автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Житийные мотивы в романе Николая Островского "Как закалялась сталь"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Житийные мотивы в романе Николая Островского "Как закалялась сталь""

На правах рукописи

КРАСНОВА Наталья Александровна

ЖИТИЙНЫЕ МОТИВЫ В РОМАНЕ НИКОЛАЯ ОСТРОВСКОГО «КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ»

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Саранск 2010

1 о ИЮН 2010

004603451

Работа выполнена на кафедре русской, зарубежной литературы и методики преподавания литературы ГОУ ВПО «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия»

Научный руководитель: доктор педагогических наук, профессор

Буранок Олег Михайлович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Жиндеева Елена Александровна

кандидат филологических наук, доцент Горбунова Алла Ивановна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Оренбургский государственный педагогический университет»

Защита состоится « у » ¿¿1С/А С- 2010 г. в на заседании

диссертационного совета Д 112.118.02 при ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева» по адресу: 430007, г. Саранск, ул. Студенческая, 13 б.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева».

Автореферат разослан года.

Ученый секретарь диссертационного совета

О.И. Бирюкова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Теория мотивного анализа была подготовлена А.Н. Веселовским, A.JI. Бемом, В.Я. Проппом, О.М. Фрейденберг, В.Б. Шкловским, Б.В. Томашсвским, Е.М. Мелетинским, Б.М. Гаспаровым, в настоящее время активно развивается в трудах В.И. Тюпы, И.В. Силантьева, Г.В. Краснова и других отечественных учёных. Наряду с такими категориями анализа, как тема, концепт и символ, мотив выступает универсальным, но в то же время ёмким и точным инструментом анализа как формальной, так и содержательной стороны художественного произведения. Особенно эффективен мотивный анализ в изучении агиографических произведений, где сильно влияние канона и неизбежно использование узнаваемых повествовательных конструкций.

В настоящее время жанр жития переживает второе рождение. С 1988 года Русской православной церкви было разрешено заниматься просветительской и книгоиздательской деятельностью, в том числе - изданием житий. Уже в начале девяностых годов издавалось около 50 наименований житий в год, к концу десятилетия их насчитывалось 140. Активно создаются и издаются жития не только мучеников XX века, как, например, жизнеописания святых царственных мучеников Романовых, но и издавна канонизированных святых, в православной традиции не столь популярных, в том числе - католических. На волне интереса отечественного читателя к житийной литературе переиздаются агиографические произведения, написанные и изданные до 1917 года, а также произведения, созданные русскими эмигрантами.

В отечественной науке интерес к житийному жапру имеет большую историю. Свой вклад в изучение агиографии внесли русские исследователи XIX - начала XX в. (дореволюционный период): И.С. Некрасов, В.О. Ключевский, И.А. Яхонтов, Ф.И. Буслаев, Ф.А. Рязановский, Н.И. Барсов, Е.Е. Голубинский, А.П. Кадлубовский, Н.И. Серебрянский, П.В. Безобразов, Х.М. Лопарев, Б.М. Соколов. Плодотворной стала работа русских исследователей, оказавшихся после революции за границей. Так, историк, мыслитель и публицист европейского и мирового масштаба Г.П. Федотов создаёт в эмиграции уникальную книгу «Святые Древней Руси» (1931), в которой первым даёт всеобъемлющую картину истории русской святости, «которая не тонула в деталях и сочетала широкую историософскую перспективу с научной критикой» (Д.С. Лихачев).

В эпоху советской идеологии (особенно - до 1970-х гг.) изучение житий носило всевозможные маски (например, историзма), поскольку

прямой заинтересованный взгляд на предмет мог спровоцировать как минимум отповедь и как максимум репрессии в адрес исследователя. Тем не менее, изучение велось. Под прикрытием марксистско-ленинской риторики В.П. Адрианова-Перетц, Д.С. Лихачёв, ДА. Дмитриев, В.В. Виноградов, Т.В. Попова и другие учёные изучали житие в годы господства атеизма. Современная наука в области агиографии ведёт активные исследования. Житие интересует современных ученых как культурный феномен, имеющий богатую историю и уникальный генезис. Среди работ по истории данного типа произведений следует отметить исследования Ю.А. Артамонова, B.C. Блашенковой, Д.Б. Максимовой, Т.П. Рогожниковой, Т.А. Литвиной, Т.В. Крыловой, И.С. Кошкина, Е.Г. Дмитриевой и др.

Современному литературоведению чрезвычайно важным видится изучение влияния агиографии на творчество писателей разных эпох и стран. Отражению традиций житийной литературы в произведениях зарубежных авторов посвящены работы Е.А. Егоровой, А.И. Донченко и других исследователей. Ведётся акгавная работа по изучению житийного наследия в трудах русских классиков: U.M. Карамзина, A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского (исследователи C.B. Минеева, А.Г. Гродецкая, С.М. Климова, А.Х. Гольденберг, С.А. Гончаров).

В ситуации возобновления на смене эпох интереса к житийной литературе становится любопытным ответ на вопрос об имплицитном присутствии традиций житийной литературы в произведениях советских писателей. В русской культуре традиции житийной литературы можно обнаружить как в произведениях официальной литературы, где любая экспликация параллелей с религиозным прототипом тщательно затушёвывалась, так и в произведениях авторов, не идущих в авангарде социалистического реализма, но признанных и разрешённых, например, А. Платонова, В. Шукшина, И. Грековой (исследователи И.В. Бобровская, М.А. Левченко и др.). Изучается влияние житийного канона на авторов, чьё творчество шло вразрез с существующей идеологией (исследователи Т.П. Комышкова, Т.Т. Давыдова и др.).

Восприятие советской литературой житийных традиций происходило по двум направлениям: во-первых, когда традиции житийной литературы были знакомы авторам соцроманов из первоисточников, и, во-вторых, когда писатели (как правило, второй половины XX века) канон житийной литературы усваивали из произведений житийно ориентированных классических авторов. Николай Островский, изучению творчества которого

посвящено данное исследование, наследовал житийный канон по обоим направлениям.

В целом исследования, посвященные роману Н. Островского «Как закалялась сталь», хронологически можно отнести к трём периодам. Смена периодов обусловлена социально-политическими причинами. Первый, советский период, начинается с момента признания романа критикой (1936 г.) и до разрушения Советского Союза (начало 1990-х г.г.), второй - период реформ (1990-е годы) и третий - время современной России (2000-е годы).

Для советского периода характерен в большинстве случаев возвышенно-пафосный, патетический тон .характеристики культового романа. В ходе второго периода ракурс исследований диаметрально противоположен: «Как закалялась сталь» и его автор объявляются «порождением сталинизма, законченной моделью фанатической одержимости, «винтиком машины, если не топором, от которого во время оно летели щепки» (Л.А. Аннинский). Павка Корчагин объявляется «антигероем нашего времени» (В. Ерофеев). Третий период - это время в целом объективного, диалектического анализа произведения.

