автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.03
диссертация на тему: Южнорусинский язык в свете языковых контактов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Южнорусинский язык в свете языковых контактов"

На правах рукописи

ЧАРСКИЙ ВЯЧЕСЛАВ ВЛАДИМИРОВИЧ

ЮЖНОРУСИНСКИЙ ЯЗЫК В СВЕТЕ ЯЗЫКОВЫХ КОНТАКТОВ (ЛИНГВОГЕНЕТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Специальность 10.02.03 - славянские языки

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2008

1 г дек ЯК»

003457088

Работа выполнена на кафедре славянской филологии филологического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Лифанов Константин Васильевич

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Галинская Елена Аркадьевна

кандидат филологических наук, научный сотрудник Института славяноведения РАН Людоговский Федор Борисович

Ведущая организация: Воронежский государственный университет

Защита состоится 24 декабря 2008 г. в 12.00 на заседании диссертационного совета Д 501.001.19 при Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова по адресу: 119991, Москва, Ленинские горы, МГУ им. М.В. Ломоносова, 1-й учебный корпус, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке 1-го учебного корпуса МГУ им М.В. Ломоносова.

Автореферат разослан 2 4 ноября 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета профессор

Е.В. Клобуков

Общая характеристика работы

Настоящее время отмечено становлением лингвистической контактологии (контактной лингвистики) как самостоятельной лингвистической дисциплины. Этот процесс проявляется в том, что более четко осознается специфика контакто-логических исследований, а следовательно, уточняется объект исследования, разрабатывается специфическая методика и формируется понятийный аппарат этой лингвистической дисциплины.

Хотя отдельные вопросы взаимодействия языков в той или иной степени рассматривались в работах языковедов XIX - первой половины XX в. (X. Шухарт, И.А. Бодуэн де Куртенэ, Н.С. Трубецкой, Е.Д. Поливанов, В. Скаличка и др.), основоположником современной теории языковых контактов следует считать У. Вайнрайха, который в своей монографии «Языковые контакты» (1953) осветил фундаментальные вопросы теории языковых контактов, основным из которых является проблема анализа языкового взаимодействия в синхронии и диахронии. Сам У. Вайнрайх, подчеркивая необходимость изучения языковых контактов как в синхронном, так и диахронном аспектах, концентрирует свое внимание на первом, «силой вещей», по выражению советского языковеда В.Н. Ярцевой, «неоднократно подходя к проблеме историзма и каждый раз уходя от ее решения». Именно на синхронном уровне У. Вайнрайхом был предложен особый подход к изучению языковых контактов, предусматривающий выделение маркированных чужеродных элементов на всех уровнях языка с помощью сопоставительного анализа.

Этот подход был адаптирован для изучения диахронного аспекта языковых контактов значительно позже в работе американских лингвистов С. Томасон и Т. Кауфманн «Языковой контакт, креолизация и генетическая лингвистика» (1988). В своей монографии авторы изложили принципы изучения истории различных идиомов, включая так называемые контактные языки, сформировавшиеся в результате контактов одного или нескольких идиомов (пиджины, креолы и так называемые «переплетенные языки»1). Вместе с тем, целый рад моментов как теоретического, так и практического характера остается неразработанным, поскольку названные авторы практически не затрагивают проблематику взаимодействия

1 Среди «переплетенных языков» ("intertwined languages") в современной лингвистике выделяются обычно смешанные языки эволюционного генезиса (эйну, англоромани, мбугу и др.) и внезапные креолы (медиа-ленгва, мичиф, медновский и др.).

1

близкородственных языков, включая славянские, а подобное взаимодействие имеет очевидную специфику. Для нас же эта проблематика особенно важна, поскольку нас интересует вопрос лингвогенеза2 русинского языка Сербии и Хорватии (в дальнейшем — южнорусинский язык, ЮР3), который теоретически может представлять собой результат взаимодействия или даже интеграции двух и более славянских идиомов. Применение контактологического подхода к установлению генезиса ЮР требует уточнения таких важнейших контактологических понятий, как объект исследования, точка отсчета существования самостоятельного идиома, релевантный признак при контакте близкородственных языков, а также контак-тема4, что позволит выработать адекватную цели работы методику.

До настоящего времени лингвогенетические исследования ЮР в русле контактологического подхода не проводились, в результате чего сосуществует несколько взаимоисключающих точек зрения на происхождение рассматриваемого идиома. Согласно первой, ЮР — генетически украинский (карпаторусинский5) идиом, при этом содержащий внушительное количество словакизмов (В.М. Гна-тюк, Г. Костельник, Н.И. Толстой, М. Кочиш, В.М. Мельник, И.А. Дзендзелев-ский). Другие лингвисты рассматривают его как гетерогенный идиом-гибрид, в структуре которого представлены как восточнославянские (украинские или карпа-торусинские), так и западнославянские (словацкие и польские) черты (А.Д. Дули-ченко, Ю. Рамач, X. Бирнбаум, И. Удвари, М. Фейса, М. Гарасовска). Третья группа авторов однозначно считает ЮР идиомом восточнословацкого типа (Ф. Пастр-нек, С. Цамбел, Ч. Бидвелл, Й. Штольц, С. Густавсон, Ш. Швагровски, С.С. Скор-вид). При этом многие высказывающиеся по данной проблематике исследователи оперируют единичными и несистематизированными данными по каждому из рас-

2 Лингвогенез может рассматриваться в широком и узком смысле. В данной диссертации он понимается в узком смысле как непосредственное происхождение языка путем его выделения из языка-предшественника или в результате взаимодействия двух или более языков-предшественников. При широком же рассмотрении в лингвогенез включаются предыстория языка, а также возможные изменения его генетических характеристик, произошедшие в период после его появления.

3 ЮР — язык южнорусинского этноса, сформировавшегося после переселения нескольких небольших групп карпатских мигрантов греко-католического вероисповедания на территорию современных Сербии и Хорватии в XVII[-XIX вв.; кодифицирован в 1923 г.

4 До настоящего времени это понятие использовалось главным образом при изучении лексических заимствований в разных славянских языках, в частности, русизмов.

5 Проблема установления статуса карпаторусинского идиома как самостоятельного языка или диалекта украинского языка не входила в задачи данного исследования.

сматриваемых явлений, зачастую подстраивая эти данные под предварительно выбранную ими концепцию и, таким образом, не вполне адекватно отражая реальную ситуацию в языке. Данный факт объясняется не только различными соображениями нелингвистического характера, которыми руководствуется, обращаясь к этой теме, тот или иной специалист, но и объективными причинами — длительным отсутствием словарей и современных описаний грамматики у южных русип, а также слабой изученностью карпаторусинского диалектного пространства и недостаточно глубоким освещением в литературе отдельных особенностей восточ-нословацкого диалекта. Вероятно, по этой причине ЮР в предыдущих исследованиях, посвященных лингвогенетической проблематике, обычно сопоставляется с классическими для сравнительно-исторической фонетики праславянскими рефлексами или же с украинским и словацким6 литературными языками, а не с реальными говорами, бытовавшими в северо-восточном Прикарпатье на момент переселения предков южных русин на территорию Сербии и Хорватии.

Следует подчеркнуть, что именно контактологическому подходу свойственны пристальное внимание к диалектному материалу, четкое разграничение различных периодов истории языка, исконных и заимствованных элементов, что невозможно без определения точки отсчета его существования как самостоятельного идиома, а также тождественное восприятие языка, диалекта и группы говоров внутри диалекта как полноценной системы. По этой причине именно контактоло-гический подход способен предложить решение этого вопроса на качественно ином уровне.

Необходимость возврата к изучению лингвогенеза ЮР объясняется также тем, что в последние годы вышел в свет целый ряд важных работ, подробно описывающих фонетическую систему, грамматический строй и лексический состав ЮР, а также восточнословацких и карпаторусинских говоров (см. Материал исследования), что пока не нашло отражения в работах, посвященных его лингвоге-незу. Все вышеизложенное предопределяет чрезвычайную актуальность проблематики данного исследования.

Научная новизна работы состоит в том, что была расширена и углублена база исследования, поскольку к анализу привлекается богатый фактический матери-

6В некоторых исследованиях используются данные восточнословацкого диалекта, а не словацкого литературного языка, который, однако, рассматривается как единое целое, несмотря на то что он внутренне членим.

ал на уровне контактирующих говоров при одновременном сужении объекта исследования до ареала восточнословацких и карпаторусинских говоров Шариша и Земплина7, которые, согласно историческим данным, действительно могли принимать участие в генезисе ЮР. Таким образом, из анализа исключаются те говоры исследуемых идиомов, которые находятся вне зоны непосредственного контакта, и тем более словацкий и украинский литературные языки. Это позволило иначе интерпретировать целый ряд релевантных и нерелевантных признаков и выдвинуть оригинальную концепцию лингвогенеза ЮР.

Объектом исследования является ЮР, на всех языковых уровнях сопоставляемый с эквивалентным материалом ВСШЗ и КРШЗ. При этом ВСШЗ и КРШЗ рассматриваются не как единое целое, а как несколько самостоятельных идиомов. Подобный подход соответствует точке зрения P.A. Аванесова, который предлагал рассматривать каждый диалект как самостоятельную и полноправную систему.

Целью данной работы является установление генезиса ЮР через выявление его диалектной базы, что предполагает решение следующих задач:

1. критический анализ всех традиционных версий происхождения южнорусинского идиома для выяснения причин расхождений в оценках с целью определения различий между версиями;

2. уточнение границ прародины южных русин и установление потенциальной диалектной базы ЮР на уровне отдельных восточнословацких и карпаторусинских говоров;

3. разработка методики выявления диалектной базы ЮР на основе современной контактологической концепции, включая уточнение некоторых контактологи-ческих понятий;

4. реконструкция генезиса ЮР путем сопоставительного анализа разноуровневого южнорусинского материала и его восточнословацких и карпаторусинских эквивалентов тех местностей, откуда предки южных русин переселялись на территорию Сербии и Хорватии.

Методы исследования. Для решения поставленных в работе задач используется комплекс методов, среди которых ведущую роль играет системно-

7 Восточнословацкие шаришекие и земплинские говоры далее обозначаются как ВСШЗ, причем восточнословацкие земплинские как ВСЗ, а восточнословацкие шаришекие как ВСШ; карпато-русинские шаришекие и земплинские говоры обозначаются как КРШЗ, при этом карпаторусин-ские шаришекие как КРШ, а карпаторусинские земплинские как КРЗ.

4

структурный, применяемый при сопоставительном анализе различных уровней системы ЮР (фонологии, морфологии, словообразования, лексического состава, синтаксиса) и диалектов прародины южных русин. Именно на основе этого метода в данном исследовании разрабатывается новая методика выделения релевантных и нерелевантных признаков, отличная от методики, традиционно применимой в сравнительно-историческом языкознании. При отборе и систематизации материала используется лингвогеографический метод (при описании и сопоставлении данных по различным диалектам разных языков). Используются также элементы социолингвистического и сравнительно-исторического методов. Материал излагается методом дедукции.

Материал исследования. В работе используется материал, извлеченный из сербско-южнорусинского словаря Ю. Рамача (1995-1997) и его же грамматики (2002). Материал ВСШЗ эксцерпируется из четырехтомного «Атласа словацкого языка» (1968, 1981, 1983, 1984)8, а также историко-диалекгологического восточно-словацко-словацко-чешского словаря под редакцией О. Галаги (2002) и диалектных записей, сделанных 3. Штибером (1956) и Й. Штольцем (1994). Материал КРШЗ представлен в соответствии с данными диалектологических атласов 3. Штибера (1956-1964) и В.П. Латты (1991), диалектологических описаний Г.А. Ге-ровского (1935 / 1995) и Ю. Ванько (2000), диалектных записей М. Гиряка (1993) и карпаторусинско-украинского словаря А. Бигуняка и О, Гойсака (2003).

Теоретическая значимость работы состоит прежде всего в том, что в ней предлагается оригинальная концепция генезиса идиома, предположительно возникшего в результате контактов двух и более близкородственных идиомов, в связи с чем разрабатываются или уточняются основополагающие понятия генетической контактологии, такие как объект исследования, релевантный / нерелевантный признак, контактема. Это позволило существенно изменить методику исследования, которая может быть применена при исследовании лингвогенеза других идиомов.

Практическая ценность работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в курсах «Введение в славянскую филологию», «Введение

8 Первые два тома, посвященные фонологии и морфологии, вышли под редакцией Й. Штольца; третий том, описывающий морфематическую структуру разных словацких диалектов, — под редакцией Ф. Буффы; четвертый том, фиксирующий диалектные различия в лексике, — под редакцией А. Габовштяка.

в языкознание», в разделе диалектологии курса истории словацкого языка, а также в специальном курсе «Малые славянские языки».

На защиту выносятся следующие положения:

1. ЮР сформировался в результате разноуровневого взаимодействия трех идиомов, каковыми являются восточнословацкие говоры Юго-Западного Земплина (требишовские), Юго-Восточного Шариша (прешовские) и КРШЗ.

2. Взаимодействие требишовских и прешовских говоров в процессе формирования ЮР происходило на системном уровне, но имело асимметричный характер, поскольку удельный вес требишовских элементов в ЮР заметно больше, нежели прешовских.

3. Взаимодействие ВСШЗ с КРШЗ осуществлялось лишь на уровне контактем, в связи с чем карпаторусинские элементы в структуре ЮР находятся на абсолютной периферии и представлены, главным образом, некоторыми лексическими вкраплениями и отдельными формами в идиоматических выражениях.

4. Релевантные признаки, используемые для установления генезиса ЮР, представляют собой разные типы: одни из них являются межъязыковыми, противопоставляющими ВСШЗ и КРШЗ друг другу, другие — ареальными, группирующими на определенной территории говоры, относящиеся к разным языкам, третьи — внутриязыковыми, указывающими в совокупности рефлексов или форм только на требишовские и/или прешовские восточнословацкие говоры.

5. ЮР с точки зрения сравнительно-исторического подхода является гетерогенным языком, однако его гетерогенность не является приобретенной, а унаследованной от сформировавших его говоров, прежде всего говоров вос-точнословацкого диалекта.

Апробация работы. Результаты исследования были изложены на международных научных конференциях «Язык и социум» (Минск, 2006) и «Филологические чтения XXXVI» (Санкт-Петербург, 2007). Основные положения диссертации отражены в 7 публикациях. Работа прошла апробацию на кафедре славянской филологии филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова 27 октября 2008 г.

Структура работы. Работа состоит из Введения, пяти глав, Заключения, библиографического списка и в общей сложности насчитывает 251 страницу. К работе прилагаются 9 географических и диалектологических карт.

Основное содержание работы Введение. Во Введении определяются цели и задачи, характеризуются методы исследования, раскрывается научная новизна и актуальность темы исследования, теоретическая и практическая значимость работы и описывается ее структура. Также во Введении представлена информация общего характера, касающаяся истории южнорусинского этноса и его литературного языка.

В первой главе диссертации «Проблема генезиса ЮР и пути ее решения» дается обзор существующих концепций происхождений ГОР: «украинской» или «переходной» (ЮР как словакизированный карпаторусинский или украинский идиом), «смешанной» (ЮР как гетерогенный польско-словацко-карпаторусинский идиом, испытавший к тому же заметное влияние сербского языка) и «восточно-словацкой» (ЮР как идиом восточнословацкого типа). Особо подчеркивается, что на современном этапе изучения ЮР «переходная» и «смешанная» версия довольно близки, так как обе они трактуют ЮР как идиом смешанной, гибридной природы, в то время как сторонники восточнословацкой версии считают ЮР идиомом вполне определенного (восточнословацкого) типа.

