA,u^evr| 1814, Коракгахгка 1813). AGriva. 2002.

108. Rupprecht 1923 Rupprecht. Reise Erinnerungen aus dem Siidosten Europas und dem Orient von Rupprecht, Kronprinz von Bayern. Munchen, 1923.

109. Salaville 1958 Salaville S., Dalleggio E. Karamanlidika (Bibliographie analytique d'ouvrages en langue turque imprints en caracteres grecs) I (1584 - 1850). Athenes, 1958.

110. Salaville 1966 Salaville S., Dalleggio E. Karamanlidika II (1851 - 1865). Athenes, 1966.

111. Salaville 1974 Salaville S., Dalleggio E. Karamanlidika III (1866 - 1900). Athenes, 1974.

112. Schwab 1911 — Schwab M. Une cantique de liturgie juive en langue grecque // Revue des Etudes Grecques, 24, 1911.

113. Sfini 1995 2^oivf. A. Ae^iloyia каг йкхфсохюрос;: oi E(pt]fxepideg xou П. Кобриса // NeoeAArivucii 7tai6eia Kai Kotvoovia. AGriva, 1995. 195-220.

114. Silverstein 1985 Silverstein M. Language and the Culture of Gender: At the Intersection of Structure, Usage, and Ideology // Mertz E. and Parmentier R. (ed.). Semiotic Mediation: Sociocultural and Psychological Perspectives. 1985. 219-259.

115. Simeionidis 1999 ЕтщЕгатбгц; X. П. krropla rqq EAAr|vncri<; DuMaaaq. E.A.I.A., A0f|va, 1999

116. Simonescu 1970 Simonescu D. Le livre grec imprime en Roumanie (1642-1830) // L'epoque phanariote. Symposium, Institute for Balkan Studies, 21-25 Octobre, 1970. 127-134.

117. Simopoulos 1973 ЕгцолоиАо*; К. Oi ^svoi ха^гбгштес; crcr|v ЕААаба 1700 - 1800. Атщосих; каг vSimxiKoc Ргод, Ааг'кбд лоАгхгарос, ЕккАг|ага каг 0iK0V0piKfi t;cofj, ало та 7iepiryyr|TiKd xpovuca. Т6(д.о<; В'. AOijva, 1973.

118. Simopoulos 1975 ЕгцолоиАос; К. Oi ^evoi xa^iSicbxsq axriv ЕААаба 1800 - 1810. Дтцибаюд каг гйгсохгкос рго<;, Аагко<; лоАтарос, ЕккАг|ача каг огкоуоцгкт) ^юг), ало ха лергг|уг|Т1ка xpoviKa. Topoq ГЧ. AOiyva, 1975.

119. Skopetea 1988 Еколетеа 'ЕААг|. То «Протило ВаагАею» каг ц МеуаАг) I8sa: 'Оуегс тои s0viKO\) яро(ЗАгщатос; axr|v ЕААаба (1830-1880). AOfjva, 1988.

120. Spathis 1986 Ела0г|(; Д. О. Дгасрсотгсцбд каг то NeocAAriviKo Osaxpo. AOijva, 1986.

121. Spathis 1995 £ла0г|<; Д. О. Фауаргсотгкг| Koivcovia каг аатгра. A0fiva, 1995.

122. Stamatopoulou 1996 ЕтаратолоиАои К. М. Н теАеитага ауаАарлг. Н KcovaTavTivoimoAvxiKfi Pco|j.r|ocmvr| аха xpovia 1948-1955. A0r|va, 1996.

123. Stathi 1995 — ExdOr) П. KcovaxavxivoimoAixiKa crxi%oupyf)paxa. Н Qpaia МвАлореуг) каг о бтроасолос spaaxfic ЫгкоАакг|с; // Mvf)pr| AeavSpou Врауоиаг). Пракхгка Елюхг|роУ1ко1) Еирлоаюи. A0f)va, 10-11 Ma'iou, 1995. AO^va, 1997. Е. 352-365.

124. Stoianovich 1960 Stoianovich Т. The conquering Balkan Orthodox merchant // Journal of Economic History, XX. 1960. 234-313.

125. Stojanov 1979 Stojanov M. La litterature bulgaro-grecque-turque "karamanlienne" // Etudes balkaniques, 15/2. Sofia, 1979. 76-82.

126. Svoronos 1990 ipopcbvoc; N. Mia хБфбурафЛ avOoAoyia (раарауга) ps трауоибга EAAr|viKa каг Тоиркгка каг 5i3o eOviKa атг^оиругцаата // ЕААфюуаААгка, Exaipsia EAAr|viKoi3 АоуотехугкотЗ каг гаторгког» apxsiou, A0r|va, 1990. 599-621.