Развитие интертекстуального направления в исследованиях литературы, несомненно, повлияло на интерес к прожитийной парадигме первого романа Н. Островского (исследователи С.Г. Комагина, Ю.С. Подлубнова, Л.А. Софронова и др.). Однако дело не только в экспансии интертекстуальных штудий. Факт девальвации моральных ценностей как очевидный и печальный результат развития нашего общества определяет необходимость восстановить прерванные культурные традиции, «реализовать приоритет общечеловеческого» (И.Л. Зеленкова, Е.В. Беляева).

Объект данного исследования - мотивика романа Н. Островского «Как закалялась сталь».

Предмет - традиции житийной литературы в романе Н. Островского «Как закалялась сталь», реализованные на уровне мотивики произведения.

Цель работы - изучить бытование традиций житийной литературы в романе Н. Островского «Как закалялась сталь», реализованных на уровне мотивики произведения.

Задачи:

- исследовать современное состояние теории мотива, уточнить модель мотивного анализа;

- в рамках изучения системы мотивов дополнить аналитику мотива результатами исследования связей мотива с другими категориями нарратологии;

- исследовать мотивику жития с целью выявления ключевых мотивов этого жанра и определения характерных связей между ними;

- изучить влияние ценностной парадигмы творчества Н. Островского на мотивику романа «Как закалялась сталь»;

- исследовать мотивы романа «Как закалялась сталь», соотносимые с агиографическим каноном, и определить характер данной соотнесённости;

- изучить систему прожитийных мотивов романа «Как закалялась сталь», которая формирует агиографический контекст восприятия произведения, взаимодействует с системой персонажей и другими значимыми элементами романного целого;

- выявить ключевой мотив романа Н. Островского и определить характер его актуализации в романе «Как закалялась сталь» с точки зрения традиций агиографического канона.

В работе были использованы сравнительно-исторический и структурно-типологический методы исследования.

В качестве теоретико-методологической основы диссертационной работы послужили работы отечественных учёных, посвященные общим вопросам теории литературы и мифа, теории агиографии: Х.М. Лопарёва, П.В. Безобразова, В.О. Ключевского, Г.П. Федотова, В.П. Адриановой-Перетц, Д.С. Лихачёва, Л.А. Дмитриева, В.В. Виноградова, Т.В. Попова, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, А.Н. Веселовского, В.Я. Проппа, О.М. Фрейденберг, В.Б. Шкловского, Б.В. Томашевского, Е.М. Мелетинского, В.И. Тюпы, И.В. Силантьева.

Научная новизна работы состоит в следующем:

- доказана целесообразность введения в аналитику мотива мотивов несобытийной природы;

- получила обоснование манифестация топических и актантных мотивов в процессуальной модели описания мотива, основанной на его темпоральных свойствах;

- впервые обобщены и представлены в виде единого комплекса мотивные подсистемы этиологических типов;

- исследовано системное влияние агиографической повествовательной традиции на мотивику романа Н. Островского «Как закалялась сталь»;

- впервые осуществлена классификация и проанализированы прожитийные мотивы романа «Как закалялась сталь».

Теоретическая значимость работы заключается в изучении принципа формирования мотивных структур, уточнении принципа формирования системных (в первую очередь - парадигматических) связей между мотивами повествовательных традиций (агиографической и соцреалистической), а также - в исследовании взаимовлияния мотивных нарративных моделей этих традиций в художественной системе романа Н. Островского «Как закалялась сталь».

Положения, выносимые на защиту:

1. Анализ и переосмысление опыта отечественного мотивоведения, ориентированного на событийную составляющую мотива, даёт основание для включения в аналитику мотива актантных, топических, временных мотивов, а также мотивов формы и состояния.

2. Существует устойчивая связь между тематическим рисунком художественного произведения и системой его мотивов, в том числе на уровне соотношения ключевого мотива и основной темы произведения. Существенные признаки этой связи обнаруживаются в ходе обращения исследователя системы мотивов произведения к мотивам универсальной фабулы через эксплицирование темы и её редуцирование до предельно общей мотивной основы.

3. Житийные мотивы образуют собой систему, которая обеспечивает устойчивость жанрового канона агиографии. Существует ряд причин такой системности: связь с универсальной фабульной схемой мифа, установка на особого рода документальность, отказ от авторской воли и специфика средневекового идеала эстетического. Изучение системы мотивов жития обнаруживает специфическую мотивную структуру не только относительно жанра в целом, но и относительно ашологических типов - жанровых подвидов жития, обусловленных особенностью жизненного пути и спасения святого.

3. В романе «Как закалялась сталь» присутствуют мотивы, характерные именно для житий - прямые коррелянты (мотивы аскезы, бессребреничества, целомудрия, ангелоподобия и другие). Характер актуализации таких инвариантов в варианты схож с житийным на уровне семантики образов, которые оформляет мотив-коррелянт.

4. Наложение художественных систем миров соцромана и жития обнаруживает сходные контуры, что позволяет говорить о своеобразной

квазижитийности романа и ряда мотивов, свойственных роману как «коммунистическому житию» (Ю.С. Подлубнова). С точки зрения семантики, такие мотивы соцромана и жития или совпадают частично, или имеют противоположную, зеркальную корреляцию, но в обоих случаях выполняют идентичную сюжетную функцию.

5. Житийные мотивы, актуализованные в романе Н. Островского «Как закалялась сталь», представляют собой систему, которая формирует специфический - прожитийный - контекст восприятия романа, взаимодействует с системой персонажей, системой ценностей и другими значимыми элементами произведения. Конфигурация ключевых событийных мотивов, характер их внутренних связей, а также связей с мотивами актантными, топическими и мотивами свойств позволяет соотнести систему прожитийных мотивов романа с системой мотивов собственно преподобнического жития.

6. Мотив противостояния играет в романе «Как закалялась сталь» ключевую роль. Контур противостояния романа аналогичен контуру противостояния в житии. В связке с системой актантных инвариантов этот мотив и все продуцируемые им инварианты и варианты образуют основу романного целого.

Апробация работы. Научные результаты исследования отражены в статьях, опубликованных в сборниках всероссийского и международного значения, в журнале, рекомендованном ВАК РФ. Диссертация обсуждалась на кафедре русской, зарубежной литературы и методики преподавания литературы ГОУ ВПО «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия», кафедре русской, зарубежной литературы и методики преподавания ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева».

Отдельные положения диссертации были представлены в форме докладов на Всероссийской научно-практической конференции «Третьи ознобиншнские чтения» в 2005 году (г. Инза), на Международной научно-практической конференции «Татшцевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» в 2006, 2009 и 2010 годах, (г. Тольятти), на научно-практической конференции «Современные проблемы науки и общества» в 2008, 2009 и 2010 годах (г. Тольятти), на научно-практической конференции, посвященной 60-летию профессора И.В. Вершинина «Предромантизм и романтизм в мировой культуре» в 2008 году (г. Самара).

Структура и объём диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, состоящей из 242 названий.

Общий объём текста - 204 страницы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы и её актуальность, определяется научная новизна, ставятся цели и задачи исследования, приводятся теоретический и методологический базисы работы, положения, выносимые на защиту, указываются направления исследования.