Сущность противоречий между концепциями видится в различном понимании точки отсчета существования ЮР. Приверженцы гибридных версий эту точку отсчета относят или в отдаленное прошлое, как бы включая в генезис ЮР языки или диалекты, на которых предположительно могли говорить предки южных русин задолго до их переселения в Воеводину, или, напротив, рассматривают исконные карпатские явления наряду с поздними сербскими, украинскими и угрорус-скими9 заимствованиями. Сторонники восточнословацкой версии, в свою очередь, считают точкой отсчета середину XVIII в., то есть время переселения карпатских мигрантов-униатов и начало формирования ЮР как обособленного специфического идиома. В связи с этим воеточнословацкая версия представляется более убеди-

9 Заимствования из язычия ■— специфического варинта русского литературного языка с произвольными вкраплениями из украинского и польского языков, а также из различных карпатских говоров. Язычие активно использовалось южными русинами в качестве литературного языка вплоть до кодификации русинского литературного языка в 1923 г.

7

тельной, несмотря на то, что происхождение ЮР в рамках этой версии также точно не локализовано, а лишь предположительно соотносится либо со всем восточ-нословацким диалектом, либо со всеми ВСШЗ вообще, хотя пространство ВСШЗ далеко не однородно. Кроме того, наличие восточнославянских элементов ЮР, как правило, никак не комментируется и не объясняется.

Необходимость принятия нами этой точки отсчета объясняется тем обстоятельством, что именно в это время началась интеграция различных этнических групп в новый южнорусинский этнос, говорящий на своем особом идиоме, при том что на карпатской прародине южных русин происходили ассимиляционные, но не интеграционные процессы. Карпатские русины (самоназвание руснаки, прихожане греко-католической и православной церкви) представляли собой различные в языковом отношении группы, говорящие на разных карпаторусинских и восточнословацких говорах, но при этом не обладающие ярко выраженной эпической идентичностью. Взаимодействие ВСШЗ и КРШЗ на карпатской прародине южных русин в целом происходило таким образом, что восточнословацкие говоры постепенно вытесняли обладающие более низким социальным статусом карпато-русинские, распространяясь в восточные и северные районы Шариша и Земплина. При этом в редких случаях имел место и обратный процесс ассимиляции (некоторые ВСШЗ округа Бардейов в Северном Шарише). Однако языковой и этнической интеграции, подобной той, которая имела место в Бачке10, на карпатской прародине ЮР не происходило.

Формирование переселенческих русинских общин на территории Сербии осуществлялось по конфессиональному признаку: на основании исторических данных первая волна переселенцев-униатов прибыла в 1740-60-х гг. в Воеводину из Юго-Западного Земплина (окрестности Требишова и расположенного недалеко от него венгерского Шарошпатака, входившего тогда в Земплинский комитат) и эмигрантских общин в комитате Боршод, в районе современных венгерских городов Мишкольц и Рудабанья, куда в свою очередь русипы переселялись ранее, в XVII в., из различных районов Шариша и Земплина, в основном прилегающих к течению реки Ондава.

10 Бачка— историческая область сербского края Воеводина; на территории Бачки находятся два крупнейших населенных пункта с преобладающим русинским населением — Руски Крстур и Куцура.

Потенциальной генетической базой ЮР, следовательно, являются ВСШЗ и КРШЗ. При этом необходимо учитывать, что и те, и другие внутренне членимы: различные группы ВСШЗ и КРШЗ, несмотря на ряд общих признаков, находятся в сложном соотношении между собой. Исходный восточнословацкий ареал ЮР, таким образом, гипотетически состоит из нескольких условных групп, в которые их можно объединить на основании совпадения большинства маркированных изо-• глосс: 1) северные шаришские говоры, в основном локализованные на север от г. Бардейов до польской границы, по ряду показателей приближенные спишским восточнословацким и шаришским карпаторусинским; 2) центральные и южные шаришские говоры, расположенные частично в округах Прешов и Сабинов, среди которых особенно выделяется подгруппа юго-восточных говоров вокруг г. Прешов и некоторых говоров округа Гиралтовце (далее - прешовские); 3) западные земппинские говоры (частично округ Гиралтовце, Вранов, Бреков, Сечовце), по некоторым признакам смыкающиеся с шаришскими словацкими; 4) восточные зем-плинские говоры (округа Михаловце, Гуменне); 5) юго-западные земппинские, локализованные в большинстве районов округа Требишов и в юго-западных районах округа Сечовце (далее — требишовские), которые по многим признакам демонстрируют близость прешовским. Предложенная нами на основании анализа фактического материала классификация, как представляется, точнее отображает реальное диалектное состояние в регионе, хотя и имеет условный характер, так как по отдельным признакам эти группы говоров взаимно интерферированы.

КРШЗ также являют собой весьма сложный диалектный континуум. На наш взгляд, следует выделить группу 1) западных и центральных шаришских говоров (округа Бардейов и западная часть округа Свидник), которые в значительной степени словакизированы; 2) восточных шаришских говоров, которые наиболее последовательно сохраняют типичные для всех шаришских карпаторусинских черты (округа Стропков, Гиралтовце); 3) западных земплинских говоров, которые по многим признакам коррелируют с восточными шаришскими, но по ряду других черт совпадают с расположенными восточнее (частично Стропков, Гиралтовце) 4) восточными земплинскими говорами, которые находятся уже на границе западного и восточного карпаторусинских диалектов (округа Медзилаборце, Гуменне, Свидник).

Вторая глава диссертации «Теория и методика исследования ЮР в свете генетической контактологии» посвящена изложению основных теоретических положений, используемых в работе, а также описанию методики исследования.

Современная лингвистическая контактология представляет собой комплексную лингвистическую дисциплину, объектом исследования которой являются языковые контакты во всем их многообразии. Эта дисциплина состоит из нескольких направлений, каждое из которых вполне самостоятельно и, по сути, представляет собой отдельную дисциплину, вследствие чего лингвисты, занимаясь языковыми контактами, как правило, останавливаются на каком-либо одном аспекте изучения этого явления. Так, как уже говорилось, У. Вайнрайх исследует синхронный аспект, С. Томасон и К. Кауфманн — диахронный, Э. Хауген (1962), Р. Филипович (1985) и Й. Айдукович (2004) изучают адаптацию лексических заимствований в языке-реципиенте. При этом каждый из исследователей вполне справедливо утверждает, что занимается языковыми контактами.

В связи с этим становится очевидным, что лингвистическая контактология как комплексная дисциплина имеет двухуровневую организацию: наряду со структурной классификацией контактологтеских дисциплин (фонологическая, морфологическая, синтаксическая, лексическая контактология) актуальна и хрон-ная классификация контактологтеских дисциплин. Исследования разноуровневых контактных явлений в спонтанной речи (parole) следует относить к синхронической контактологии, а исследования контактных явлений в языке как системе (langue) — к диахронической контактологии.

Для выявления диалектной базы южнорусинского языка оказалось необходимым выделение еще одной дисциплины, генетической контактологии, которая представляет собой частный случай диахронической контактологии (диахроническую контактологию, которая исследует историю контактов идиома с другими идиомами, предложено именовать исторической), но при этом обладает ярко выраженной спецификой. Эта специфика заключается, в том, что задачей генетической контактологии является обнаружение генетических связей между исследуемым идиомом и его как минимум двумя предшественниками, благодаря контактам которых он гипотетически сформировался, а объектом исследования, таким образом, является результат взаимодействия идиомов-предшественников, который представляет собой изучаемый идиом. Генетическая контактология использует тот

же разноуровневый сопоставительный метод, что и синхроническая и историческая контактологии, а также сравнительно-историческое языкознание. При этом следует отметить, что в рамках генетической контактологии метод имеет существенные отличия.

Если для синхронической и исторической контактологии центральным оказывается понятие контактемы", включающее в себя иноязычный маркированный элемент в исследуемом идиоме, который выделяется путем сопоставления маркированного элемента с его эквивалентом в потенциальном языке-«доноре» на различных уровнях языка, то в генетической контактологии на переднем плане оказывается понятие релевантного признака, который соотносит совокупную ситуацию в исследуемом идиоме и потенциальном идиоме-предшественнике на системном уровне во всем многообразии рефлексов, форм и формантов.

Признак может связывать исследуемый идиом как со всем исходным ареалом, то есть одновременно и с одним, и с другим языком-предшественником, являясь нерелевантным для определения генезиса, а может объединять исследуемый идиом со всеми говорами только одного из двух языков-предков, оказываясь релевантным свидетельством в пользу этого идиома. Такое соотношение признаков мы называем межъязыковой релевантностью. Кроме того, отдельный признак может связывать исследуемый идиом с различивши ареалами внутри территории прародины, состоящими из отдельных групп говоров каждого языка, связанных конвергентными отношениями различной датировки. Такую релевантность мы обозначаем как ареальную релевантность. Наконец, также признак может соотносить изучаемый идиом только с отдельной группой говоров одного из предполагаемых языков-предков, и в таком случае можно говорить о внутриязыковой релевантности, изучение которой и является последней и главной процедурой по выявлению диалектной базы идиома.

Понятие контактема, однако, также может использоваться в генетической контактологии при обозначении несистемных отступлений от общей ситуации для каждого признака, указывающих на другой идиом, так как эти отступления оказываются фактически приравненными к иноязычным заимствованиям или следам

" Понятие контактема представляет собой удобное обозначение иноязычных элементов в языке безотносительно характера их происхождения (и заимствования, и результаты произошедшей языковой смены). Термин введен сербским русистом-контактологом Й. Айдуковичем в его докторской диссертации (2004).

старого языка в новом языке в результате произошедшей языковой смены (два типа контактем в исторической контактологии).

Совокупный учет всех релевантных данных, в том числе и отдельных отступлений от общей ситуации12 у различных признаков, формирует окончательный результат исследования.

В третьей главе диссертации «Межъязыковая релевантность и лингво-генез ЮР» рассматриваются признаки, восходящие к ВСШЗ, или с КРШЗ в целом.

Путем сопоставительного анализа ЮР, ВСШЗ и КРШЗ было выяснено, что в ЮР существует 29 системных разноуровневых признаков, тождественных в ЮР и ВСШЗ и отличающихся в КРШЗ, при этом 18 из них так или иначе рассматривались ранее в работах Ч. Бидвелла (1966), С. Густавсона (1983), O.A. Дзендзелевского (1996), А.Д. Дуличенко (1998), М. Фейсы (2006) и др.

Восточнословацкая релевантность13 некоторых из признаков, упоминавшихся в работах других авторов, подтвердилась. Так, например, наличие в ЮР групп *tl / *dl действительно является свидетельством в пользу его генетических связей с ВСШЗ:

юр. кридло, вслв. kridlo, кр. krylo 'крыло'14;

юр. модлщ, вслв. modl'ic, кр. molyty 'просить, молить';

юр. стретлщ вслв. stretli, кр. strely 'встретили'.

Среди морфологических признаков, восточнословацкий характер которых подтвердился, можно отметить, например, флексию -ох в формах предл.п. мн.ч. существительных всех типов склонений, которая соотносит ЮР с ВСШЗ и противопоставляет КРШЗ:

юр. синох, вслв. sinox, кр. synax 'о сыновьях'; юр. польох, вслв.pol'ox, кр. pol'ax 'о полях'; юр. женох, вслв. zenox, кр. zenax 'о женщинах';

12 Общая ситуация у конкретного признака — системная рефлексация, системные флексии, форманты и модели.

Иными словами, релевантность для идентификации ЮР с ВСШЗ.

14 В работе используются следующие сокращения: бард. — говоры округа Бардейов, вслв. — восточнословацкий Шариша и Земплина, гир. — говоры округа Гиралтовце, дубл. — дублетная форма, земпл. — земплинский, кр. — карпаторусинский Шариша и Земплина, крст. — южнорусинский вариант г. Руски Крстур, куц. — южнорусинский вариант г. Куцура, мих. — говоры округа Михаловце, преш. — прешовские, спор. — спорадический, тр. — требишовские, шар.— шаришский, юр. — южнорусинский.

юр. косцох, вслв. koscox, кр. kost'ах 'о костях'.

Интерпретация же большей части выделенных ранее признаков нуждается в корректировке.

1) Некоторые признаки, которые ранее оценивались как частично релевантные или гетерогенные, например, колебания а ('а) / е < в ЮР, в действительности отражают не стихийное смешение восточнославянского и западнославянского

. рефлексов, а совокупную картину рефлексов15 в ВСШЗ: юр. мeco, вслв. meso, кр. тп 'aso 'мясо'; юр. чежки, вслв. ceski, кр. í'askyj 'тяжелый'; юр. дзековац, вслв. dzekovac, кр. d'ak(u/o)vaty 'благодарить'; юр. вязац, вслв. viazac, кр. viazaty 'связывать'; юр. дзевяти, вслв. dzeviati, кр. d'eviaiyj 'девятый'.

2) Другие системные признаки, которые ранее считались в целом восточно-словацкими, содержат лексемы-отступления, которые противоречат общей ситуации и, по мнению отдельных авторов, являются «реликтами» карпаторусинского происхождения (А.Д. Дуличенко). В действительности же они представляют собой поздние литературные заимствования16, которые, разумеется, не должны рассматриваться наряду с исконными элементами. В качестве подобных примеров можно привести следующие лексемы-отступления от общей неполногласной рефлексации "tort, *tolt, *tert, *telt":

юр. город, вслв. varos / вслв. спор, mesto, кр. varos / кр. спор, misto, сербск. град, укр. мгсто 'город';

юр. норов, заимствованное из украинского или язычия, употребляющееся наряду с обнчай, звичай, вслв. и кр. obicaj /zvicaj, укр. норов 'нрав, обычай';

юр. соловей, заимствованное из украинского или язычия и вытеснившее из употребления в XX в. исконное славик, вслв. slavik, кр. шар. sloviak / кр. вост. земпл. solovij 'соловей', укр. соловей 'соловей'.

3) Иные так называемые «реликты», хотя и являются отступлениями от системной рефлексации в ЮР, находят точные эквиваленты и в ВСШЗ, поэтому нет

15 Совокупную картину рефлексов составляют наряду с примерами, отражающими системную рефлексацию, примеры с нетипичными для конкретного признака рефлексами. 6 Лексика, заимствованная в XX в., преимущественно из украинского литературного языка и

язычия.

17 В ЮР и ВСШЗ фиксируется системное неполногласие: юр. крава, вслв. krava, кр. korova 'корова'; юр. сладки, вслв. slaíki, кр. solotkyj 'сладкий' и др.

оснований считать их генетически карпаторусинскими. Так, отсутствие восточно-словацкой ассибиляции18 в следующих примерах указывает и на ВСШЗ, и на КРШЗ:

юр. деска, вслв. deska, кр. docka 'доска'; юр. диня, вслв. diña, кр. dyña 'дыня'; юр. ти, вслв. ti, кр. ty 'ты'; так как ассибиляция перед *ъ и *у не осуществлялась.

4) Отдельные признаки, квалифицированные ранее как нерелевантные, также восходят к ВСШЗ. В качестве примера можно привести наличие твердых или мягких /, /', п, ñ перед гласными переднего ряда е<*ё / *5 и реже е< *ь и ¡<*i: юр. недзеля'9, вслв. ñedzel'a, кр. ned'il'a 'воскресенье'; юр. лам, вслв. Гет, кр. lern 'только'; юр. Н1ч, вслв. nie, кр. пус 'ничего'; юр. лщо, вслв. l'ico, кр. lyce 'щека'.