127. Synvet 1878 Synvet A. Les Grecs de Г Empire Ottoman etude statistique et ethnographique. Constantinople, 1878.

128. Tzami 1998 ТСацт. I.-Т. А. Екег атг|у ПоАг|. ГАооааарго KtovaxavxivoimoAixiKcbv i5iwp.axiKcbv Ae^ecov. 1998.

129. Ubichini 1856 Ubicini H. A. Letters on Turkey, vol. 1. London, 1856.

130. Vasiliadou 1900 BaoiXeiaSou N. Eikovs<; ало то (Davapi. ABrivai, ~1900.

131. Veloudis 1990 BsA.oi35r)q Г. О рехауАсоаслкос; хаРактПРа? TOl> TtapaKeipsvou: IlapaKsipgvoq A' // Studies of Greek Linguistics, 10. 1990. 359-377.

132. Veloudis 1991 BeA.oi38r|<; Г. О psxayAcocaiKoc; %арактг|рас; тот» лараквгрвуои: riapaKeipevoq В' // Studies of Greek Linguistics, 11. 1991. 195-214.

133. Vitti 1993-Vitti M.'Epwxoq алохсХвараха. Iaxopiai riOucospcoxiKal 1792. A9r|va, 1993.

134. Vranoussis 1977 Vranoussis L. Les Grecs de Constantinople et la vie intellectuelle a Г age des Drogmans // Istanbul a la jonction des cultures balkaniques, mediterraneennes, slaves et orientales, aux XVIe-XIXe siecles. AIESEE, Bucarest, 1977. 133-142.

135. Vranoussis 1981 Vranoussis L. LTiellenisme postbyzantin et Г Europe. Manuscrits, livres. imprimeries. Athens, 1981.

136. Vranusis 1953 — Bpavouar|<;, A. I. Pf|ya<;. 'Epsuva, auvaycoyr| Kai psAsxr|. Васнкг) |3iPA,io0r|Kr| 10, AETOI A. E., A0f|vai, 1953.

137. Vranusis 1955 Bpavoi3ar|<; A. I. Oi Про5роро1. Ваапсг| PiPAao0r|Kr| «АЕТОУ», т. 1-48. A0f|vai, 1955.

138. Vranusis 1998 Bpo.voi)ar| A. I. Pi^yaq BeA,ecxivA.r|(;. 'Ек5оог| влюхг|роУ1кт|с; sxaipsiac, psAsxrjg «Oepcbv - BsAsaxivou - Pi'iya», A0f)va - BsXeoxivo, 1998.

139. Vyzantios 1869 BuCavxioc S. H KcovaxavxivoiOToAic;. H лертурафГ) холоурафШТ|, apxaioA,oyncf| Kai iaxopucr|. Topo<; Г\ A0rivr|cnv ск xou тилоурафсюи X. N. ФйабеХфёох;, 1869.

140. Wachinger 1977 Wachinger B. Sprachmischung bei Oswald Wolkenstein // Zeitschrift fiir Dcutsches Altertum und Deutsche Literatur, Band СVI, Heft 3. Franz Steiner Verlag GmbH, Wiesbaden, 1977. 277-296.

141. Wagner 1879 Wagner W. ААхрартусос; xr\q Ауалг|<;. Das ABC der Liebe. Eine Sammlung rhodischer Liebeslieder zum ersten Male herausgegeben, metrisch iibersetzt und mit einem Worterbuche versehen. Leipzig, Teubner, 1879.

142. Walsh 1906 Macaronic literature // Walsh W. S. (ed.). Handy-book of Literary Curiosities. Philadelphia, J. B. Lippincott Company, 1906.

143. Zallony 1824 — Zallony M-P. Essai sur les fanariotes. Marseille, de rimprimerie d'Antoine Ricard, April, 1824.1. Интернет-ресурсы

144. Meyers Konversationslexikon. Band 13. http://susi.e-technik.uniulm.dc:8080/Mevcrs2/seitc/weiiv/mevcrs/band/13/seite/0299/mevers ЫЗ s0299.html

145. Сайт «Русская портретная галерея» http://ww\v.rulex.ru/01020483 .htm

146. BuCavTivf. роиткт] — сайт, посвященный византийской музыке,hHp://www.№ocities.eom/bvz music/inio.him1. Дискография

147. Dragumis 1999 Драуоицг^ М., Мсорагтр^ 0. ТрауотЗбш тг|с; Калла5окта<;. Kevtpo

148. MiKpoaoiaxiKcbv ЕлоъбсЬу, A0r|va, 1999. Tambouris 1999 Тацяо'ир'пс П. Micpayia - Та ПрсЬха 'Evxe^va ЕАХгрдка Tpayoi38ia 17oq-18oq aicbvaq. A0f|va, 1999.