В первой главе «Мотив в системах анализа литературного произведения и жития» рассматриваются основные положения аналитики мотива применительно к исследованию системных связей между ключевыми мотивами жития и его поджанровых типов.

В первом параграфе «Несобытийный мотив в мотивной системе художественного произведения» в ходе исследования современного состояния теории мотива аргументируется необходимость включения в аналитику мотива «актантных» и «топических» мотивов.

В современной аналитике мотива доминирующим является подход, в котором событийное начало мотива признаётся ведущим (Е.М. Мелетинский, И.В. Силантьев и др.). Данный подход сложился исторически и во многом был обусловлен тем, что аналитика мотива зарождалась в процессе изучения фольклора (А.Н. Веселовский, В.Я. Пропп и др.). В фольклоре событийность мотива выступает на первый план. Продиктовано это, во-первых, особенностями дискурсивной практики: необходимостью держать аудиторию в состоянии постоянного активного внимания (что достигается в том числе посредством уплотнения событийного рисунка) и необходимостью изустного рассказа, который легче вести, опираясь на повторяющиеся смысловые конструкции. Во-вторых, доминанта событийности в мотивах фольклора обусловлена культурной традицией, ставящей во главу угла в первую очередь поступок (как деяние), и только во вторую очередь - самого героя.

Использование аналитики мотива, основанной на приоритете событийного начала, в ходе анализа произведений нефольклорных (особенно - произведений XIX и XX веков) обнаруживает ряд противоречий. Так, например, из общей логики анализа оказываются выпавшими многочисленные предметные мотивы паруса, камня, волны, упоминаниями которых изобилуют современные литературоведческие работы. Кроме того, в

самих работах, посвященных описанию событийной мотивики (А.Л. Бем, И.В. Силантьев), наблюдается неизбежный выход на актантные мотивы.

Утверждение В.Я. Проппа о том, что мотивом по большей части является функция персонажа, относящееся больше к сказке и к произведениям устного народного творчества вообще, оказалось впоследствии применимо также и к анализу художественной литературы, что и реализовалось в работах учёных формальной школы - особенно в трудах французских структуралистов. Тем не менее, «внимательное» отношение к актантной составляющей мотива усилили работы О.М. Фрейденберг, указывавшие, что «значимость, выраженная в имени персонажа и, следовательно, в его метафорической сущности, развёртывается в действие, составляющее мотив». Обоснование использования актантных и топических (предметных) мотивов в качестве равноправных элементов мотивного целого открывает для исследователя-мотивиста принципиально новый путь анализа художественного произведения. Проблема номинации и дефиниции мотивов, а также выявления связей между ними может быть решена путём уравнивания в статусе всех элементов при одновременном выделении ключевого элемента мотива, образующего сему, логичную для сюжета.

Второй параграф «Система мотивов как объект литературоведческого анализа» посвящен осмыслению природы мотива, связей мотивов произведения друг с другом и с иными элементами художественной системы произведения в рамках нарратологического подхода.

Структура построения процессуальной модели разрабатывается в ходе вариативного развития повествования, согласно которой, во-первых, может происходить полное совпадение ожидания читателя и того, о чём говорится в повествовании (типичная мотивная схема), во-вторых, может осуществляться игра автора с читателем, когда повествование то подтверждает предчувствие читателя, то обманывает его (перманентная мотивная схема), и в-третьих, может произойти неожиданный поворот в развитии повествования и обман читательского ожидания (контрастная мотивная схема).

Дальнейшее рассмотрение связи мотива с горизонтом читательского ожидания, неизбежно приводит к анализу такого свойства мотива, как повторяемость. Речь идёт не об интенциально мотивированном повторе (каким, например, является рефрен). Повтор мотива - это повтор синтагматический, на уровне синтагматики искусства, не повторяющий, но, скорее, соединяющий образы в более сложные эстетические образования.

Другой, требующий уточнения вопрос, - это вопрос о соотношении мотива и темы. Обычно мотив играет в произведении смысловую роль - он «способствует прояснению главной идеи», темы. Выделение в системе мотивов ключевого мотива, от которого синтагматически расходятся по произведению, циклу произведений многочисленные варианты, наталкивает на мысль, что тема и является своеобразным «супермотивом» - главным мотивом всего произведения. Процесс эксплицирования темы и её редуцирования до предельно общей мотивной основы (нарративной универсалии) становится задачей, которую необходимо решить в ходе анализа мотивики определённого произведения. Очевидно, что выбор автором определённой темы (а значит - и некоторой системы мотивов) предполагает некий диалог авторской интенции и горизонта читательского ожидания. Однако можно утверждать, что сам по себе выбор определённой темы не гарантирует того, что произведение (как результат акта взаимодействия автора и читателя) состоится. Здесь возникает и приобретает значимость новый элемент, претендующий на то, чтобы быть учтённым в ходе анализа системы мотивов художественного произведения - категория ценности. Речь идёт о ценности в произведении, существующей в качестве значимого элемента его сюжета и повествовательной стратегии.

Система мотивов универсальной фабулы связана с категорией ценности, признаваемой значимым элементом сюжета и повествовательной стратегии произведения. С точки зрения мотивики выделяются ценности персонажа (чаще - героя), которые придают ему определённого рода когнитивную целостность и необходимую аргументацию действий, а также -ключевая ценность, которая не является ценностью для всех персонажей. В произведении обозначается отношение каждого персонажа к такой сюжетообразующей ценности. Положительные герои, как правило, лояльны ключевой ценности, отрицательные герои этой ценности угрожают. Перманентная актуализация данной ценности влияет на характер интриги произведения, поскольку горизонт читательского ожидания непосредственно связан с узнаваемостью этой ценности, её корреляцией с системой ценностей читателя. Ценности персонажей и сюжетообразующая ценность образуют систему ценностей произведения, которая, в свою очередь, связана с системой его мотивов.

Система мотивов является одной из конструкций, внутренне оформляющих тот или иной жанр. Так, фабула басни часто содержит мотив неправильного (неправедного) поведения и мотив возмездия за это

поведение. Фабула сонета - мотив страдания от любви, мотив разлуки и другие. Фабула оды - мотив подвига (значимого поступка). Система мотивов является столь же устойчивой системой жанровых уровней, как и другие системы - система персонажей, система топосов, система деталей, система идей, система ценностей. Логично введение в оборот такой речевой формулы как «мотивика жанра».

Мы предлагаем три этапа анализа системы мотивов произведения. Первый - универсально-вариантный - подразумевает первоначальное обнаружение в произведении традиционных универсалий-инвариантов, актуализация которых самоочевидна (мотивы встречи, расставания, противостояния и другие), а также хрестоматийных мотивов формы и мотивов с включенной ремой. Второй - «жанровый» этап - предполагает вычленение в произведении того набора мотивов, который продиктован соответствующей жанровой традицией. Анализ в ходе третьего - вариантно-универсального этапа - подразумевает первостепенное выделение возможно полного набора повествовательных констант, их классификацию с последующим построением иерархии в сторону жанровых и универсальных инвариантов.