Кроме того, были выявлены признаки, указывающие на ВСШЗ, которые ранее не рассматривались, например, стяженная флексия им.п. ед.ч. мужского рода адъективного склонения:

юр, стари, вслв. stari, кр. staryj 'старый'; юр. други, вслв. druhi, кр. druhyj 'другой, второй'; или унификация флексий в формах род., дат. и предл.пп. ед.ч. женского рода адъективного и прономинального склонения:

юр. добрей, вслв. dobrej, кр. род. п. dobroj / кр. дат. и предл. пп. dobri 'хорошей, доброй';

юр. моей, вслв. mojej, кр. род. п. mojoj / кр. дат. и предл.пп. mojí 'моей'. Остальные системные признаки в категории межъязыковой релевантности (11) охарактеризованы нами как нерелевантные, так как они одновременно указывают и на ВСШЗ, и на КРШЗ, а следовательно, генетически релевантной информации пе содержат. Эти признаки ранее упоминались А.Д. Дуличенко (1998) и были квалифицированы как восточнословацкие (например, фиксированное ударение на предпоследнем слоге; флексия -те в глагольной форме 1 л. мн.ч. презента:

18 В ЮР системная ассибиляция представлена так же, как и в ВСШЗ. Ср.:. юр. дзешац, вслв. dze(s/s)ac, кр. d'es'at' 'десять'; юр. дзецко, вслв. dzecko, кр. d'(/g')ityna 'ребенок'. " Буквы е и í в южнорусинской графике выполняют ту же функцию, что и в украинской: указание на смягчение предшествующего согласного и звуки [е] и [i],

14

юр. воламе, вслв. и кр. volame 'зовем'; юр. купиме, вслв. и кр. kupirne 'купим'; юр. жиеме, вслв. zijeme, кр. zyjeme 'живем'; префикс da- у неопределенных местоимений: юр. дахто, вслв. daxto, кр. daxto 'кто-то'; юр. дацо, вслв. daco, кр. daSto 'что-то'; юр. даяки, вслв. dajaki, кр. dajakyj 'какой-то') или как гетерогенные (например, две модели образования прошедшего времени, одну из которых А.Д. Дули-ченко квалифицировал как восточнословацкую, а другую — «украинскую»: юр. волал сом /я волал, вслв. volai (som / mi) /ja volai, кр. vola(l/ü) jem / ja vola(l/ü)).

Системных признаков карпаторусипского происхождения нам обнаружить не удалось. Тем не менее, некоторые отступления от ситуации, на системном уровне совпадающей с ситуацией в ВСШЗ, действительно могут быть квалифицированы как карпаторусинские контактемы, как, например, в случае рефлекса-ции *tj,*dj и *kt, *gt перед гласными переднего ряда: юр. мачоха, вслв. тасоха, кр. тасоха 'мачеха'; юр. меджа, вслв. medza, кр. medía 'межа'; юр. (по)мочи, вслв. (po)m(u/o)sc, кр. (po)moci '(по)мочь', юр. целячи (наряду с целецов), вслв. cel'eci, кр. îel'aâyj 'телячий'; юр. медведжи (наряду с медведзов), вслв. medveehi, кр. medvedzyj 'медвежий'20.

Карпаторусинские флексии присутствуют в нескольких идиоматических выражениях, также представляя собой отступления от общей ситуации:

юр. пойсц свойов драгое / пойсц свойом драгом, вслв. p(u/o)jsc svoju drahu, кр. шар. pity svojom drahom, кр. земпл. pity svojoü drahoü 'пойти своей дорогой'; юр. до оч, вслв. do осох, кр. do ос '(прямо) в глаза'; юр. мацери, вслв. macere, кр. mater'i 'матери'.

Таким образом, следует констатировать тот факт, что карпаторусинский компонент представлен исключительно на уровне контактем, что говорит о минимальном участии КРШЗ в формировании южнорусинского идиома.

В четвертой главе диссертации «Ареальная релевантность и липгвоге-нез ЮР» рассматриваются признаки, которые соотносят ЮР с говорами некоторых районов Шариша и Земплина, где рассматриваемое явление представлено и в местных ВСШЗ, и КРШЗ.

20 В ЮР, как и в ВСШЗ, представлена системная рефлексация*^>с, *kt>c, *dj>dz, *gt>dz: юр. Чудзи, вслв. cudzi, кр. cudzyj 'чужой'; юр. tiotj, вслв. пос, кр. ñií 'ночь'; юр. предза, вслв. predza, кр. pradza 'пряжа'.

В результате проведенного анализа были установлены границы шаришско-земплинского ареала, с говорами которого в отдельных случаях коррелирует ЮР, причем выявленные признаки рассматриваются нами по мере сужения ареала их распространения.

Во-первых, ЮР объединяется с шаршпскими, западными и центральными земплинскими, требишовскими ВСШЗ и всеми КРШЗ, на основании двух признаков:

1) флексия -ami тв.п. мн.ч. существительных: юр. домами, вслв. domami / кроме вслв. вост. земпл. domoma, кр. domamy 'домами'; юр. местами, вслв. те-stami / кроме вслв. вост. земпл. mestoma, кр. mistamy 'местами'; юр. косцами, вслв. koscami / вслв. кроме вост. земпл. koscoma, кр. kost'ату 'костями'; юр. женами, вслв. zenamiI кроме вслв. земпл. zenoma, кр. zenamy 'женщинами';

2) флексия -е в формах ед.ч. им.п. среднего рода адъективного склонения, например юр. добре место, вслв. dobre mesto / кроме вслв. вост. земпл. dobri mesto, кр. dobre misto 'хорошее место'; юр. ярне полъо, вслв. jar he pol'ö / кроме вслв. вост. земпл.jarñipol'o, кр.jarñepol'e 'весеннееполе'.

Во-вторых, ЮР объединяется с шаришскими и требишовскими ВСШЗ и всеми КРШЗ, на что указывает один признак — форма дат. и предл. пп. ед.ч. одушевленных существительных мужского рода с флексией -ovi (юр. синови, вслв. шар. и тр. sinovi / вслв. земпл. sinoj, кр. synovi 'сыну / о сыне'; юр, ковальови, вслв. шар. и тр. koval'ovil вслв. земпл. koval'oj, кр. koval'ovi 'кузнецу / о кузнеце').

В-третьих, ЮР объединяется с шаришскими прешовскими и требишовскими ВСШЗ и всеми КРШЗ, на что указывает также один признак — отсутствие систематической эпентезы j перед сочетанием sc в существительных и глаголах: юр. косц, вслв. kojsc, вслв. тр. и преш. kose, кр. kist 'кость'; юр. намосце, вслв. пато-jsce, вслв. тр. и преш. na mosce, кр. na mosti 'на мосту'; юр. класц, вслв. klajsc, вслв. тр. и преш. tí ase, кр. klasty 'нести'.

И наконец, в трех случаях ЮР обнаруживает идентичность с ВСЗ и КРЗ:

1) реализация фонемы v в различных позициях как [й], [и] (юр. унук, вслв. шар. vnuk / вслв. земпл. ипик / йпик, кр. шар. vnuk / кр. земпл. ипик / йпик 'внук'; юр. овца [ойса], вслв. шар. ufea / вслв. земпл. ойса, кр. шар. vifea / кр. земпл. viüc'a 'овца'; юр. крев [кгей], вслв. шар. kref / вслв. земпл. кгей, кр. шар. krof / кр. земпл. кгой 'кровь');

2) флексии род. и дат. пи. ед.ч. мужского и среднего рода адъективного и прономинального склонения -oho и -оти (юр. доброго / доброму, вслв. шар. do-breho / dobremu, вслв. земпл. dobroho / dobromu, кр. dobroho / dobromu 'доброго / доброму, хорошего / хорошему'; юр. нашего /нашому, вслв. шар. naseho /nasemu, вслв. земпл. nasoho / nasomu, кр. nasoho /nasomu 'нашего / нашему');

3) флексия -/' в формах им.п. мн.ч. всех родов адъективного еклокския (юр. добры, вслв. шар. и центр, земпл. dobre / вслв. земпл. dobri, кр. dobry 'добрые / хорошие'; юр. ярт, вслв. шар. и центр, земпл. jarfte / вслв. земпл. jarni, кр .jarni 'весенние'; юр. перши, вслв. шар. и центр, земпл. perse / вслв. земпл. persi, кр. persy 'первые').

При совмещении различных изоглосс межъязыковой релевантности, которая на системном уровне отсекает участие КРШЗ в генезисе, и изоглосс ареальной релевантности, которая оставляет за пределами потенциальной диалектной базы отдельные группы ВСШЗ, наибольшее количество совпадений мы получаем прежде всего для требишовских ВСЗ, которые, как очевидно, входят в состав всех ареаль-ных объединений, а также прешовских ВСШ, которые представлены во всех ареалах, кроме общеземплинского. Соответственно за пределы потенциальной диалектной базы по результатам данной процедуры могут быть отнесены и определенные группы ВСШЗ: 1) восточные и центральные земплинские говоры округов Михаловце и Гуменне; 2) большая часть шаришских говоров, кроме говоров округа Прешов, демонстрирующих также значительное число совпадений с ЮР.

Эти сведения, тем не менее, нуждаются в подтверждении информацией на непосредственном материале внутриязыковой (внутривосточнословацкой) релевантности, так как только выделение внутриязыковых релевантных признаков приближает нас к окончательному решению вопроса о генезисе ЮР.

Этой проблематике посвящена пятая глава диссертации «Внутриязыковая восточноеловацкая релевантность и локализация диалектной базы ЮР».

В результате анализа было установлено, что три системных признака объединяют ЮР с шаришским, центральноземшшнским и западноземплинским (в том числе и требишовскими говорами) языковым пространством ВСШЗ:

1 ) формы дат. и предл. пп. ед.ч. неодушевленных существительных мужского и среднего рода с флексиями -и или -е, при том что в восточных земплинских говорах часто фиксируется флексия -о/, а в КРШЗ -i (юр. на диждэ/су, вслв. па

dizdzu, кр. na dozdzi 'под дождем'; юр. на оку, вслв. na oku I вслв. вост. земпл. спор. na okoj, кр. зап. шар. na oku / кр. na oc'i 'на глазу'; юр. на бубне, вслв. па ЬиЪпи / вслв. вост. земпл. спор, na bubñoj, кр. na bubñi 'на барабане'; юр. на швеце, вслв. na s(/s)vece, кр. na s(/s)vit Ч 'в углу');

2) флексия -о в им.п. мн.ч. притяжательных прилагательных и местоимений, в то время как в восточных земплинских -/, а в КРШЗ -у (юр. братово руки, вслв. bratovo ruki / вслв. вост. земпл. bratovi ruki, кр. bratovy ruky 'руки брата'; юр. нашо дзеци, вслв. naso dzeci / вслв. вост. земпл. nasi dzeci, кр. nasi d'(/g')ity 'наши дети');

3) формы 1 л. ед.ч. глагольного презента с флексией -т, противопоставленные флексии -и в восточных ВСЗ и КРШЗ (юр. будзем, вслв. budzem I вост. земпл. budu, кр. budu 'буду'; юр. розумим, вслв. rozumim / вост. земпл. rozumiu, кр. го-zum(l')u 'понимаю').

Один признак, а именно унификация флексий род.п. мн.ч. существительных посредством флексии -ох, в совокупности рефлексов указывает только на ша-ришские и требишовские ВСШЗ (юр. синох, вслв. sinox / вслв. сев. шар. sinuf / вслв. юго-вост. земпл. sinon, кр. syñiü 'сыновей'; юр. метлох, вслв. metlox / вслв. юго-вост. земпл. metloú, кр. mitol 'метел'; юр. грушкох, вслв. шар. и тр. hruskox / вслв. земпл. hrusok и hruskoü, кр. hrusok 'груш'; юр. овцох, вслв. шар. и тр. (uflou)cox / вслв. земпл. ovec и ойсой, кр. vivec(') 'овец'; юр. польох, вслв. pol'ох / вслв. земпл. южн. и центр, мих. pol 'ой, кр. pol Ч 'полей').

Совокупность рефлексов *ъ также соотносит ЮР с ВСЗ: о (юр. писок, вслв. шар. pisek / вслв. земпл. pisok, кр. pisok 'песок'; юр. сон, вслв. шар. sen / вслв. земпл. son, кр. son 'снаружи'; юр. тот, вслв. шар. ten / вслв. земпл. tot, кр. tot 'тот'), е (юр. деска, вслв. deska, кр. do(c/s/cs)ka 'доска'; юр. цент, вслв. cenki, кр. tonkyj 'тонкий'; юр. локец, вслв. lokec, кр. шар. l(y/y)kot' / кр. земпл. loket' 'локоть') и i (юр. диждж, вслв. di(s/s)c, кр. do(c/sc) 'дождь').

Восемь системных признаков указывают в целом только на требишовские

ВСЗ:

1) совокупность рефлексов *ё: е (юр. сушед, вслв. susit / вслв. тр. suset, кр. sus'it 'сосед'; юр. хлеб, вслв. xl'ip/вслв. тр. xl'ep, кр. xl'ip 'хлеб'), i (юр. iuhïz, вслв. s(/s)n'ix, кр. s(ñi/ny)x 'снег'; юр. гвизда, вслв. hvizda, кр, zvizda 'звезда') и а (юр. цадзиц, вслв. cadzic, кр. с 'idyty 'цедить'; юр. здзац, вслв. zdzac, кр. пример отсутствует 'снять'; юр. цали, вслв. cali, кр. c(a/i)lyj 'целый');

2) совокупность рефлексов слогового *1: lu (юр. слунко, вслв. slunko, кр. sortee / кр. спор. шар. slonko 'солнце'; юр. слуп, вслв. slup, кр. stop 'столб'), l(')i (юр. слиза, вслв. sliza I вслв. центр, и зап. шар. solza / вслв. бард, selza, кр. шар. s(l)ylza / кр. земпл. slyza 'слеза'; юр. глХбоки, вслв. hliboki / вслв. тр. hl'iboki, кр. hlubokyj 'глубокий'), о/ (юр. полни, вслв. pulni / вслв. тр. poini / вслв. вост. земпл. ройпх / вслв. бард, pelni, кр. pornyj 'полный'; юр. волна, вел a. vulna / вслв. тр. vaina, . кр. voüna 'шерсть'), lo (юр. длобац, вслв. dlubac / вслв. тр. dlobac, кр. dobaty 'долбить'), ой (юр. крет. жовти, вслв. zulti / вслв. сев. и центр, шар. и вост. земпл. Sol ti / вслв. тр. zoüti, кр. zoütyj 'желтый');

3) отсутствие изменения о>и в закрытых (юр. дзвон, вслв. dzvun / вслв. тр. dzvon, кр. dzvyn 'звон'; юр. пойдзем, вслв. pujdzem I вслв. тр. pojdzem, кр. pidu 'пойду'; юр. вон, вслв. шар. un / вслв. земпл. тп / вслв. тр. von, кр. vin 'он'; юр. мой, вслв. muj / вслв. тр. moj, кр. mij / шар. спор, muj 'мой') и некоторых открытых (юр. скора, вслв. skura / вслв. тр. skora, кр. skora 'кожа, кора'; юр. гора, вслв. hura / вслв. тр. hora, кр. hora 'гора') слогах;

4) отсутствие изменения е<*ё / *ё в закрытых (юр. посцель, вслв. po(j)scil' / вслв. тр. poscel \ кр. postil ' / posé il ' / posk'il' 'постель'; юр. персцень, вслв. perciñ / вслв. тр.persceñ, кр.perst'iñ 'перстень'; юр. кудзель, вслв. kudzil' ! вслв. тр. kudzel', кр. kud'il' 'куделя'; юр. плетол, вслв. pl'it / вслв. тр. pl'etol, кр. pl'iü / кр. шар. устар. pl'ul 'плел'; юр. ведол, вслв. vit I вслв. тр. vedo!, кр. viü(l) I кр. шар. устар. viul 'вел') и некоторых открытых (юр. уцерац, вслв. ucirac / вслв. тр. исегас, кр. vytyraty 'вытирать'; юр. зберац, вслв. zbirac / вслв. тр. zberac, кр. zbyraty 'собирать'; юр. седем, вслв. sidzem / вслв. тр. sedem, кр. шар. sim/sidem / кр. земпл. s'im 'семь') слогах;

5) изменение s '>s (юр. uiecmpa, вслв. sestra I вслв. тр. sestra, кр. зап. и центр, шар. sestra / кр. sestra 'сестра'; юр. дзеъиац, вслв. dzesac / вслв. тр. dzesac, вслв. зап. и центр, шар. desat / des'at(') 'десять'; юр. гимерц, вслв, smerc / вслв. тр. smerc, кр. smert(') 'смерть'), z'>z (юр. жем, вслв. z(i/e)m / вслв. тр. zeni, кр. zeml'a 'земля'; юр. жима, вслв. zima / вслв. тр. zima, кр. zyma 'зима'; юр. жвир, вслв. ¿vir, кр. ¿vir, кр. zvir 'зверь') и отсутствие мягких шипящих s и г;

6) наличие твердых консонантных сочетаний sc (юр. щесце, вслв. scesce / вслв. тр. scesce, кр. sc'ast'a / кр. спор, syst 'а 'счастье'; юр. щедри, вслв. scedri / вслв. тр. sëedri, кр. scedryj 'щедрый') и zdS (юр. дижджа, вслв. dizdza / вслв. тр.

dizdza, кр. dozdza 'дождя'; юр. гвижджац, вслв. hvizdz(e/i)c / hvizdac, вслв. тр. hvüdzic, кр. hvizdz'aty 'свистеть');

7) наличие форм ед.ч. род. и предл. пп. женского рода субстантивного склонения на -а с флексией -i без чередований к/с', h/z', х/s' (юр. о мухи, вслв. шар. о muse / вслв. земпл. о muxoj / вслв. тр. о muxi, кр. о mus 7 'о мухе'; юр. у миски, вслв. юго-вост. шар. и спор, земпл. (v/u) misce / вслв. шар. v mise / вслв. земпл. и miskoj / вслв. тр. и muski, кр. (v/u) mysc(')y 'в миске'; юр. на руки, вслв. шар. и спор, земпл. na ruce / вслв. земпл. rukoj / вслв. тр. ruki, кр. ruc'i 'на руке'; юр. на ноги, вслв. шар. и спор, земпл. na noz(z)e / вслв. земпл. na nohoj I вслв. тр. na nohi, кр. па noz 'i 'на ноге');

8) наличие финали инфинитива -cic у ряда глаголов с презентной основой на согласный (юр. тлучиц, вслв. tlusc / вслв. тр. tlucic, кр. toükaty / toloci 'толочь, толкать'; юр. чечиц, вслв. cesc / вслв. земпл. спор, сес / вслв, тр. cecic, кр, teci 'течь'; юр. печиц, вслв. pe(j)sc / вслв. тр. pecic, кр. peci 'печь').

Два системных признака соотносят ЮР с большинством ВСШ округа Прешов и в полной мере не соответствуют ситуации, наблюдаемой в требишов-скихВСЗ:

1) огласовка форм воспомогательного глагола буц (юр. сом, вслв. сев. и центр, бард.jem (т) / вслв. центр, шар. som / вслв. шар. юго-вост. преш. ¿mi / шар. гир. и юж. бард, и земпл. mi / вслв. земпл. юго-вост. мих. smi, кр. jem / т 'форма 1 л ед.ч.'; юр. зме, вслв. сев. и центр, бард, та / вслв. центр, преш. zme / шар. юго-вост. преш. sme / шар. гир. и юж. бард, и земпл. zme (те), кр. zme/zmi 'форма 1 л. мн.ч.'), особой формы нет (вслв. ñit / вслв. шар. преш. net, кр. ñit 'нет') и образование отрицательных форм глагола буц (юр. не сом и не е, вслв. шар. сев. и центр, бард, ñe jem и ñe je / вслв. шар. сев-вост. преш. ñet som или ñit som и ñet je или ñit je / вслв. шар. сев.- зап. гир. ñe mi и ñe je / вслв. шар. саб. и преш. ñe som и ñe je / вслв. земпл.и шар. гир. ñit mi и ñit je, кр. пе jem и пе je 'отрицательные формы 1 л. ед.ч. и 3 л. ед.ч.');

2) формы причастий прошедшего времени с финалью -nul (юр. гинул, вслв. hinul / вслв, тр. hinol, кр. hynu(l/Ü) 'погибал'; юр. спаднул, вслв. шар. и спор, земпл. spadnul и spadol / вслв. земпл. и шар. спор, spat / вслв. тр. spadnol, кр. ира(1/й) 'упал') и с нулевым формантом у ряда глаголов с презентной основой на согласный (юр. дубл. мог, вслв. тих / вслв. шар. юж. преш. тох / вслв. сев. и центр.

преш. и саб. и вслв. тр. mohol, кр. mix 'мог'; юр. дубл. упек, вслв. upik / вслв. шар. юж. преш. upek / вслв. сев. и центр, преш. и саб. и вслв. тр. upekol, кр. upik / upiuk 'испек').

Таким образом, внутриязыковые признаки указывают на требишовские ВСЗ и прешовские ВСШ, что в точности соотносится с распространением ареально релевантных признаков БСШЗ.

В Заключении излагается концепция генезиса ЮР.

Согласно результатам исследования, ЮР сформировался преимущественно вследствие асимметричного взаимодействия на системном уровне аосточносло-еацких говоров Юго-Западного Земплина (требишовских) и Юго-Восточного Шариша (прешовских). При этом максимальную близость ЮР демонстрирует в отношении требишовских ВСЗ, с которыми он совпадает по 60 из 62 отмеченных нами релевантным и нерелевантным признакам, в то время как с прешовскими ВСШ ЮР совпадает в 50 случаях из 62, в том числе и в тех двух случаях, когда ситуация в ЮР не совпадает в совокупности всех форм с ситуацией в требишовских говорах.

КРШЗ на системном уровне не представлены ни одним релевантным признаком. Хотя ЮР совпадает с ними по 18 позициям из 62, все эти признаки или нерелевантны с точки зрения межъязыковой релевантности (11 признаков соотносят ЮР и с ВСШЗ, и с КРШЗ в целом), или ареально релевантны (7 признаков объединяют различные группы ВСШЗ и КРШЗ в коррелирующие с ЮР ареалы). На то, что КРШЗ все же принимали некоторое участие в генезисе ЮР, четко указывает более 20 выделяемых в составе ЮР различного типа контактем, многие из которых являются дублетными, региональными, редкоупотребительными и архаичными вариантами. Среди них можно выделить контактемы следующих типов:

1) лексические, содержащие карпаторусинские рефлексы (упомянутые выше мачоха, меджа, а также юр. nieu, вслв. l'(a/e)vi, кр. l'ivyj 'левый'; юр. чорт, вслв. земпл. cert, кр. cort 'черт'; юр. грабя!, вслв. hrabe J hrapki / hrabl'icki, кр. hrabl'i 'грабли' и др.);

2) морфонологические (упомянутые выше медееджи и целячи)-,

3) грамматические (форма им.п. мн.ч. существительного мац: юр. мацери, вслв. macere, кр. mater'i 'матери'; одна из вариативных форм им.п. мн.ч. юр. су-шеди (наряду с сушедзи и сушедове), вслв. su(s/s)edzi, кр. sus 'idy 'соседи');

4) фразеологические (юр. пойсц свойов драгое / пойсц свойом драгом, вслв. p(u/o)jsc svoju drahu, кр. шар. pity svojom drahom, кр. земпл. pity svojoU drahoii 'пойти своей дорогой'; или юр. до оч, вслв. do осох, кр. do ос 'прямо в глаза').

Тот факт, что эти карпаторусинские элементы по своей природе периферийны и несистемны и представляют собой единичные отступления от общей восточ-нословацкой ситуации в каждом частном случае, говорит о том, что участие КРШЗ в формировании южнорусинского идиома было минимальным.

Таким образом, взаимодействие идиомов, сформировавших в конечном итоге южнорусинский язык, можно охарактеризовать как двухуровневое: на системном уровне взаимодействовали требишовские ВСЗ и прешоеские ВСШ, в то время как на уровне контактем две группы восточнословацких говоров контактировали также с КРШЗ.

Поскольку по своим системным признакам ЮР полностью совпадает с тре-бишовскими и / или прешовскими ВСШЗ, его гетерогенность является не результатом смешения генетически разнородных элементов в процессе формирования, а восходит к гетерогенности названных ВСШЗ.

Полученные лингвистические результаты в точности соответствуют результатам последних исторических исследований, посвященных миграциям предков южных русин в Бачку, в соответствии с которыми основные потоки переселенцев направлялись с территории округа Требишов и из эмигрантских общин северного Боршода, ранее заселенных русинами, в основном пришедшими из районов Ша-риша и Земплина, прилегающими к реке Ондава (в том числе округов Прешов и Требишов). При этом некоторые немногочисленные группы переселенцев прибывали позднее в конце XVIII и в XIX вв. из других северных районов Шариша и Земплина, где говорили на КРШЗ, пользовавшихся меньшим социальным престижем.

Происхождение некоторых несистемных элементов, присутствующих в ЮР и отсутствующих в требишовских ВСЗ, прешовских ВСШ и КРШЗ (например, формы тв.п. мн.ч. существительных всех типов склонения с флексией -mi), остается по-прежнему не вполне ясным, вследствие чего следует продолжить дальнейшие исследования по современной и исторической диалектологии словацкого и карпаторусинского языков, а также истории литературного ЮР, что и позволит установить их генетические характеристики. Последующие контактологические ис-

следования ЮР могут быть посвящены изучению языковых контактов ЮР в синхронном аспекте, прежде всего взаимодействия ЮР с сербским языком. Будущие исследования в области генетической контактологии могут быть сосредоточены на изучении генезиса идиомов, сформировавшихся или формирующихся на стыке близкородственных языков как в границах так называемой Славии, так и за ее пределами. Исходной базой для последующих исследований могут служить теоретические и практические результаты данной работы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Чарский В.В. Новая трактовка критерия релевантности / нерелевантности в лингвогенезе южнорусинского языка // Всстник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2008, №3. С. Ш-117.

2. Чарский В.В. Диалектная база южнорусинского языка И Известия РГПУ им. А.И. Герцена. Общественные и гуманитарные науки. 2008, № 32 (70). С. 375-378.

3. Чарский В.В. Характер карпаторусинских элементов в южнорусинском языке // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. Общественные и гуманитарные науки. 2008, № 36 (74). С. 217-221.

4. Чарский В.В. Проблема генезиса южнорусинского языка и пути ее решения // Славянский вестник МГУ. 2009, №3. С. 165-177.

5. Чарский В.В. Новый подход к изучению проблемы генезиса южнорусинского языка и его предварительные результаты // Тезисы и материалы XXXVI Международной филологической конференции 12-17 марта 2007. Санкт-Петербург, 2007. С. S4-59

6. Чарский В.В. Южнорусинский язык сегодня: статус и перспективы // Материалы VII Международной конференции. Минск, 2007. С. 77-79.

7. Чарский В.В. Рецензия на «Граматику русинського языка» о. Д. Сидора // Русский сборник. М., 2007. Т.4. С. 408-414.

Отпечатано в копицентре «СТПРИНТ» Москва, Ленинские горы, МГУ, 1 Гуманитарный корпус. www.stprint.ru e-mail: e.lobus9393338@yandex.ru тел.: 939-33-38 Тираж 100 экз. Подписано в печать 19.11.2008 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Чарский, Вячеслав Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА И ПУТИ ЕЕ РЕШЕНИЯ.

1.1. «СМЕШАННАЯ» ВЕРСИЯ.

1.2. ВОСТОЧНОСЛОВАЦКАЯ ВЕРСИЯ.

1.3. ТОЧКА ОТСЧЕТА В РАЗЛИЧНЫХ КОНЦЕПЦИЯХ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА

1.4. ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В ПОДКАРПАТСКОЙ РУСИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ. ЗНАЧЕНИЕ ЭТНОНИМА РУСИН/РУСНАК.

1.5. ВОПРОС О ПРАРОДИНЕ ЮЖНЫХ РУСИН.

1.6. ПОТЕНЦИАЛЬНАЯ ДИАЛЕКТНАЯ БАЗА ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА.

1.7. ВЫВОДЫ.

ТЕОРИЯ И МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА В СВЕТЕ ГЕНЕТИЧЕСКОЙ КОНТ АНТОЛОГИИ.

2.1. ЯЗЫКОВЫЕ КОНТАКТЫ И КЛАССИФИКАЦИЯ КОНТАКТОЛОГИЧЕСКИХ ДИСЦИПЛИН.

2.2. ДИАХРОНИЧЕСКАЯ КОНТАКТОЛОГИЯ И КОНТАКТЫ БЛИЗКОРОДСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВ.

2.3. ГЕНЕТИЧЕСКАЯ КОНТАКТОЛОГИЯ: ЗАДАЧИ И ОБЪЕКТ ИЗУЧЕНИЯ. ЯЗЫКИ КОНТАКТНОГО ГЕНЕЗИСА И ЮЖНОРУСИНСКИЙ.

2.4. КРИТЕРИЙ РЕЛЕВАНТНОСТИ / НЕРЕЛЕВАНТНОСТИ В ГЕНЕТИЧЕСКОЙ КОНТАКТОЛОГИИ.

2.5. ВЫВОДЫ.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

МЕЖЪЯЗЫКОВАЯ РЕЛЕВАНТНОСТЬ И ЛИНГВОГЕНЕЗ ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА.

3.1. РЕЛЕВАНТНЫЕ ВОСТОЧНОСЛОВ АЦКИЕ ПРИЗНАКИ, КОТОРЫЕ УПОМИНАЛИСЬ В ДРУГИХ РАБОТАХ.:.

3.1.1. РЕФЛЕКСЫ *£.

3.1.2. СОВПАДЕНИЕ РЕФЛЕКСОВ *Y и *1.

3.1.3. РЕФЛЕКСЫПРАСЛАВЯНСКНХ СОЧЕТАНИЙ *TORT, TOLT, TERT, TELT.

3.1.4. НАЧАЛЬНАЯ ГРУППА *JE-.V.

3.1.5 РЕФЛЕКСЫ СЛОГОВОГО *R.

3.1.6. РЕФЛЕКСЫ ГРУПП *TJ И *DJ.

3.1.7. РЕФЛЕКСЫ ГРУПП *TL И *DL.

3.1.8. ОТСУТСТВИЕ L-EPENTET1CUM.

3.1.9. АССИБИЛЯЦИЯDHf.

3.1.10. РЕФЛЕКСЫ *КУИ *GV.

3.1.11. ПРОТЕТИЧЕСКИЕ СОГЛАСНЫЕ V, Н, G ПЕРЕД О И U.

3.1.12. ФОНЕМЫ L/L'HN/Ñ ПЕРЕД ГЛАСНЫМИ ПЕРЕДНЕГО РЯДА.

3.1.13. ФЛЕКСИИ ИМ. П. ЕД.Ч. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ СРЕДНЕГО РОДА С МЯГКИМ СОГЛАСНЫМ В КОНЦЕ ОСНОВЫ.

3.1.14. ТВ. П. ЕД. Ч. СУБСТАНТИВНОГО СКЛОНЕНИЯ НА -А, СУБСТАНТИВНОГО СКЛОНЕНИЯ ЖЕНСКОГО РОДА НА СОГЛАСНЫЙ, АДЪЕКТИВНОГО ИПРОНОМИНАЛЬНОГО СКЛОНЕНИЙ.

3.1.15. УНИФИКАЦИЯ ФЛЕКСИЙ ДАТ. П. МН.Ч. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ.

3.1.16. УНИФИКАЦИЯ ФЛЕКСИЙ ПРЕДЛ. П. МН.Ч. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ.

3.1.17. ФОРМАНТКОМПАРАТИВА -EJÉ-.