В третьем параграфе первой главы «Системы мотивов жития и агиологических жанровых вариантов» анализируется специфическая мотивная структура, характерная для жанра жития в целом. Также в параграфе рассматриваются комплексы мотивов, свойственные агиологическим типам - жанровым подвидам жития.

На системность текстосложения агиографического произведения указывают практически все исследователи этого жанра. Маркером системного характера агиографического повествования являются такие, например, обороты, как «агиографическая схема» (Х.М. Лопарев) «трафаретная схема ведения рассказа» (C.B. Полякова), «трафарет, который варьируется лишь в мелочах» (А. Ранович), «общие черты» и «общие признаки», «схематизированная рубрикация в композиции» (Т.В. Попова), «структура святости» (М.Ю. Парамонова), «каноническая житийная схема» (C.B. Минеева), «идеальная схема агиографического произведения» (Л.В. Левшун).

В работе аргументируется положение о связи житийного канона и мотивики: именно система мотивов является основой «системности» повествования житийных и прожитийных произведений. Житийные мотивы образуют собой устойчивую систему, которая изменялась в ходе

исторического процесса, но во все времена обеспечивала устойчивость жанрового канона агиографии. В этом же направлении рассмотрены основные причины системности: связь с универсальной фабульной схемой мифа, установка на особого рода документальность, отказ от авторской воли и специфика средневекового эстетического идеала.

Изучение мотивов жития приводит к необходимости включения в исследовательский аппарат обязательных для системы жития мотивов формы, к которым в работе отнесены рамочные рассуждения, мотив самоуничижения автора, мотив испрашивания помощи у Святого Духа, мотив испрашивания снисхождения читателей и другие. Наличие указаний на существование мотивов времени рождения святого, времени его кончины (Х.М. Лопарёв) обуславливает целесообразность выделения дополнительной группы временных мотивов.

Изучение системы мотивов жития обнаруживает специфическую мотивную структуру не только относительно жанра в целом, но и относительно агиологических типов - жанровых подвидов жития, обусловленных особенностью жизненного пути и спасения святого. В работе рассмотрены классификации жанровых подвидов жития, предлагаемые различными авторами, указаны разночтения между ними, а также исследованы устойчивые комплексы мотивов, характерных как для жанра, так и для жанровых подвидов - житий апостолов, мучеников, исповедников, святителей, преподобных, юродивых и благоверных.

В четвёртом параграфе «Ключевые мотивы жития: принцип описания и характер связей» представлен принцип классификации актантных мотивов-инвариантов жития, рассмотрены агиографические мотивы аскезы, благочестивости, доброты, жертвенности, любви, набожности, нестяжательства, обета, проповедничества, противостояния, скромности, справедливости, трудолюбия, умерешюсти, ухода, чудотворения, предельности и изучены характерные виды их связей -синтагматические, парадигматические, параболические.

Предлагаемый И.В. Силантьевым принцип членения актантных инвариантов модели «персонаж - герой» представляется несколько универсальным. В «Поэтике мотива» сюжетодвижущая функция таких инвариантов не явна, и дополнения кумулятивного характера, которые делает учёный в характеристике вариантов, отражают стремление сгладить отсутствие у инвариантов конкретной сюжетной функции. Видится логичным присваивание статуса инварианта актантным мотивам, имеющим

более детальную природу, «привязанным» в своей сюжетной роли к жанровой традиции и шире - к фабуле универсального типа.

Универсальные координаты мифа «своё-чужое» в агиографической традиции усложняются системой «сакральное-профанное», но и этой бинарной оппозиции оказывается недостаточно, чтобы описать актантные инварианты жития. Святой - фигура, не всегда принадлежащая сакральному миру, он находится между мирами, а также является точкой отсчёта. «Наполовину» святой находится в профанном мире, потому что из него он вышел, и в нём будет пребывать до смерти. В житиях, конечно, встречаются случаи, когда святой ещё при жизни пересекает границу между мирами, даже живёт в двух мирах одновременно (например, повар Евфросин) или при жизни попадает в рай, но всё-таки это больше исключение, чем правило.

В профанном мире есть «свои» и «чужие». Критерий «свои» применим к тем профанам, которые относятся к святому с пониманием (благочестивые родители, согласные с тем, что их чаду уготован особый путь) или же являются его соратниками по духовному подвигу. «Чужие» - это те профаны, которые так или иначе третируют святого. Другой половиной святой находится в сакральном мире. Здесь также есть «свои» и «чужие». «Свои» обитатели сакрального мира - это Бог, Иисус, ангелы и другие представители Светлых Сил, оказывающие святому поддержку и в итоге забирающие его к себе (в рай, на небо). «Чужие» представители иррационального - Дьявол, он же Сатана, всевозможные демоны и бесы, пытающиеся сбить святого с пути истинного, но в финале терпящие крах.

Мотив благочестивости был рассмотрен как своеобразный «зонтичный» мотив для ряда других - включенных мотивов (справедливости, доброты-сострадания и др.), объединение которых проясняет, обогащает и уточняет мотив благочестивости, создавая в итоге его окончательный вариант.

На примере такого ключевого мотива жития как мотив противостояния (борьбы) раскрываются синтагматические связи агиографических мотивов, а также связь парадигматического и синтагматического уровней системы мотивов жития.

На уровне парадигматики данный мотив восходит к мотивной универсалии пространства универсальных фабул, где противостояние является ключевой связкой триады «недостача-борьба-обретение». Там этот мотив, собственно, актуализирует бинарную схему мира, задавая внутренне напряжение координат топики («своё - чужое») и координаты системы

персонажей («свои - чужие»). Внешняя борьба сменяется не менее богатой борьбой внутренней.

Изучение внутренних связей мотивов обнаруживает явление параболической связи, которое состоит в постепенном переходе одного мотива в другой, при этом переход осуществляется по параболе, уходящей постепенно от инвариантного, широкого бытования мотива, к вариантному, узкому, развитие которого выводит цепочку мотивов снова к инварианту. Принцип такой параболической связи наиболее ярко представлен в житийных мотивах умеренности и искушаемости.

Вторая глава «Актуализация и трансформация житийных мотивов в романс Н. Островского «Как закалялась сталь» посвящена выявлению того, как система прожитийных мотивов формирует агиографический контекст романа.

Первый параграф «Влияние агиографической традиции на роман Н. Островского «Как закалялась сталь: степень изученности вопроса» содержит обзор работ, посвященных изучению агиографической традиции в произведениях русских классиков и конкретно в романе «Как закалялась сталь».

Исследованию современного состояния проблемы изучения агиографической традиции в романе Н. Островского в работе предшествует рассмотрение ряда исследований, посвященных изучению агиографической традиции в произведениях других русских писателей (М.Н. Климова, С.М. Климова, Б.М. Юдалевич, А.Х. Гольденберг, С.А. Гончаров, Е.Г. Июльская, A.B. Растягаев).