3.1.18. ФОРМЫ 3 Л. ПРЕЗЕНТА ГЛАГОЛОВ.

3.2. РЕЛЕВАНТНЫЕ ПРИЗНАКИ, ВПЕРВЫЕ ИСПОЛЬЗУЕМЫЕ В ИЗУЧЕНИИ ГЕНЕЗИСА ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА.

3.2.1. ФОРМЫ РОД. И ЕД.Ч. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ СРЕДНЕГО РОДА С НЕРАВНОСЛОЖНОЙ ОСНОВОЙ.

3.2.2. ФЛЕКСИЯ ИМ. П. ЕД. Ч. МУЖСКОГО РОДА АДЪЕКТИВНОГО СКЛОНЕНИЯ.

3.2.3. ФОРМЫ ИМ.П. ЕД.Ч. СРЕДНЕГО РОДА ПРИТЯЖАТЕЛЬНЫХ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ И ПРИТЯЖАТЕЛЬНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ.

3.2.4. УНИФИКАЦИЯ ФЛЕКСИЙ РОД, ДАТ. И ПРЕДЛ. ПИ ЕД. Ч. В ФОРМАХ ЖЕНСКОГО РОДА АДЪЕКТИВНОГО И ПРОНОМИНАЛЬНОГО СКЛОНЕНИЯ.

3.2.5. ФЛЕКСИИ РОД И ВИН. ПИ ЛИЧНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ Я И ТИ.

3.2.6. ФОРМЫ ИМ. П. СОБИРАТЕЛЬНЫХ ЧИСЛИТЕЛЬНЫХДВОЙО И ТРОЙО.

3.2.7. ОТСУТСТВИЕ КАТЕГОРИИ РОДА У ЧИСЛИТЕЛЬНОГО ДВА.

3.2.8. ГЛАГОЛЬНЫЙ ФОРМАНТ ИНФИНИТИВА -OVA- И ПРЕЗЕНТА -UJE-.

3.2.9. ФОРМЫ ПОВЕЛИТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ.

3.2.10. ФОРМООБРАЗУЮЩИЙ СУФФИКС ПРИЧАСТИЙ ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ -L В ФОРМЕ ЕД. Ч.

МУЖСКОГО РОДА.

3.2.11. СУФФИКСАЛЬНОЕ СЛОВООБРАЗОВАНИЕ НАРЕЧИЙ.

3.2.12. ЛЕКСИЧЕСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ, СВЯЗЫВАЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С

ВОСТОЧНОСЛОВАЦКПМИ ГОВОРАМИ ШАРИША И ЗЕМПЛИНА В ЦЕЛОМ.

3.3. ЭЛЕМЕНТЫ, УКАЗЫВАЮЩИЕ НА КАРПАТОРУСИНСКИЕ ГОВОРЫ.

3.4. НЕРЕЛЕВАНТНЫЕ В СВЕТЕ МЕЖЪЯЗЫКОВОЙ РЕЛЕВАНТНОСТИ ПРИЗНАКИ.

3.4.1. ФИКСИРОВАННОЕ УДАРЕНИЕ НА ПРЕДПОСЛЕДНЕМ СЛОГЕ.

3.4.2. РЕФЛЕКСЫ НОСОВОГО Ю.

3.4.3. РЕФЛЕКСЫ *Ь.

3.4.4 ФОНЕМЫ H И G.

3.4.5. РЕГУЛЯРНОЕ САНДХИ.

3.4.6. ФЛЕКСИИ ТВ.П. МН. Ч. АДЪЕКТИВНОГО СКЛОНЕНИЯ.

3.4.7. ПРЕФИКС DA- В НЕОПРЕДЕЛЕННЫХ МЕСТОИМЕНИЯХ.

3.4.8. ФЛЕКСИЯ -ME В ФОРМЕ 1 Л. МН. Ч. НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ ГЛАГОЛОВ.

3.4.9. НАЛИЧИЕ СПРЯГАЕМЫХ ФОРМ ВСПОМОГАТЕЛЬНОГО ГЛАГОЛА БУЦ И ИХ СИНТАКСИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ.

3.4.10 МОДЕЛИ ОБРАЗОВАНИЯ ФОРМ ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ.

3.4.11 МОДЕЛИ ОБРАЗОВАНИЯ ФОРМ СОСЛАГАТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ.

3.5. ВЫВОДЫ-;.^.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

АРЕАЛЬНАЯ РЕЛЕВАНТНОСТЬ И ГЕНЕЗИС ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА.

4.1. ПРИЗНАКИ, СВЯЗЫВАЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ШАРИШСКИМИ, ЦЕНТРАЛЬНЫМИ ЗЕМПЛИНСКИМИ, ТРЕБИШОВСКИМИ ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ И КАРПАТОРУСИНСКИМИ ГОВОРАМИ.

4.1.1. ФЛЕКСИИ ТВ. П. МН.Ч. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ.

4.1.2. ФОРМЫ ИМ. П. ЕД.Ч. СРЕДНЕГО РОДА АДЪЕКТИВНОГО СКЛОНЕНИЯ.)к.

4.2. ПРИЗНАК, СВЯЗЫВАЮЩИЙ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ШАРИШСКИМИ И ТРЕБИШОВСКИМИ И С КАРПАТОРУСИНСКИМИ ГОВОРАМИ. ФЛЕКСИИ ДАТ. И ПРЕДЛ. ПП. ЕД. Ч. ОДУШЕВЛЕННЫХ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ МУЖСКОГО РОДА.

4.3. ПРИЗНАК, СВЯЗЫВАЮЩИЙ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ШАРИШСКИМИ " ПРЕШОВСКИМИ, ТРЕБИШОВСКИМИ И КАРПАТОРУСИНСКИМИ ГОВОРАМИ. ОТСУТСТВИЕ СИСТЕМАТИЧЕСКОЙ ЭПЕНТЕЗЫ JПЕРЕД СОЧЕТАНИЕМ SC.

4.4. ПРИЗНАКИ, СВЯЗЫВАЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ЗЕМПЛИНСКИМИ И КАРПАТОРУСИНСКИМИ ГОВОРАМИ.

4.4.1. РЕАЛИЗАЦИЯ ФОНЕМЫ V В РАЗЛИЧНЫХ ПОЗИЦИЯХ.г.

4.4.2. ФЛЕКСИИ РОД. И ДАТ. ПП. ЕД. Ч. МУЖСКОГО И СРЕДНЕГО РОДА АДЪЕКТИВНОГО И ПРОНОМИНАЛЬНОГО СКЛОНЕНИЙ.

4.4.3. ФЛЕКСИЯ ИМ. П. МН. Ч. АДЪЕКТИВНОГО СКЛОНЕНИЯ ВСЕХ РОДОВ.

4.4.4. ЛЕКСЕМЫ СВЯЗЫВАЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ЗЕМПЛИНСКИМИ СЛОВАЦКИМИ И КАРПАТОРУСИНСКИМИ ГОВОРАМИ.

4.5. ЭЛЕМЕНТЫ, СВЯЗЫВАЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ДРУГИМИ АРЕАЛАМИ.

4.6. ВЫВОДЫ.•.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

ВНУТРИЯЗЫКОВАЯ ВОСТОЧНОСЛОВАЦКАЯ РЕЛЕВАНТНОСТЬ И ЛОКАЛИЗАЦИЯ ДИАЛЕКТНОЙ БАЗЫ ЮЖНОРУСИНСКОГО ЯЗЫКА.

5.1. ПРИЗНАКИ, ОБЪЕДИНЯЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ШАРИШСКИМИ И ЗЕМПЛИНСКИМИ ГОВОРАМИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ВОСТОЧНОЗЕМПЛИНСКИХ ГОВОРОВ.

5.1.1. ФОРМЫ ДАТ. И ПРЕДЛ. ПП. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ СРЕДНЕГО РОДА И НЕОДУШЕВЛЕННЫХ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ МУЖСКОГО И СРЕДНЕГО РОДА.

5.1.2. ФЛЕКСИЯ ИМ.П. МН.Ч. ПРИТЯЖАТЕЛЬНЫХ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ.

5.1.3. ФОРМЫ 1 Л. ЕД.Ч. ПРЕЗЕНТА ГЛАГОЛОВ.

5.2. ПРИЗНАКИ, СВЯЗЫВАЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ШАРИШСКИМИ И ТРЕБИШОВСКИМИ ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ГОВОРАМИ.

5.2.1. УНИФИЮЩИЯ ФЛЕКСИЙ РОД. П. МН.Ч. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ.

5.2.2. ЛЕКСЕМЫ, СВЯЗЫВАЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ШАРИШСКИМИ

И ТРЕБИШОВСКИМИ ГОВОРАМИ.

5.3. ПРИЗНАКИ, ОБЪЕДИНЯЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ЗЕМПЛИНСКИМИ ГОВОРАМИ В ЦЕЛОМ.

5.3.1. РЕФЛЕКСЫ *Ъ.

5.3.2. ЛЕКСИКА ЗЕМПЛИНСКОГО СЛОВАЦКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ.

5.4. ПРИЗНАКИ, ОБЪЕДИНЯЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ЗЕМПЛИНСКИМИ ТРЕБИШОВСКИМИ ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ГОВОРАМИ.

5.4.1. РЕФЛЕКСЫ *Ё.

5.4.2. РЕФЛЕКСЫ СЛОГОВОГО *L.

5.4.3. ДИСТРИБУЦИЯ 0< *Ö/Ö.

5.4.4. ДИСТРИБУЦИЯЕ< *Е/Ё.

5.4.5. ИЗМЕНЕНИЕ S>S И Z>Z. ОТСУТСТВИЕ ФОНЕМ S И Z.

5.4.6. НАЛИЧИЕ ТВЕРДЫХ КОНСОНАНТНЫХ СОЧЕТАНИЙ SC И ZDZ.

5.4.7. ФОРМЫ ПРЕДЛ. И ДАТ. ПП. СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ ЖЕНСКОГО РОДА СУБСТАНТИВНОГО СКЛОНЕНИЯ С ФЛЕКСИЕЙ -А В ИМ.П. ЕД. Ч.

5.4.8. ФОРМАНТЫ-ПОКАЗАТЕЛИ ИНФИНИТИВА И ФИНАЛЬ -Ö1C.

5.4.9. ЛЕКСЕМЫ ТРЕБИШОВСКОГО ВОСТОЧНОСЛОВАЦКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ.

5.5. ПРИЗНАКИ, ОБЪЕДИНЯЮЩИЕ ЮЖНОРУСИНСКИЙ С ШАРИШСКИМИ ПРЕШОВСКИМИ ВОСТОЧНОСЛОВАЦКИМИ ГОВОРОВ.

5.5.1. ОГЛАСОВКА ФОРМ ВСПОМОГАТЕЛЬНОГО ГЛАГОЛА 'БУЦ' БЫТЬ И ОБРАЗОВАНИЕ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ФОРМ.

5.5.2. ОБРАЗОВАНИЕ ГЛАГОЛЬНОГО ПРИЧАСТИЯ С ФОРМАНТОМ -L МУЖСКОГО РОДА ЕД. Ч. У ГЛАГОЛОВ С ИНФИНИТИВНОЙ ОСНОВОЙ НА СОГЛАСНЫЙ И ФОРМЫ С ФИНАЛЬЮ -NUL.

5.4.3. ЛЕКСЕМЫ ШАРИШСКОГО (В ТОМ ЧИСЛЕ ИПРЕШОВСКОГО СЛОВАЦКОГО) ПРОИСХОЖДЕНИЯ.

5.6. ЮЖНОРУСИНСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ НЕУСТАНОВЛЕННОГО ГЕНЕЗИСА.

5.7. ВЫВОДЫ.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Чарский, Вячеслав Владимирович

Русины, проживающие на территории Сербии (автономный край Воеводина) и Хорватии (община Вуковар в Восточной Славонии) (далее — южные русины), представляют собой небольшой этнос (по последним данным 1718 тыс. человек1), связанный по своему названию со славянским населением Закарпатья (нынешняя Закарпатская область в составе Украины) и Подкарпатья (отдельные регионы на востоке Словакии, юге Польши, на севере Венгрии, Румынии и Молдавии) греко-католического и православного вероисповедания. Согласно практике, получившей распространение в современной славистике в последние годы, это славянское население Карпат представляется зачастую как четвертый восточнославянский этнос [Уапко 2000; Сидор 1996-2005; Падяк 2006; Магочи 2006], в то же время украинскими и некоторыми русинскими учеными, которые в соответствии с советской традицией продолжают считать его «субэтносом украинской нации», самостоятельность карпаторусинского этноса решительно отвергается [Тамаш 1991; 2006; Панчук 1995]. Противоположные, оценки карпаторусинского этноса, как правило, переносятся и на южнорусинский этнос.

Предки южных русин действительно переселились во второй'1 половине XVIII в. из северо-восточных районов Прикарпатской области империи Габсбургов, в самую южную часть монархии, переданную Австрии по австро-турецкому Карловацкому мирному договору 1699 г. В отличие от немцев, венгров, чехов и словаков, чье переселение в исторические области Бачка и Срем было осуществлено в рамках государственной программы заселения опустошенных в австро-турецких войнах 1683-1699 гг. земель, «рутены», как именовали в документах австрийские чиновники карпатских греко-католиков, переселялись сюда по собственной инициативе. Самые крупные партии мигрантов прибыли на «Южные земли» с 1743 г. по 1764 г. и осели в Бачке,

1 Согласно последней переписи 2002 г. в Сербии проживало 15095 русин, в соседней хорватской общине Вуковар по различным оценкам от 2-3 тыс. человек, некоторое количество русин могло оказаться на территории других бывших республик СФРЮ [Жнрош 2005: 114; Хоргьак 2006а: 63-64].

2 Территория современной Сербии (автономный край Воеводины) и Хорватии (Восточная Славония). преимущественно в населенных пунктах Велики Крстур (ныне Руски Крстур) и Куцура. Однако небольшие группы их единоверцев продолжали переселяться из Карпат и позже, вливаясь в уже существующие общины или основывая новые русинские колонии в следующих населенных пунктах Бачки и Срема: Нови Сад, Врбас, Кула, Шид, Сремска Митровица, Джурджево, Петровцы, Миклушевцы и др. [Хорньак 2006а: 31; см. также карты 1,2].

Несмотря на малочисленность (около 2000 переселенцев) и разрыв прямых географических связей с исторической родиной, русинам удалось «удержаться на новом месте», сохранить идентичность и «увеличить свою популяцию до массы, способной к существованию в новых условиях» [там же: 25]. В течение более ста лет русинское меньшинство в Бачке и Среме проживало в основном изолированно, закрытыми общинами (особенно в Крстуре, где почти все жители были русинскими переселенцами). Лишь с конца XIX в. у южных русин начинается процесс национального строительства, результатами которого в историческом смысле стали признание за русинами прав «народа славянского происхождения» в 1919 г. со стороны властей нового Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев и закрепление за ними статуса национального меньшинства и права на культурную автономию. С этого момента идет процесс становления южных русин как самостоятельного славянского этноса, осознавшего свою национальную, культурную и языковую идентичность. Этот процесс завершился уже после второй мировой войны, когда русины получили политическую автономию и статус одной из шести титульных национальностей автономного края Воеводина.

Язык южных русин (русинский язык Сербии и Хорватии, бачванско-русинский, югославо-русинский язык, нижнерусинский язык, на южнорусинском —руски язик, далее мы будем употреблять термин С.С. Скорвида южнорусинский язык) был кодифицирован на базе местного говора3 в 1923 г., когда Г. Костельник, известный лингвист, литератор, церковный и общественный деятель, опубликовал

3 Говоры двух южнорусинских национальных центров, Руского Крстура и Куцуры, практически идентичны: между ними наблюдаются лишь считанные лексические расхождения. Говоры других мест проживания русин, в свою очередь, отличаются от крстурских и куцурских только большей степенью влияния доминирующего сербского или хорватского языка. научный труд Граматика бачванъско-рускей бешеди ('Грамматика бачванско-русинского наречия'), где автор попытался нормировать «бачванско-русинское наречие» и возвести бесписьменный идиом на уровень литературного языка [Костельник 1923].

До кодификации нового идиома южные русины, поддерживавшие тесные культурные контакты с греко-католическими единоверцами в Карпатах и Галиции4, пользовались двумя другими литературными языками'. Религиозную сферу до кодификации и частично после нее обслуживал церковнославянский язык украинского извода (с некоторыми украинскими фонетическими особенностями, например, с рефлексом *ё>/) с периодическими вкраплениями народной' речи. Для светских нужд, в периодике, художественной и учебной литературе, использовался угрорусский язык, или язычие. Этот литературный идиом, который активно функционировал в XIX- начале XX вв. в Карпатах5, Галиции и Бачке, регионах, осуществляющих культурные контакты ; в рамках сначала Австрийской империи, а затем Австро-Венгрии, а до середины XX в. и в эмигрантских общинах США и Канады, по сути являлся специфическим вариантом русского литературного языка с произвольными^ разноуровневыми вкраплениями из церковнославянского, польского, украинского языков и, разумеется, местных говоров. Частная переписка до кодификации часто велась на еще не нормированном южнорусинском идиоме или на произвольной смеси местного диалекта, язычия и сербского с использованием различных график: гражданской кириллицы, сербской азбуки, хорватской латиницы, венгерского письма и смешанных вариантов [Дуличенко 1996].

Однако и после кодификации 1923 г. южнорусинский язык несколько десятилетий до конца 1950-х— начала 1960-х гг. развивался спонтанно, находясь в тесном контакте с сербским и, что особенно важно, украинским языком, который постепенно заменил в качестве «культурного языка прародины» язычие.

4 Для того чтобы обслуживать открытые в Руском Крстуре и Куцуре униатские церкви и гимназии, приглашались учителя и священники из Угорской Руси. Учебники и богослужебные книги также печатались недалеко от их исторической родины, во Львове и Ужгороде; там же проходила обучение талантливая молодежь из Бачки и Срема.

5В Подкарпатской Руси, автономной единице в составе первой Чехословацкой республики, язычие занимало ведущие позиции вплоть до конца 1930-х гг. [Геровский 1995: 39-88; БиНсЬепко, Мацоэ« 2001].

Именно в первой половине XX в. южнорусинский язык заметно обогатился лексикой сербского, русского (из язычия) и украинского происхождения. Если же сербизмы все-таки осознавались последователями Г. Костельника как чужеродные элементы, то заимствования из церковнославянского, язычия и украинского считались и считаются в южнорусинском «своими, родными словами» [Рамач 2002: 542].

Несмотря на то, что южнорусинский язык насчитывает сегодня чуть менее 20 тыс. говорящих, к нему применимы те же стандартные параметры, что и к «большим славянским литературным языкам»6: нормированность, общеобязательность на всей территории распространения и полифункциональность. Южнорусинский обладает статусом одного из официальных языков Воеводины, интегрирован в систему не только среднего, но и высшего образования, является языком радио, телевидения, художественной литературы, театра и регулярно выходящей периодики различной, в том числе и научной направленности, серьезно представлен в виртуальном пространстве несколькими десятками крупных, регулярно обновляющихся сайтов и множеством частных блогов [Хорн>ак 20066]. Несмотря на все эти, казалось бы, очевидные факторы, не утихают споры относительно того, является ли южнорусинский отдельным литературным языком вообще [Фейса 1992-1993]. Суть этого противоречия заключается как раз в существовании различных подходов к южнорусинскому лингвогенезу и этногенезу.

Южнорусинские лингвисты, как и все южнорусинское общество, в течение почти уже ста лет разделены на два противоборствующих идеологических лагеря: представители «национальной ориентации» не сомневаются в уникальности южнорусинского этноса и языка, часто подчеркивая свою историческую связь с

6 На наш взгляд, единственными критериями для разграничения больших и малых славянских языков оказываются количество говорящих (микроязыки обслуживают популяции, насчитывающие, как правило, от 10100 тыс. человек) и статус идиома как общегосударственного языка. Остальные критерии разграничения славянских языков и «микроязыков», такие как функциональная сфера и, тем более, генетическая самостоятельность, которые предлагают другие исследователи [Дуличенко 2006: 27; Цыхун 2006: 48], не позволяют четко разграничивать славянские языки и микроязыки. карпаторусинским народом и его языком, в то время как их оппоненты «украинской; ориентации», хотя и признавая самобытность южнорусинского идиома, считают себя частью украинской нации, а свой язык региональным вариантом украинского языка или, в терминах А.Д. Дуличенко, литературным микроязыком в рамках украинского языка [Фейса 1992-1993: 233-234; Дуличенко 2006: 23-24]. Подобный кризис идентичности, исторически связанный- с активными контактами южнорусинского: и карпаторусинско-галицкого греко-католического духовенства, которое и стало в конце XIX и первой; половине XX вв. проводником идеи конструирования единой украинской нации, а также с ролью церковнославянского и язычия в жизни южных русин до кодификации 1923 г., определенным образом спроецировался и на вопрос о генетической; принадлежности южнорусинского языка.

Решение этой чрезвычайно актуальной проблемы, однако, представляется возможным сегодня, когда в качестве самостоятельной лингвистической дисциплины начала формироваться лингвистическая контактология. Этот процесс проявляется в том, что более четко осознается? специфика контактологических исследований- а следовательно, уточняется объект исследования, разрабатывается специфическая методика и формируется; понятийный , аппарат этой лингвистической дисциплины.

Хотя отдельные вопросы взаимодействия! языков в той или иной, степени рассматривались в работах языковедов XIX - первой половине XX в. (¡X. Шухарт, И.А. Бодуэн де Куртенэ, Н.С. Трубецкой, Е.Д. Поливанов, В: Скаличка и др.), основоположником современной теории языковых контактов следует считать У. Вайнрайха, который в своей монографии «Языковые контакты» (1953) осветил фундаментальные вопросы теории языковых контактов, основным из которых является проблема, анализа языкового взаимодействия в синхронии и диахронии. Сам У. Вайнрайх, подчеркивая необходимость изучения языковых контактов как в синхронном, так и диахронном аспектах, концентрирует свое внимание на первом, «силой вещей», по выражению советского языковеда В.Н. Ярцевой, «неоднократно подходя к проблеме историзма и каждый раз уходя от ее решения». Именно на синхронном уровне У. Вайнрайхом был предложен особый подход к изучению языковых контактов, предусматривающий выделение маркированных чужеродных элементов на всех уровнях языка с помощью сопоставительного анализа.

Этот подход был адаптирован для изучения диахронного аспекта языковых контактов значительно позже в работе американских лингвистов С. Томасон и Т. Кауфманн «Языковой контакт, креолизация и генетическая лингвистика» (1988). В своей монографии авторы изложили принципы изучения истории различных идиомов, включая так называемые контактные языки, сформировавшиеся в результате контактов одного или нескольких идиомов (пиджины, креолы и так называемые «переплетенные языки»). Вместе с тем, целый ряд моментов как теоретического, так и практического характера остается неразработанным, поскольку названные авторы практически не затрагивают проблематику взаимодействия близкородственных языков, включая славянские, а подобное взаимодействие имеет очевидную специфику. Для нас же эта проблематика особенно важна, поскольку нас интересует вопрос лингвогенеза южнорусинского языка, который теоретически может представлять собой результат взаимодействия или даже интеграции двух и более славянских идиомов. Применение контактологического подхода к установлению генезиса южнорусинского требует уточнения таких важнейших контактологических понятий, как объект исследования, точка отсчета существования самостоятельного идиома, релевантный признак при контакте близкородственных языков, а также контактема8, что позволит выработать адекватную цели работы методику.

До настоящего времени лингвогенетические исследования южнорусинского в русле контактологического подхода не проводились, в результате чего сосуществует несколько взаимоисключающих точек зрения на происхождение рассматриваемого идиома. Согласно первой, южнорусинский — генетически

7 Лингвогенез может рассматриваться в широком' и узком смысле. В данной диссертации он понимается в узком смысле как непосредственное происхождение языка путем его выделения из языка-предшественника или в результате взаимодействия двух или более языков-предшественников. При широком же рассмотрении в лингвогенез включаются предыстория языка, а также возможные изменения его генетических характеристик, произошедшие в период после его появления.

8 До настоящего времени это понятие использовалось главным образом при изучении лексических заимствований в разных славянских языках, в частности, русизмов. украинский (карпаторусинский9) идиом, при этом содержащий внушительное количество словакизмов (В.М. Гнатюк, Г. Костельник, Н.И. Толстой, М. Кочиш, В.М. Мельник, И.А. Дзендзелевский). Другие лингвисты рассматривают его как гетерогенный идиом-гибрид, в структуре которого представлены как восточнославянские (украинские или карпаторусинские), так и западнославянские (словацкие и польские) черты (А.Д. Дуличенко, Ю. Рамач, X. Бирнбаум, И. Удвари, М. Фейса, М. Гарасовска). Третья группа авторов однозначно считает южнорусинский идиомом восточнословацкого типа (Ф. Пастрнек, С. Цамбел, Ч. Бидвелл, И. Штольц, С. Густавсон, Ш. Швагровски, С.С. Скорвид). При этом многие высказывающиеся по данной проблематике исследователи оперируют единичными и несистематизированными данными по каждому из рассматриваемых явлений, зачастую подстраивая эти данные под предварительно выбранную ими концепцию и, таким образом, не вполне адекватно отражая реальную ситуацию в языке. Данный факт объясняется не только различными соображениями нелингвистического характера, которыми руководствуется, обращаясь к этой теме, тот или иной специалист, но и объективными причинами — длительным отсутствием словарей и современных описаний грамматики у южных русин, а также слабой изученностью карпаторусинского диалектного пространства и недостаточно глубоким освещением в литературе отдельных особенностей восточнословацкого диалекта. Вероятно, по этой причине южнорусинский в предыдущих исследованиях, посвященных лингвогенетической проблематике, обычно сопоставляется с классическими для сравнительно-исторической фонетики праславянскими рефлексами или же с украинским и словацким10 литературными языками, а не с реальными говорами, бытовавшими в северо-восточном Прикарпатье на момент переселения предков южных русин на территорию Бачки и Срема.

Следует подчеркнуть, что именно контактологическому подходу свойственны пристальное внимание к диалектному материалу, четкое

9 Проблема установления статуса карпаторусинского идиома как самостоятельного языка или диалекта украинского языка не входила в задачи данного исследования.

10В некоторых исследованиях используются данные восточнословацкого диалекта, а не словацкого литературного языка, который, однако, рассматривается как единое целое, несмотря на то что он внутренне членим. разграничение различных периодов истории языка, исконных и заимствованных элементов, что невозможно без определения точки отсчета его существования как самостоятельного идиома, а также тождественное восприятие языка, диалекта и группы говоров внутри диалекта как полноценной системы. По этой причине именно контактологический подход способен предложить решение этого вопроса на качественно ином уровне.

Необходимость возврата к изучению лингвогенеза южнорусинского объясняется также тем, что в последние годы вышел в свет целый ряд важных работ, подробно описывающих фонетическую систему, грамматический строй и лексический состав этого идиома, а также восточнословацких и карпаторусинских говоров (см. ниже), что пока не нашло отражения в работах, посвященных его лингвогенезу.

Речь идет в первую очередь, разумеется, о двухтомном «Сербско-русинском словаре» [Рамач 1995-1997], в который вошло около 80 тыс. лексических'единиц (в том числе и устаревшая лексика) и о фундаментальной (616 страниц) грамматике Ю. Рамача [Рамач 2002], которая стала первой современной южнорусинской грамматикой, не только детально описавшей все уровни языка, но и давшей многие явления фонетики, лексики и морфологии в исторической перспективе [Сркович 2002: 67; Медеши 2006: 162]. Можно упомянуть и первое масштабное исследование, посвященное истории южных русин, — «Бачванско-сремские русины дома и в мире» М. Жироша [Жирош 1997], содержащее в частности значительное количество ранее не известных широкой общественности фактов, касающихся переселения предков южных русин в Бачку.

В карпаторусинском направлении русинистику также обогатил ряд капитальных работ: в дополнение к классическому атласу польского слависта 3. Штибера [БйеЬег 1956-1964]11 вышел атлас В.П. Латты, посвященный описанию карпаторусинских говоров Восточной Словакии. Кроме того, после долгих лет запрета нашла широкого российского читателя известная работа Г.А. Геровского [Геровский 1995], а в Нью-Йорке вышла монография Ю. Ванько [Уапко 2000],

11 В атласе описываются лемковские говоры Польши и Чехословакии. Лемки — этническая группа русин (или в свете иной идеологии — украинцев), населяющих польское Прикарпатье. По одной из традиций, лемками (южными) также называют и карпаторусинское население Словакии [Уайко 2001]. причем обе работы содержат значительное число ценных диалектных записей. Кроме того, были отмечены первые попытки лексикографической фиксации карпаторусинских идимов [Бигуняк, Гойсак 2003], а также изданы сборники карпаторусинского фольклора Шариша и Земплина [Гиряк 1993].

Существенный вклад в словацкую диалектологию и славистику в целом внес и недавно опубликованный двухтомный «Восточнословацкий словарь» О. Галаги [Halaga 2002] (количество лексем не названо, 1387 стр.), который составлен на материале восточнословацких письменных памятников 921-1918 гг. и отражает зафиксированные документально более ранние диалектные состояния в различных говорах восточнословацкого диалекта (в словаре указывается и региональная принадлежность того или иного лексического варианта), в то время как в четырехтомном «Атласе словацкого языка» [Stole 1968а; 1968b; 1978; 1981; V

Buffa 1981; Habovstiak 1984] или диалектных текстах [Stieber 1956; Stole 1994] отображается диалектное состояние первой половины XX вв. Существующий с 2000' г. в сети Интернет интерактивный «Шаришско-словацкий словарь», V редактируемый С. Штофаняком [Stofañák 2000-2008], все же не является достоверным источником, так как словарные статьи в нем пишут рядовые пользователи, а не лингвисты, поэтому прибегать к содержащейся в нем информации мы будем только в случаях, когда никаких данных о конкретном явлении не содержится в других, более авторитетных изданиях12.

Все вышеизложенное предопределяет чрезвычайную актуальность проблематики данного исследования.

Научная новизна работы состоит в том, что была расширена и углублена база исследования, поскольку к анализу привлекается богатый фактический материал на уровне контактирующих говоров при одновременном сужении объекта исследования до ареала восточнословацких и карпаторусинских говоров Шариша и Земплина, которые, согласно историческим данным, действительно могли принимать участие в генезисе южнорусинского. Таким образом, из анализа исключаются те говоры исследуемых идиомов, которые находятся вне зоны

12 В 1998 г. в США вышла небольшая статья о генезисе южнорусинского языка, которая оказалась нам недоступна [Lunt 1998]. непосредственного контакта, и тем более словацкий и украинский литературные языки. Это позволило иначе интерпретировать целый ряд релевантных и нерелевантных признаков и выдвинуть оригинальную концепцию южнорусинского лингвогенеза.

Объектом исследования является южнорусинский идиом, на всех языковых уровнях сопоставляемый с эквивалентным материалом восточнословацких и карпаторусинских говоров Шариша и Землина. При этом и восточнословацкие, и карпаторусинские говоры этих регионов рассматриваются не как единое целое, а как несколько самостоятельных идиомов. Подобный подход соответствует точке зрения P.A. Аванесова, который предлагал рассматривать каждый диалект как самостоятельную и полноправную систему.