Работы, посвященные изучению агиографической традиции в романе Н. Островского, мы классифицировали в зависимости от степени проработанности темы и выявления агиографического канона в изучаемом романе. К первому типу отнесены работы Л.А. Аннинского, А.Л. Глотова, Н. Пелехацкой, в которых выявление агиографического канона - не основная цель. Второй тип - работы В. Саватеева, О.И. Матвиенко, в которых даётся фрагментарный анализ агиографичности романа. Третий тип - исследования Л.А. Софроновой, Ю.С. Подлубновой, посвященные обстоятельному изучению данного вопроса, содержащие механизм анализа агиографических элементов романа и конкретные примеры этого анализа.

В работах Л.А. Аннинского развивается мысль о том, что роман «Как закалялась сталь» - это «житие атеистического святого», в котором автору-святому фантастически точно удалось записать умосостояние святого

человека. Исследователь (вслед за Андрэ Жидом) делает акцент на католицизме Н. Островского («Островский не православный человек, скорее католик по типу») и дает характеристики Корчагину, используя религиозный тезаурус («крещенные революционной эпохой, они вынесли из этой купели особую закалку», «маленький аскет»), сравнивает героя с протопопом Аввакумом.

По мысли Л.А. Глотова в романе перед читателями возникает хорошо известный литературный тип, лишь завуалированный под нового «героя в революционном развитии». В этой связи исследователь предлагает сравнить «эпохи раннего христианства и пролетарских революций». Развивая в отношении главного героя мотивную интерпретацию imitatio Christi, А.Л. Глотов склонен считать Павла Корчагина достойным на роль Мессии. Параллели, проводимые исследователем, касаются даже детских лет Иисуса и Корчагина. Называя роман «Евангелием от Николая», автор высказывает обвинения в адрес Н. Островского, который создал пример для подражания молодежи, готовой отдать жизнь за идею. Исследователь наводит читателя на мысль, что Павка Корчагин и те, кому он служит примером - люди без внутреннего стержня - что скажут (прикажут), то и сделают.

Рассматривая роман «Как закалялась сталь», В. Саватеев указывает, что это образцовое произведение социалистического реализма ближе всего к житийной литературе со всеми её характерными композиционными, стилевыми особенностями, с устойчивьми образами и мотивами, с типом героя, его ростом и становлением.

О.И. Матвиенко не рассматривает проявление черт житийного героя в главном герое «Как закалялась сталь». В романе исследователь обнаруживает черты более глобального культурного кода - кода мифа, а сам Корчагин рассматривается как Герой мифа. Обозначенные культурные коды не противоречат (миф и агиография), а дополняют друг друга, поэтому опыт данной работы для изучения влияния агиографии на роман Н. Островского видится продуктивным.

Л.А. Софронова считает роман Н. Островского по своей структуре приближающимся к «житиям-мартириям». По мнению учёной, тема болезни, преодоления физических недугов, презрения к смерти - все это возвеличивает героя и приближает его к агиографическим персонажам -мученикам.

Ю.С. Подлубнова является автором термина «коммунистическая агиография», под которой понимается не сознательное продолжение

житийных христианских традиций в советской литературе, а некий двойник агиографии. Намеченная параллель между Павлом Корчагиным и христианским подвижником сводится к тому, что они всецело отдают себя служению идее, что позволяет автору диссертации назвать Павла Корчагина «коммунистическим святым». Несмотря на то, что Ю.С. Подлубнова сравнивает так называемые «общие места» агиографии и советской квазиагиографии, самим термином «мотив» она пользуется с осторожностью.

Второй параграф «Концепт «писатель-святой» и система ценностей романа «Как закалялась сталь» посвящен изучению влияния ценностного императива Н. Островского на роман «Как закалялась сталь» в ракурсе этики и эстетики борьбы, реализовавшегося в произведении. Кроме того, в параграфе рассматривается экстраполяция ключевой ценности романа на универсальную фабульную схему.

Изучение ключевых ценностей романа - царства всеобщей справедливости и борьбы за него - происходит в рамках исследования этико-эстетической системы Н. Островского. Концепция «святой автор -святой герой» развивается на материале писем писателя, его дневниковых записей, отзывов о нём в прессе и частной переписке.

В жизни и творчестве писателя эстетическое бытовало очень органично, и дело здесь не только в автобиографичности произведения писателя, в стремлении изобразить художественно свой опыт. Н. Островский был, по выражению его лечащего врача, «редчайшей человеческой личностью» (М. Павловский), и эстетизм его натуры был своего рода уникальным явлением. Этические взгляды писателя повлияли на формирование его эстетических взглядов.

Перфекционистская часть этической системы писателя, несомненно конечно же была связана с достижением социалистического идеала. Идеальный социалист в идеальном социалистическом обществе - вот высшая цель и стандарт, на который равняется Н. Островский. Писатель связывает нравственное совершенство, формирование нравственных идеалов с войной, как состоянием, в котором пребывает человек, будучи бойцом. Отсюда вытекает очень важный вопрос об отношении писателя к насилию.

Эксплицитно Н. Островский не оправдывает насилие, он воспринимает насилие как исключение, как необходимое зло, которое нужно перетерпеть до того времени, пока не настанет то самое будущее идеальное социалистическое общество. Ему сложно избавиться от романтики оправданного насилия: «... мы твёрдо знали, - писал он, - что самое главное

сейчас - уничтожить классового врага и отстоять революцию. Мы ураганом неслись на вражьи ряды, и горе было всем тем, кто попадал под наши удары». Для Н. Островского насилие есть своеобразный талион, но не в форме мести, а в форме равного противодействия противникам общества будущего. Талион Н. Островского делит своих и чужих не по партийной окраске, но по признаку моральной ответственности. Не случаен в романе «Как закалялась сталь» эпизод жестокого избиения Корчагиным партийного работника, хваставшегося своими победами на амурном фронте. Корчагин осуществляет адекватное насилие и применяет его к своему, ставшему на мгновение чужим. Моральный императив для Корчагина более значим, чем дело само по себе или идея.

Отношение к сфере собственно художественного у писателя достаточно однозначно - художественная литература, по Н. Островскому, есть инструмент борьбы пролетариата с внешними и внутренними врагами. В этом отношении Н. Островского к литературе нетрудно заметить некий инструментализм. На это же указывают и критики проостровского лагеря. Эстетический идеал, по Н. Островскому, как представление о высшей гармонии и совершенстве в деятельности и в культуре - литература воспитательная.

Рассмотрение этико-эстетического императива Н. Островского в целом обнаруживает, что ценностный стержень и этической, и эстетической плоскости составляет апологизирование борьбы за коммунизм как единственно возможной формы деятельности для человека, стремящегося приблизить идеальное общество будущего. Жизнь для Н. Островского прекрасна, но её прекрасное может быть прочувствовано только в борьбе, даже если это борьба не штыков и снарядов, но слов и идей.

В ходе анализа, основанного на выявлении сюжетной роли ключевой ценности романа «Как закалялась сталь», осуществляется её экстраполяция на универсальную фабульную схему, в результате чего выявляется лейтмотивная природа ключевой ценности и ключевой мотив-инвариант фабулы романа - мотив борьбы-противостояния. Ключевая ценность (коммунизм как царство всеобщего равенства и справедливости) лежит в основе фабульной схемы первой части романа и достигается лишь частично. По существу, она имманентно не достижима, именно поэтому по ходу повествования (в начале второй части) появляется дублирующая ценность, являющаяся своеобразной «реинкарнацией» ключевой ценности - это сама возможность борьбы главного героя за достижение главной ценности.

Мотивы универсальной фабульной схемы реализуются повторно, и вторую часть повествования занимает утрата возможности борьбы за освобождение человечества и её обретение.

В третьем параграфе второй главы «Комплекс житийных и квазижитийных мотивов в романе Н. Островского «Как закалялась сталь» осуществляется классификация, анализ прожитийных мотивов романа, а также выявляется характер существующих между ними связей.

В романе «Как закалялась сталь» присутствуют мотивы, характерные именно для житий - прямые коррелянты. Это мотивы аскезы, бессребреничества, целомудрия, ангелоподобия и другие. Характер актуализации таких инвариантов в варианты схож с житийным на уровне семантики образов, которые оформляет мотив-коррелянт.

Наложение художественных систем миров соцромана и жития обнаруживает некоторые точки совпадения, и мы можем говорить о своеобразной квазижитийности романа и ряда мотивов, свойственных роману как «коммунистическому житию» (Ю.С. Подлубнова). С точки зрения семы, такие мотивы соцромана и жития совпадают лишь частично, но с точки зрения сюжетной роли выполняют идентичную функцию. В этом смысле можно рассматривать обратную семантическую корреляцию их инвариантов, которая в некоторых случаях предполагает полную смысловую противоположность вариантов, проявленных конкретно в текстах житий и романа.

Данное положение о прямой и обратной корреляции иллюстрируется на примере актуализации в романе «Как закалялась сталь» актантного мотива благочестивой родни и топического мотива пустынного места. Так, на уровне прямой семантической корреляции житийные актантные варианты мотива благочестивой родни в произведении отсутствуют. С большой натяжкой можно говорить о Марии Яковлевне как о «матери святого», если принимать во внимание житийную формулу «родители - хорошие люди». Однако второй актант такого инварианта - отец, в романном варианте выпадает из схемы, и актуален для обратного семантического коррелята. На уровне обратной семантической корреляции присутствует мотив квазиблагочестивой родни, реализованный в варианте боровшегося с царской властью деда главного героя.

Среди событийных мотивов в работе рассмотрены мотивы аскезы, благочестивости, доброты, исповедничества, крещения, миссионерства,

набожности, справедливости, трудолюбия, учительства, целомудрия и чудотворения.

Мотив аскезы, рассмотренный на примере сюжетной линии о строительстве узкоколейки, обнаруживает использование многочисленных включенных мотивов, встречающихся в житиях: спанья на полу, ношения лохмотьев зимой, голода, терпения болезней, изнурительного труда. Усиление прямой корреляции происходит за счёт мотива суперлятивности -аскетизм Корчагина пределен, направлен на физическое уничижение, если не уничтожение героя, подвиг его несопоставим с подвигом других героев.

Зонтичный мотив благочестивости трансформируется в романе в мотив коммуниста. Ряд мотивов, формирующих целое семантического поля мотива благочестивости, носит квазижитийный характер в рамках подмены ключевой ценности сюжета, подмены Бога коммунизмом. Другие мотивы совпадают полностью, что иллюстрируется на примере мотива доброты-сострадания. Вариант мотива сострадания большевиков к поверженным врагам (чужим) в романе носит сугубо христианский оттенок. Мотив сострадания к своим также актуализован в ряде сцен и выполняет функцию, аналогичную той, какую данный мотив выполняет в житиях.

Мотив исповедничества реализован в романе относительно второстепенных героев, которые, будучи поражёнными смертью Ленина, массово обращаются в коммунизм, исповедуются в квазигрехах. Собственно вся ситуация исповеди - квазиисповедь, поэтому относительно мотива исповедничества в романе «Как закалялась сталь» можно говорить лишь с точки зрения обратной корреляции. Мотив полностью сохраняет сюжетную роль: здесь, как и в религиозном варианте сюжета, сразу за исповедью следует посвящение героев в коммунисты - своеобразное крещение голосованием.

Мотив миссионерской деятельности актуализован в романе на уровне обратной корреляции, в первой части книги связан с второстепенными героями. Миссионерство Корчагина шире разворачивается во второй части книги, но оно подаётся повествователем скупо, сворачивается в фабулу.

Мотив набожности (включенный в мотив благочестивости) как мотив значительного привнесения в быт, поведение и мысли знаков веры в Бога трансформируется в романе в мотив квазинабожности - Корчагин значительно привносит в свои быт, поведение и мысли знаки веры в коммунизм. В отношении жанрового житийного варианта - мотива чтения текстов Священного Писания - в романе присутствует прямой

семантический коррелят, но со знаком «минус»: тексты Священного Писания выступают как тексты неистинные, тексты лжи. В ракурсе обратного семантического коррелята мотив трансформирован в мотив чтения квазисакральных (революционных) текстов. Мотив чтения сакральных текстов синтагматически развивается в мотив буквального следования предписаниям (образцам поведения) сакральных текстов, парадигматически обнаруживает прожигийную связь с мотивами учительства и любомудрия.

Мотив справедливости в романе Н. Островского становится одним из ключевых мотивов, поскольку является частью семантического ядра главной ценности произведения, вокруг которой разворачивается интрига повествования. В результате этого доминирования мотив справедливости становится исходным для мотивов-вариантов романа, варьирующих тему в рамках родоначального мотива. С точки зрения синтагматических связей в романе реализованы мотивы поиска справедливости и избегания справедливости.

Мотив трудолюбия является одним из ключевых в романе. Словно труд святого, труд Корчагина - подвиг, а само место труда для Корчагина -практически храм. Здесь же реализуется свойственный житиям мотив бескорыстного, жертвенного труда, труда ради идеи.

Тесно связан с мотивом миссионерской деятельности, но является вполне автономным мотив учительства, который, будучи связанным с постоянными актантами (инвариантные «свои»), приобретает семантическое уточнение и в ряде случаев становится мотивом наставничества. Отмечается свойственная житиям парадигматическая связь данного мотива с мотивом пассионарности главного героя.

Мотив чудотворения в романе реализован на уровне обратной семантической корреляции сюжетных линий строительства узкоколейки и чудесного избегания смерти (мотив воскресения).

Актуализация мотива целомудрия связана с мотивом противостояния услаждению собственного тела и сюжетно предшествует ему. Данный мотив сосредоточен в сценах сюжетной линии взаимоотношений Павки Корчагина и Тони Тумановой.

В целом конфигурация ключевых событийных мотивов, характер их внутренних связей, а также связей с мотивами актантными, топическими и мотивами свойств позволяет соотнести систему прожитийных мотивов романа с системой мотивов собственно преподобнического жития.

В четвёртом параграфе второй главы «Влияние мотива противостояния на систему персонажей и другие значимые элементы романного целого «Как закалялась сталь» исследуется ключевой мотив романа и определяется характер его актуализации в сопоставлении с агиографической традицией.