Целью данной работы является выявление диалектной базы южнорусинского языка, что предполагает решение следующих задач:

1. критический анализ всех традиционных версий происхождения южнорусинского идиома для выяснения причин расхождений в оценках с целью определения различий между версиями;

2. уточнение границ прародины южных русин и установление потенциальной диалектной базы южнорусинского языка на уровне отдельных восточнословацких и карпаторусинских говоров;

3. разработка методики выявления диалектной базы южнорусинского языка на основе современной контактологической концепции, включая уточнение некоторых контактологических понятий;

4. реконструкция генезиса южнорусинского языка путем сопоставительного анализа разноуровневого южнорусинского материала и его восточнословацких и карпаторусинских эквивалентов тех местностей, откуда предки южных русин переселялись на территорию Сербии и Хорватии.

Для решения поставленных в работе задач используется комплекс методов, среди которых ведущую роль играет системно-структурный, применяемый при сопоставительном анализе различных уровней системы южнорусинского языка (фонологии, морфологии, словообразования, лексического состава, синтаксиса) и диалектов прародины южных русин. Именно на основе этого метода в данном

14 исследовании разрабатывается новая методика выделения релевантных и нерелевантных признаков, отличная от методики, традиционно применямой в сравнительно-историческом языкознании. При отборе и систематизации материала используется лингвогеографический метод (при описании и сопоставлении данных по различным диалектам разных языков). Используются также элементы социолингвистического и сравнительно-исторического методов. Материал излагается методом дедукции.

Теоретическая значимость работы состоит прежде всего в том, что в ней предлагается оригинальная концепция генезиса идиома, предположительно возникшего в результате контактов двух и более близкородственных идиомов, в связи с чем разрабатываются или уточняются основополагающие понятия генетической контактологии, такие как объект исследования, релевантный / нерелевантный признак, контактема. Это позволило существенно изменить методику исследования, которая может быть применена при исследовании лингвогенеза других идиомов.

Практическая ценность работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы в курсах «Введение в славянскую филологию», «Введение в языкознание», в разделе диалектологии курса истории словацкого языка, а также в специальном курсе «Малые славянские языки».

Работа состоит из Введения, пяти глав, Заключения, библиографического списка, насчитывающего 146 позиций, Приложения (9 географических и диалектологических карт) и Оглавления и всего насчитывает 254 страницы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Южнорусинский язык в свете языковых контактов"

5.7. ВЫВОДЫ

Итак, нами было выделено несколько групп признаков, каждая из которых связывает южнорусинский с отдельными группами восточнословацких говоров.

Так, три признака объединяют южнорусинский с восточнословацким шаришским, центральноземплинским и западноземплинским (в том числе и требишовскими говорами) языковым пространством: 1) формы дат. и предл. пп. ед.ч. неодушевленных существительных мужского рода: окончание с флексиями и и -е; 2) флексия -о в им.п. мн.ч. притяжательных прилагательных; 3) формы 1 л. \ ед.ч. глагольного презента с флексией -т.

Один признак, унификация флексий род.п. мн.ч. существительных (флексия -ох), объединяет южнорусинский в совокупности соответствий только с шаришскими и требишовскими восточнословацкими говорами. Также только с этими говорами южнорусинский соотносят следующие лексемы: руг}ац, фалаток, блювац, скриц, хлапчик, кеди.

Еще один признак соотносит южнорусинский со всеми земплинскими, в том числе и требишовскими восточнословацкими говорами: рефлексы *ъ о и е. С земплинскими восточнословацкими говорами южнорусинский соотносят и некоторые лексемы: буц, кобула, забуц, шкарупина, пасуля, капурка, гвоздзик, парток.

Восемь южнорусинских признаков указывают исключительно на требишовские говоры: 1) рефлексы *ё е, г, а; 2) рефлексы слогового *11и, 1(')1, о1,

224 ой; 3) отсутствие изменения о>и в новых закрытых слогах; 4) изменение (e>i, е>а, е>о, е>и) и сохранение е<*ё / *ё в различных позициях; 5) изменение s '>§, z '>z и отсутствие мягких шипящих s и ¿; 6) наличие твердых аффрикат sc и zdz; 7) формы ед.ч. род. и предл. пп. женского рода субстантивного склонения на -а с флексией -г без чередований к/с', h /z', х /s'; 8) финаль инфинитива -cic у ряда глаголов с презентной основой на согласный. Только с требишовскими говорами южнорусинский объединяет также несколько лексем: сцец, гордое, свадзба, бачи, лепешка, оргона, брескиня.

Два признака объединяют южнорусинский язык с большинством шаришских прешовских говоров: 1) огласовка форм воспомогательного глагола буц (сом, зме, нет ) и образование отрицательных форм глагола буц по типу не сом', 2) формы причастий прошедшего времени с финалью на -nul, и нулевым формантом у ряда глаголов с презентной основой на согласный. Вероятно, прешовское шаришское происхождение имеют и лексемы трозта, варточ, и региональные крстурские варианты трамушка, кукуригац, бутновац, жолти и архаичный дублет здраве. * ,

Шаришскому восточнословацкому компоненту в целом южнорусинский обязан наличием лексем дражка, санкац tue, боровнща, угел, гумно, вчера и ^ дублетных вариантов вшицко и вша и идиоматического выражения по драже. С большинством шаришских и земплинских восточнословацких и карпаторусинских говоров увязывается происхождение лексем гарло, крипки, дримац, а также куцурских региональных вариантов с начальной группой str-стредок, стригац, стреляц.

Таким образом, внутриязыковые ареальные признаки указывают на два системных генетических компонента: требишовские восточнословацкие и шаришские прешовские восточнословацкие говоры, что соотносится с результатами, полученными для ареально релевантных признаков. Отдельные отступления от общей ситуации для некоторых признаков в большинстве случаев, как правило, могут быть отнесены к одному из двух компонентов.

Некоторая сложность, однако, возникает при попытках охарактеризовать отдельные южнорусинские несистемные явления, которые не имеют эквивалентов ни в требишовских, ни в прешовских восточнословацких. Помимо карпаторусинских контактем, к таковым явлениям можно причислить элементы неопределенного генезиса, которые, в свою очередь, можно разделить на несколько типов. Так, для лексем ярчок, раж, жито, в том числе и архаизмов ретяз, звитяжиц, море и некоторых форм тв.п. мн.ч. существительных с флексией -/ш (конъми, дзверми, дзивчатми) эквиваленты обнаруживаются только в среднесловацких говорах Гемера, которые вообще изначально не были нами включены в потенциальную диалектную базу южнорусинского языка. В связи с этим происхождение тематического гласного а у целого ряда глагольных инфинитовов с основой на шипящий типа бежац, лежац и кричац не выглядит уже безусловно карпаторусинским, как и происхождение лексем чернща и котри, которые также имеют точные эквиваленты и в карпаторусинских говорах, и в среднесловацких говорах Гемера. Наконец, вообще не найдено эквивалентов для южнорусинских огласовок в лексемах градка, жвератко, шапка, клащок / класка, кандур, параст, в том числе архаизмах фаркаш, ожог, стиржень, запорсток, ровка. ,

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, общий итог лиигвогеиетического анализа южнорусинского языка, выполненного нами в русле контактологического подхода, может быть представлен в следующей сводной таблице54: юр. вел в. шар. сев. и зап. велв. шар. юго-вост. (преш.) велв. юго- зап. земпл. (тр.) велв. сев. и центр, земпл. велв. вост. земпл. Кр. шар. кр. земпл. фиксированное ударение на предпоследнем слоге + + + + + + + рефлекс *о-носового и + + + + + + + рефлекс *ь е + + + + + + + наличие фонем hиg + + + + + + + регулярное сандхи + + + + + + + флексия -¡та в тв.п. мн.ч. адъективного склонения + + + + + + + префикс да- в неопределенных / местоимениях + + + + + + +

Наличие спрягаемых форм глагола буц и их синтаксические функции + + + + + + + флексия -те в форме 1 л. мн.ч. глагольного презента + + + + + + + модели образования форм прошедшего времени типа робил сом и я робш + + + + + + + модели образования форм сослагательного наклонения типа робшг бим и я би робил + + + + + . + + флексия -апп тв.п. мн.ч. существительных; + + + + - + + формы ед.ч. им.п. среднего рода адъективного склонения с флексией -е + + + + + +

Формы дат. и предл. пп. ед.ч. одушевленных существительных + + + + +

54 В таблицу не включены данные восточнословацких северных бардейовских говоров, заметно отличающимся от других говоров Шариша и Земплина и конвергировавших частично с карпаторусинскими говорами, а также сильно словакизированные западношаришские карпаторусинские говоры. Знаками + и — обозначено максимально возможное близкое соответствие / несоответствие, знаком (+) поздний словакизированный характер карпаторусннского явления. мужского рода с флексией -ovi отсутствие - + + + - + + систематической эпентезы j перед сочетанием se флексии род. и дат. пп. - - + + + + + ед.ч. мужского и среднего рода адъективного и прономинального склонения -oho и -оти реализация фонемы v в - - + + + - + различных позициях: [й], м, rui, гл флексия -/ им.п. мн.ч. - - + - + + + всех родов адъективного склонения рефлексы долгого *§>е, + + + + + - рефлексы краткого *§>а совпадение рефлексов *у и *i в фонеме i + + + + + - рефлексы *tort>trat, 4o\Vtlat, *tert>/re/, + + + + + - telt>tlet сохранение начальной + + + + + - группы *je- во всех примерах рефлексы слогового *г> + + + + + - ar, ir, er, ri, re рефлексы *tj>c, *dj>dz + + + + + - сохранение групп *tl, *dl + + + + + - отсутствие l-epenteticum + + + + + - ассибиляция d'>dz и t'>c + + + + + - рефлексы *kv и *gv как kv и hv + + + + + - протетические v, g, h + + + + + - перед гласными они фонемы / и/ ',«ий перед + + + + + - гласными переднего ряда флексии им.п.ед.ч. + + + + + - среднего рода с мягким согласным в конце основы (-о и -ё)

Формы род.п. ед.ч. + + + + + - существительных среднего рода с неравносложной основой (флексия -еса) флексия -и в тв.п. ед.ч. субстантивного + + + + + - склонения на -а, субстантивного склонения женского рода на согласный, адъективного и прономинального склонения унификация окончаний + + + + + - предл.п. мн.ч. существительных (флексия -ох) унификация окончаний + + + + + - дат.п. мн.ч. существительных (флексия -от) флексия -/ в им.п. ед.ч. + + + + + - мужского рода адъективного склонения формы им.п. ед.ч. + + + + + - среднего рода притяжательных прилагательных и притяжательных местоимений (флексия -о) унификация окончаний в формах род., дат. и + + + + + - предл.пп. ед.ч. женского рода адъективного и прономинального склонения (флексия -ej) формант компаратива - + + + + + - ejs- - флексия род. и + + + + + - вин.пп.личных местоимений я и ти отсутствие категории + + + + + - рода у числительного два формы им.п. собирательных + + + + + - числительных dvojo и trojo флексии 3 л. ед.ч. + + + + + - глагольного презента без конечных согласных t /1' огласовка глагольного + + + + + -(+) форманта инфинитивной основы -ova- и презентной основы -uje- формы императива с формантом -/- нулевым формантом + + + + + форма глагольного + + + + + причастия ед.ч. мужского рода с конечным -/

Суффиксы наречий (-(j)e, -и, -(juc)o) + + + + + - флексии -и и -е в дат. и + + + + - - предл. пп. ед.ч. неодушевленных существительных мужского и среднего рода флексия -о в им.п. мн.ч. притяжательных прилагательных + + + + формы 1 л. ед.ч. глагольного презента с флексией -т + + + + полная унификация флексий род.п. мн.ч. существительных (флексия -ох) + + + рефлексы *ъ о и е - - + + + - рефлексы *ё е, i, а - - + - - - рефлексы слогового *11и, l(% ol, ой - - + - - - отсутствие изменения о>и в новых закрытых и некоторых открытых слогах + изменение (е>/, е>а, е>о, е>и) и сохранение е<*ё / *с в различных позициях + изменение s ">s, z '>z и отсутствие мягких шипящих s и Z + наличие твердых аффрикат sc и zdz - - + - - - формы ед.ч. род. и предл. пп. женского рода субстантивного склонения на -а с флексией -/ без чередований к/с', h/z', x/s' +

Формант-показатель инфинитива -cic у ряда глаголов с презентной основой на согласный + огласовка форм воспомогательного глагола буц (сом, зме, нет) и образование отрицательных форм глагола буц по типу не сом + формант -nul в причастии прошедшего времени у ряда глаголов с презентной основой на согласный +

Из приведенной таблицы следует, что южнорусинский сформировался преимущественно вследствие асимметричного взаимодействия на системном уровне восточнословацких говоров Юго-Западного Земплина (требишовских) и

Юго-Восточного Шариша (прешовских). При этом максимальную близость южнорусинский демонстрирует в отношении требишовских восточнословацких земплинских, с которыми он совпадает по 60 из 62 отмеченных нами релевантным и нерелевантным признакам, в то время как с прешовскими восточнословацкими земплинскими южнорусинский совпадает в 50 случаях из 62, в том числе и в тех двух случаях, когда ситуация в южнорусинском не совпадает в совокупности всех форм с ситуацией в требишовских говорах.

Карпаторусинские говоры Шариша и Земплина на системном уровне не представлены ни одним релевантным признаком. Хотя южнорусинский совпадает с ними по 18 позициям из 62, все эти признаки или нерелевантны с точки зрения межъязыковой релевантности (11 признаков соотносят южнорусинский и с восточнословацкими, и карпаторусинскими говорами Шариша и Земплина в целом), или ареально релевантны (7 признаков объединяют различные группы восточнословацких и карпаторусинских говоров Шариша и Земплина в # коррелирующие с южнорусинским ареалы). Карпаторусинский идиом все же принимал определенное участие в генезисе южнорусинского языка на уровне . контактем, на что указывает более 20 выделяемых в его составе различного типа контактем, многие из которых являются дублетными, региональными, редкоупотребительными и архаичными вариантами. Тот факт, что эти карпаторусинские элементы по своей природе периферийны и несистемны и представляют собой единичные отступления от общей восточнословацкой ситуации в каждом частном случае, говорит о том, что участие карпаторусинских говоров в формировании южнорусинского идиома было минимальным.

Таким образом, взаимодействие идиомов, сформировавших в конечном итоге южнорусинский язык, можно охарактеризовать как двухуровневое: на системном уровне взаимодействовали восточнословацкие требишовские земплинские и прешовские шаришские, в то время как на уровне контактем две группы восточнословацких говоров контактировали также с карпаторусинскими говорами Шариша и Земплина.

В свете полученных результатов по-иному осознается и понятие гетерогенность, используемое в предшествующих работах по русинистике

231 сторонниками «смешанной» версии. Поскольку по своим системным признакам южнорусинский полностью совпадает с требишовскими и / или прешовскими восточнословацкими говорами, ни о каком смешении генетически разнородных западнославянских и восточнославянских элементов в процессе его формирования, то есть с середины XVIII в., безусловно, не может быть речи. Однако некоторые черты южнорусинского языка, разделяемые им с упомянутыми восточнословацкими говорами, объединяют южнорусинский с восточнославянским языковым пространством и противопоставляют западнославянскому: в частности, флексии -ого и -ому в род. и дат. пп. ед.ч. адъективного склонения или рефлекс *ъ>о во многих примерах. Этот факт может свидетельствовать о гетерогенности самих восточнословацких говоров-предшественников, сформировавшихся в зоне многовековых западно-восточнославянских контактов. Таким образом, гетерогенность южнорусинского языка с точки зрения сравнительно-исторического подхода является в южнорусинском не приобретенной в процессе его формирования, а унаследованной им от сформировавших его восточнословацких говоров-компонентов.