Мотив противостояния играет в романе «Как закалялась сталь» ключевую роль. В связке с системой актантных инвариантов этот мотив и все продуцируемые им инварианты и варианты образуют основу романного целого. Контур противостояния в романе аналогичен контуру противостояния в житии: Корчагин противостоит другим (в первую очередь - чужим) и себе (своей человеческой природе). Мир актантов романа «Как закалялась сталь», как и мир актантов жития - это мир полярный: авторская интенция делит всех на правых и неправых, хороших и плохих, добрых и злых. В качестве предельной инвариативности в отношении актантных мотивов в романе выступает модель «свои - чужие».

В житиях часто случается, что чужой, противостоящий святому, видя удивительную стойкость последнего, сам обращается ко Христу, кается и просит святого обратить его в истинную веру. В мире Павки Корчагина ни один чужой не раскаивается, не признаёт правоту большевиков. Скорее, наоборот, - есть предатели, свои, становящиеся чужими. В лагере своих есть замаскировавшиеся чужие, но они маркированы автором посредством использования приёма «говорящая фамилия». Прямая семантическая корреляция статуса главного героя как святого происходит в романе по линии актантных связей в сцене отказа от курения. Уже не столь однозначная, но всё же устойчивая корреляция с житийной тематикой (актантно-событийная связь через мотив мытарств) обнаруживается в интерсцене, повествующей о работе Павки в станционном буфете и в сцене пребывания Корчагина в доме Тумановых.

Актантно-топическая связь (главный герой - топос) обнаруживает связь романа и жития и через топический мотив поварни и через мотив ангелоподобия. Чем больше испытывает мучений Корчагин, тем более ангелоподобной становится его внешность - бледнеет, утончается.

Мотив противостояния словом и делом людям-иноверцам - чужим фактически является лейтмотивом произведения, он сочетается в романе с мотивом защиты женщины от насилия. Мотив противостояния чужим словом, мотив обличения врагов связан с мотивом обличения разврата. Связь этих мотивов осложняется третьим мотивом - мотивом поиска

справедливости, когда речь идёт о судьбе женщин, работающих в буфете. Косвенно к этому мотиву относится пересказ сцены заседания ячейки окрвоенкомата, в ходе которого избивают Корчагина, где акгуализован синтез двух мотивов - мотива противостояния словом и непротивостояния делом.

На уровне прямой семантической корреляции в романе акгуализован мотив противостояния порокам, а конкретно - праздности, который также является лейтмотивом, поскольку в различных вариациях повторяется по ходу повествования. Присутствует в повествовании и связан с персонажами из группировки «чужие» мотив противостояния корыстолюбию.

Мотив противостояния услаждению тела (наряду с мотивом уподобления ангелам и мотивом мученичества) предполагает устойчивую, практически эксплицитную связь романа «Как закалялась сталь» с агиографической традицией. Сам мотив противостояния услаждению тела находится в теснейшей взаимосвязи с мотивом целомудрия - пребывания в непорочном состоянии. Мотив противостояния услаждению тела объёмно вариативен. Так, в сцене разговора Павла и Христины норок интерпретируется как возможный способ противостояния врагу: здесь сила, противостоящая герою, приобретает ещё большую власть, а мотив противостояния услаждению тела смешивается с мотивом искушения. Другая вариация, также актуализирующая событийно-актантную связь мотива противостояния услаждению телом в вариации мотива избегания женщин (из лагеря «чужие») обнаруживается в сцене случайной встречи Павла Корчагина и Нелли Лещинской в посольском поезде.

Мотив обличения (противостояния мыслью и словом) разврата также связан с лагерем отрицательных персонажей и развивается в произведении в паре с мотивом обличения насилия над женщиной. Эти мотивы выступают в паре на каждом уровне трансформации системы отрицательных персонажей.

С точки зрения эволюции борьбы в течение романа Корчагин проходит путь от «радикала» к «мудрецу». Мотив суперлятивности сопровождает формирование образа персонажа в ключевых сценах сюжетной линии.

Таким образом, в романе Н. Островского «Как закалялась сталь» обнаруживаются житийные мотивы, причём их бытование в произведении решает ряд художественных задач. Житийные мотивы, актуализованные в романе «Как закалялась сталь», представляют собой систему, которая формирует специфический - прожитийный - контекст восприятия романа,

взаимодействует с системой персонажей и другими значимыми элементами романного целого.

В Заключении сформулированы основные выводы и подведены итоги исследования. Отмечено, что житийные мотивы в романе Н. Островского «Как закалялась сталь» несут на себе значительную нагрузку. Безусловная интенция автора - изобразить Павла Корчагина человеком не просто исключительным, а святым - проявилась в использовании повествовательной модели, свойственной житиям. Вместе с тем, житийные мотивы в романе соседствуют с системами мотивов других жанров, например, мотивами романа приключений, поэтому в дальнейшем нам видится чрезвычайно перспективным изучение мотивов других жанровых традиций, присутствующих в романе Н. Островского «Как закалялась сталь» и влияющих на его поэтику.

Основное содержание диссертационного исследования отражено в следующих публикациях автора:

I. Публикация в научном журнале, рекомендованном ВАК РФ:

1. К проблематике анализа системы мотивов художественного произведения // Известия Самарского научного центра Российской академии наук // «Педагогика и психология» «Филология искусствоведение» / под ред. В.П. Шорина. - Самара, Самарский научный центр РАН, 2008. - Июль -Сентябрь - С. 245-250.

П. Список публикаций в других изданиях

2. Краснова, H.A. Мотивы житийной литературы в повести И. Грековой «Маленький Гарусов» / H.A. Краснова // Третьи ознобишинские чтения: сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции (3-5 июля 2005 года) / под ред. О.М. Буранка, В.Н. Шкунова. -Инза-Самара: Изд-во «НТЦ», 2005. - С. 130-133.

3. Краснова, H.A. Черты житийной литературы в PR-материалах // материалы Международной научной конференции «Татшцевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» / H.A. Краснова // Гуманитарные науки и образование. Актуальные проблемы современных региональных СМИ.

- Тольятти: Волжский университет им. В.Н. Татищева, 2006. - С. 163-166.

4. Краснова, H.A. Романтические идеалы в романе Н. Островского «Как закалялась сталь» / H.A. Краснова // материалы VI Международной научно-практической конференции «Татшцевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» // Гуманитарные науки и образование. Часть И.

- Тольятти : Волжский университет им. В.Н. Татищева, 2009. - С. 38-46.

5. Краснова, H.A. Автор и герой романа «Как закалялась сталь»: тождество этик» / H.A. Краснова // Современные проблемы науки и общества: материалы юбилейной научно-практической конференции преподавателей и студентов / под ред. М.С. Кироновой. - Тольятти : ТГУ, 2009. - С. 26-29.

6. Краснова, H.A. Этико-эстетический императив Николая Островского / H.A. Краснова // Современные проблемы науки и общества: материалы юбилейной научно-практической конференции преподавателей и студентов / под ред. М.С. Кироновой. - Тольятти : ТГУ, 2009. - С. 29-35.