Полученные - лингвистические результаты в точности соответствуют результатам последних исторических исследований, посвященных истории миграции предков южных русин в Бачку, в соответствии с которыми основные потоки переселенцев направлялись с территории округа Требишов и из эмигрантских общин северного Боршода, ранее заселенных русинами, в основном пришедшими из районов Шариша и Земплина, прилегающими к реке Ондава (в том числе округов Прешов и Требишов). При этом некоторые немногочисленные потоки переселенцев прибывали позднее в конце XVIII и в XIX вв. из других северных районов Шариша и Земплина, где говорили на карпаторусинских говорах, пользовавшихся меньшим социальным престижем, в результате карпаторусинские говоры в неблагоприятной для них социолингвистической ситуации не смогли оказать существенного влияния на формирующийся на базе требишовских и прешовских восточнословацких говоров новый южнорусинский идиом.

Довольно любопытным и неожиданным стало обнаружение единичных связей южнорусинского языка со среднесловацкими говорами Гемера на лексемном уровне и возможно на уровне отдельных грамматических форм тв.п. мн.ч. субстантивного склонения. Однако значение среднесловацкого компонента в генетической структуре южнорусинского на сегодняшний момент оценить сложно ввиду отсутствия достаточного количества материала, поэтому мы не стали квалифицировать среднесловацкие говоры Гемера как еще один периферийный генетический компонент южнорусинского. Обнаруженный феномен среднесловацко-южнорусинских связей нуждается в дальнейшем исследовании уже с пристальным изучением говоров Гемера и привлечением нового фактического архивного и диалектного материала с территории словацкого Шариша и Земплина, который на сегодняшний момент, по-видимому, не вполне доступен исследователю.

Перспективы дальнейшего контактологического изучения южнорусинского идиома могут выходить за рамки генетической контактологии. Так, представляется интересным изучение современной живой южнорусинской речи на фоне доминантного присутствия сербского или хорватского языка, особенно в молодежной среде, что находится в ведении синхронной контактологии. С точки зрения исторической контактологии, представляется любопытным дальнейшее изучение связей южнорусинского языка с его литературными предшественниками в Бачке и Среме, особенно с язычием, а также с сохраняющим по сей день свое влияние на южнорусинскую общину украинским языком. Несомненно перспективным является и изучение ареальных связей южнорусинского с другими языками карпатского и балканского регионов (сербским, венгерским, польским, румынским), которые в упомянутых выше статьях А.Д. Дуличенко обозначены лишь в тезисной форме.

Наконец, если говорить о дальнейших перспективах лингвогенетических контактологических исследований, абстрагируясь от южнорусинского языка, то в свете генетической контактологии представляется перспективным обращение к серьезному изучению конвергентных процессов и языковых контактов, сопровождающих формирование других славянских и неславянских языков и

233 идиомов, генезис которых проблематичен в той или иной степени. При этом полезной для будущих авторов, возможно, будет методика, представленная в данной работе.

Список научной литературыЧарский, Вячеслав Владимирович, диссертация по теме "Славянские языки (западные и южные)"

1. Бггуняк А., Гойсак О. Лемювський словничок. Kensington, 2003. http://www.lemko.org/lemko/slovnyk.html.

2. Гануделъ 3. Лшгвютичний атлас украшских roBopie Cxifluoï Словаччини. I-II.

3. Братислава; Прянив, 1981-1989.

4. Геровский Г. А. Язык Подкарпатской Руси. М., 1995.

5. Гиряк М. Сшванкы Анны Мацибобовой. Пряшов, 1993.

6. Гнатюк В.М. Гнатюк 1901а. nicHi Бач-Бодрогського комитату // Етнограф1чний зб1рник Наук. тов. îm. Шевченка. T. IX, к. 3., 1901. С. 117-227. Гнатюк В.М. Казки з Бачки // Етнограф1чний зб1рник Наук. тов. îm. Шевченка. Т. XXIX, к. 5., 1910.

7. Костелъник t. Граматика бачваньско-русинскей бешеди. Сримски Карловци, 1923.

8. JIamma В.П. Атлас украшских roBopiß Схщно'1 Словаччини. Братислава; Пряшов, 1991.

9. Рамач Ю. Граматика руского язика. БеоГрад, 2002. РамачЮ. Сербско-руски словш'к. Нови Сад, 1995-1997.

10. Речник српскохрватскога юъиэюевног .езика. Кн. 1-6. Нови Сад; Загреб, 19671976.

11. Росшско-украшсъкий словник. Т. 1-3. Академия наук УРСР. Кшв, 1968. Сидор Д. Граматика русинського языка. Ужгород, 1996-2005.V

12. Buffa F. Atlas slovenského jazyka. 3. zv. Tvoreme slov. Casf prvâ. Mapy. Bratislava, 1981.

13. Dautovic M. Hrvatsko-ruski rjecnik. Sv. 1-2. Zagreb, 2002.

14. Habovstiak A. Atlas slovenského jazyka. 4. zv. Lexika. Casf prvâ. Mapy. Bratislava, 1984.

15. Halaga O. Vychodoslovensky slovnik. Kosice; Presov, 2002.1.acenkoA.V., KollarD. Slovensko-rusky slovnik. Bratislava, 1959.

16. Poljanec R.F., Madatova-Poljanec S.M. Rusko-hrvatski rjecnik. Zagreb, 2002.

17. StieberZ. Atlas j^zykowy dawnej Lemkowszczizny. Lodz, 1956-1964.

18. Stieber Z. Zarys dialektologii j^zykow zachodnio-slowianskich z wyborem tekstowgwarowych. Warszawa, 1956.

19. Stofahak S. Sarissko-slovensky slovnik. Kosice, 2000-2008. http://www.stofanak.sk/slovnik/.

20. Stole J. Stole 1968a. Atlas slovenskeho jazyka. 1. zv. Vokalizmus a konsonantizmus. C.l: Mapy. Bratislava, 1968.1. V v

21. Stole J. Stole 1968b. Atlas slovenskeho jazyka. 1. zv. Vokalizmus a konsonantizmus. C.2: Uvod Komentare - Materialy. Bratislava, 1968.1. V V

22. Stole J. Atlas slovenskeho jazyka. 2. Flexia. C.l.: Mapy. Bratislava, 1981.1. V V r

23. Stole J. Atlas slovenskeho jazyka. 2. Flexia. C.2: Uvod Komentare - Materialy. Bratislava, 1978.

24. Stole J. Slovenska dialektologia. Bratislava, 1994. Vahko J. The language of Slovakia's Rusyns. N.Y., 2000.

25. Vanko J. Rusyns. Language. Toronto; Ocale, 2001. http://rusyn.org/rusyns-language.html.1. БИБЛИОГРАФИЯ

26. Алпатов В.М. Компаративистика сто лет назад и сейчас // Сравнительно-историческое исследование языков: современное состояние и перспективы. М., 2003. С. 8-17.

27. Бернштейн С.Б. Сравнительная грамматика славянских языков. М., 2005. Вайнрайх У. Языковые контакты. Киев, 1979.

28. Викторова КВ. Языковые изменения в процессе языкового сдвига (на материале малоянисольского диалекта румейского языка). Диссертация на соискание степени кандидата филологических наук. Спб, 2006.

29. Гавранек Б. К проблематике смешения языков //Новое в лингвистике. Вып.6. М., 1972. С. 94-111.

30. Геровский Г.А. К вопросу о значении названия «руснак» // Путями истории. Общерусское национальное, духовное и культурное единство на основании данных науки и жизни. Нью-Йорк, 1977. Т.1. С. 7-12.

31. Гяатюк В.М. Гнатюк 19016. Словаки чи русини? // Записки Наук. тов. ¡м. Шевченка, т. Х1Л1, к. 4, 1901. С. 1-81.

32. Тарасовска М. Руски бешедни язик — його прешлосц и терашньосц // Руснаци / Русини 1745-1995. Нови Сад, 1996. С. 89-93.1.cmaecon С. Руски язик у Югославш: дияхрония и синхрония // Творчосц IX, 1983, ч.9. С. 20-30.

33. Дуличенко А.Д. Ище раз о рускей ГлотоГенези // Творчосц VIII, 1982, ч.8. С. 58-61. Дуличенко А.Д. Предыстория литературного языка русин Югославии // Руснаци / Русини 1745-1995. Нови Сад, 1996. С. 21-38.

34. Дуличенко АД. Сербскогорватски елементи у язику югославянских Руснацох // Творчосц, X, 1984, ч.Ю, 23-71.

35. Дуличенко А.Д. Славянские литературные микроязыки. Тарту, 1981.

36. Дуличенко АД. Современное славянское языкознание и славянские литературныемикроязыки // Славянские литературные микроязыки и языковые контакты.

37. Материалы международной конференции. Тарту, 2006. С.22-45.

38. Дуличенко АД. Язик и язичне питане (Под)карпатскей Руси // Studia Ruthenica, 1023., 2005. С. 37-50.

39. Дуличенко А.Д. Язык русин Сербии и Хорватии (Югославо-русинский язык) // Основы балканского языкознания. Языки балканского региона. Часть 2 (славянские языки). СПб., 1998. С. 247-272.

40. Дыбо А. В. Семантическая реконструкция в сравнительно-историческом языкознании // Сравнительно-историческое исследование языков: современное состояние и перспективы. М., 2003. С. 142-166.

41. Дьячок М.Т. Глоттохронология: пятьдесят лет спустя // Сибирский лингвистический семнар. №1. Новосибирск, 2002http://www.philology.ru/linguisticsl/dyachok-02b.htm.

42. Сркович Й. Граматика руского язика др Юлияна Рамача // Studia Ruthenica 8, 2002. С. 67-69.

43. Жирош М. Бачванско-сримски Руснаци дома и у швеце 1745-1991, том I. Нови Сад, 1997.

44. Жирош М. Демографийни, културни и образовани характеристики Руснацох у Сербш и Чарней Гори на прагу трецого милениюма // Studia Ruthenica 10 (23), 2005. С. 113-120.

45. Иванов Вяч. Вс. Иванов 2000а. Генеалогическая классификация языков // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 2000. С.93-99. , ,

46. Иванов Вяч. Вс. Иванов 20006. Глоттохронология // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 2000. С. 109-110.

47. Иванов Вяч. Вс. Иванов 2000в. Диалектология // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 2000. С. 133-134.

48. Иванов Вяч. Вс. Иванов 2000г. Контакты языковые // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 2000. С.237-238.

49. Калнынъ Л.Э. Диалектологический аспект проблемы «язык и диалект» // Изв. АН СССР, т. 35, 1976. Сер. лит-ры и языка, №1. С. 34-45. http://feb-web.ru/feb/izvest/1976/01/76 l-034.htm.

50. Костельник Т. Наша бешеда // Г. Костельник, Проза. Нови Сад, 1973. С. 193-194. Кочиш М. Лингвистични роботи. Нови Сад, 1978.

51. Мельник В.М. Етногенез югославських русишв // Studia Ruthenica 2, 1990-1991. С. 85-103.

52. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М., 2000. Надь Г. Прилоги до исторш руского язика. Нови Сад, 1988.

53. Нерознак В.П. Ареальная лингвистика // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 2000.С.42-43.

54. Перехвалъская Е.В. Сибирский пиджин (дальневосточный вариант). Диссертация в виде научного доклада на соискание степени доктора филологических наук. Спб., 2006.

55. Петровъ А.Н. Пределы угрорусской рёчи в 1773 г. по оффищальнымъ даннымъ // Записки Историко-филологическаго факультета Императорскаго СПУ, 1911. С. 1— 15, 23-37, 92-95, 169-172.

56. Пешикан М. Основни структурални характеристики рускей гласовней системи // Творчосц VI, 1980, ч. 6. С. 9-33.

57. Рамач А. Руско-украшско-заходнославянски лексични паралели // Шветлосц, Х1ЛП, 2005, ч.1. С. 62-68.

58. Рамач Ю. Рамач 2006а. Наш народни и литературни язик // Русини-Руснаци-ЯшЬетам (1745-2005). Нови Сад, 2006. С. 164-224.

59. Рамач Я. Прилоги гу исторш култури Руснацох у Бачки у другей половки XVIII вику // Шветлосц, 1988, ч.4. С.416-434.

60. Русаков А.Ю. Интерференция и переключение кодов (севернорусский диалект цыганского языка в контактологической перспективе). Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора филологических наук. Спб., 2004.

61. Сабадош Я. Походзене и приход Руснацох до Бачкей // Шветлосц, 1954, ч. 3-4. С. 193-204, 269-280.

62. Тамаш Ю. О «природних» и «штучних» язичних, литературних и културних традицийох и статусу русинскей традицш // Studia Ruthenica, 2, 1990-1991. С. 104112.

63. Тамаш Ю. Правни аспект статуса русинского язика / русинских язикох— дияхрония, синхрония и телеология // Славянские литературные микроязыки и языковые контакты. Материалы международной конференции. Тарту, 2006. С.223-235.

64. Толстой Н.И. Славянские региональные литературные языки и их функции в современный и донациональный период // Славянские литературные языки в донациональный период. М., 1969. С. 5-14.

65. Удвари И. Фонетичне адаптоване пожичених мадярских словох у бачванско-сримским руским язику // Творчосц XI, 1985, ч.5. С. 40-61.

66. Фейса М. Основни характеристики русского язика у поровнаню з другима славянским язиками // Русини-Руснаци-ЫиШешапз (1745-2005). Нови Сад, 2006. С. 225-234.

67. Хоргьак М. Хоргьак 20066. Русини на интернету // Русини-Руснаци-ЫиЛетапз (1745-2005). Нови Сад, 2006. С.394-402.

68. Цыхун Г.А. Славянские литературные микроязыковые проекты в эколингвистической перспективе // Славянские литературные микроязыки и языковые контакты. Материалы международной конференции. Тарту, 2006. С. 4753.

69. Чучка П., Тимко О. Яку лексику принесли Руснаки з Горнищ до Бачки // Руснаци—Русини (1745-1995). Нови Сад, 1996. С. 41-53.

70. Шватровски Ш. Гу питаню Генези и конституованя язика югославянских Руснацох // 8йкИа ЯиЛешса 5 (18), 1996-1997. С. 88-102.

71. Bidwell С. The language of the Backa Ruthenians in Yugoslavia // Slavic and East European Journal, X, 1966. P. 32-45.

72. Birnbaum H. Language families, linguistic types, and the position on the Rusin microlanguage within Slavic // Die Welt der Slaven, XXVIII (N.F., XVII), 1983. P. 123.

73. Broch О. Aus der ungarischen Slavenwelt // Archiv für slavische Filologie, Bd. 21, 1899, 1-2. S. 49-61.

74. Czambel S. Slovenskä rec a jej miesto v rodine slovanskych jazykov.

75. Vychodoslovenske närecie. Turciansky Sv. Martin, 1906. tj

76. Dulichenko A.D., Magosci P.R. Rusyns. Language question. Toronto; Ocale, 2001.http://rusyn.org/lanlanguage.html.

77. Filipovic R. Teorija jezika u kontaktu. Zagreb, 1985.

78. Pauliny Е. Dejiny spisovnej slovenciny od zaciatkov az po Eudovita Stura. Bratislava, 1971.

79. Pauliny E. Vyvin slovenskej deklinäcie. Bratislava, 1990.

80. Stole, J. Stole 1968c. Ree Sloväkov v Juhoslävii. 1. Zvukovä a gramatickä stavba. Bratislava, 1968.

81. Timko O. Naseljenici Ruskog Krstura i Kucure // Zbornik za drustvene nauke 50, 1968. C. 131-132.

82. Thomason S.G., Kaufmann T. Language contact, creolization and genetic linguistics. Berkeley, 1988.

83. Thomason S.G. Language contact: An introduction. Washington, D. C., 2001.