Подписано в печать 28.04.10. Объем 1,2 п.л. Тираж 100 экз. Заказ № 59

ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева» Редакциопно-издательский центр 430007, г. Саранск, ул. Студенческая, 11а

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Краснова, Наталья Александровна

Введение.

Глава 1. Мотив в системах анализа литературного произведения и жития

§ 1.1. Несобытийный мотив в мотивной системе художественного произведения.

§ 1.2. Система мотивов как объект литературоведческого анализа.

§ 1.3. Системы мотивов жития и агиологияеских жанровых вариантов.

§ 1.4. Ключевые мотивы жития: принцип описания и характер связей.

Глава 2. Актуализация и трансформация житийных мотивов в романе

Н. Островского «Как закалялась сталь».

§ 2.1. Влияние агиографической традиции на роман Н. Островского

Как закалялась сталь»: степень изученности вопроса.

§ 2.2. Концепт «писатель-святой» и система ценностей романа

Как закалялась сталь».

§ 2.3. Комплекс житийных и квазижитийных мотивов в романе

Н. Островского «Как закалялась сталь».

§ 2.4. Влияние мотива противостояния на систему персонажей и другие значимые элементы романного целого «Как закалялась сталь».

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Краснова, Наталья Александровна

Актуальность исследования. Своевременность данной работы подтверждается актуализацией её основных тематических направлений.

Теория мотивного анализа, база которого была подготовлена Л.Н. Весе-ловским, А.Л. Бемом, В.Я. Проппом, О.М. Фрейденберг, В.Б. Шкловским, Б.В. Томашсвским, Е.М. Мелетинским, Б.М. Гаспаровым, в настоящее время активно развивается в трудах В.И. Тюпы, И.В. Силантьева, Г.В. Краснова и других отечественных учёных. Наряду с такими категориями анализа, как тема, концепт и символ, мотив выступает универсальным, но в то же время ёмким и точным инструментом анализа как формальной, так и содержательной стороны художественного произведения. Особенно эффективен мотивный анализ в изучении агиографических произведении, где сильно влияние канона и неизбежно использование узнаваемых повествовательных конструкций.

В настоящее время жанр жития переживает второе рождение. С 1988 годIV ' Русской православной церкви было разрешено заниматься просветительской и книгоиздательской деятельностью, в том числе - изданием жигий. Уже в начале девяностых издавалось около 50 наименований житий в год, к концу десятилетия их насчитывалось 140 [Жукова, 2006: 91-93]. Возрождение агиографической традиции также связано с возобновлением деятельности Синодальной Комиссии по канонизации святых. 20 августа 2000 года в Храме Христа Спасителя в Москве в присутствии глав и представителей Православных Автокефальных Церквей состоялось прославление многих угодников Божиих, новомучеников и исповедников Российских XX века. Активно создаются и издаются жития не только мучеников XX века, как, например, жизнеописания святых царственных мучеников Романовых (см., напр.: [Святые Земли Русской: Тысячелетие русской святости. Жития и жизнеописания, 2002; Лазебный, 2008; Святейший Патриарх Тихон. Ангел Русской Церкви. Житие и наставление, 2002]). Отечественные авторы житий также выбирают в качестве объекта издавна канонизированных святых, в православной традиции не столь популярных, в том числе - католических (см., напр.: [Святой Франциск Ассизский, 2003]).

На волне интереса отечественного читателя к житийной литературе переиздаются агиографические произведения, написанные и изданные до 1917 года, а также произведения, созданные русскими эмигрантами.

В отечественной науке интерес к житийному жанру имеет большую историю. Свой вклад в изучение агиографии внесли замечательные русские исследователи XIX - начала XX века (дореволюционный период) И.С. Некрасов [Некрасов, 1870], В.О. Ключевский [Ключевский, 1988], И.А. Яхонтов [Яхонтов, 1881], Ф.И. Буслаев [Буслаев, 1861], Ф.А. Рязановский [Рязановский, 1915], Н.И. Барсов [Барсов, 1885], Е.Е. Голубинский [Голубинский, 1894; 1895], А.П. Кадлубовский [Кадлубовский, 1902], Н.И. Серебрянский [Серебрянекий, 1908], П.В. Безобразов [Безобразов, 1917], Х.М. Лопарев [Лопарев, 1910; 1914; 1898], Б.М. Соколов [Соколов, 1916], Н.П. Барсуков [Барсуков, 1882].

Плодотворной стала работа русских исследователей, оказавшихся после ре- •, волюции в эмиграции. Так, историк, мыслитель и публицист европейского и мирового масштаба Г.П. Федотов создаёт заграницей уникальную книгу «Святые Древней Руси» (1931) [Федотов, 1991], где первым даёт всеобъемлющую картину истории русской святости, которая сочетала широкую историософскую перспективу с научной критикой.

В советский период (особенно - до 1970-х гг.) изучение житий носило всевозможные маски (например, историзма), поскольку прямой заинтересованный взгляд на предмет мог спровоцировать как минимум отповедь, и как максимум репрессии в адрес исследователя. Под прикрытием марксистско-ленинской риторики1, аргументируя свои исследования житий необходимостью более глубокого изучения беллетристического жанра, жанра биографии, а также задачей «раскрыть реальный смысл содержания, облеченного в обязатель

1 См., например, начало введения к книге «Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII —XVIII вв. Эволюция жанра ле1 ендарно-бнографических сказаний», в котором Л.Л. Дмитриев ссылается на статью Ф. Энгельса «Крестьянская война в Германии». ную религиозную форму»2, изучали житие В.П. Адрианова-Перетц [Адрианова-Перетц, 1947; 1970], Д.С. Лихачёв [Лихачев, 1970; 1979], Л.А. Дмитриев [Дмитриев, 1973], В.В. Виноградов [Виноградов, 1961], Т.В. Попова [Попова, 1975: 218-265] и другие учёные.

Современная наука ведёт активные исследования в области агиографии. Житие интересует современных исследователей как культурный феномен, имеющий богатую историю и уникальный генезис. Знаковым с этой точки зрения является культурологическое исследование М.М. Лоевской «Русская агиография в культурно-историческом контексте переходных эпох» (2005) [Лоев-ская, 2005], в котором автор затрагивает ключевые проблемы современного возрождения жития, делает чрезвычайно важные выводы о том, каким стало житие XX века, что и как наследовало современное житие от многовековой традиции бытования агиографических текстов в русской культуре.

Два последних десятилетия активно изучаются история жития, его язык и поэтика. Среди работ по истории данного типа произведений следует отметить исследования Ю.А. Артамонова [Артамонов, 2001], B.C. Блашенковой [Бла-шенкова, 2002], Д.Б. Максимовой [Максимова, 2001] и многих других учёных. Языковым особенностям текстов житий посвящены работы Т.П. Рогожниковой [Рогожникова, 2003], Т.А. Литвиной [Литвина, 1999], Т.В. Крыловой [Крылова, 1995], И.С. Кошкина [Кошкин, 1994], Е.Г. Дмитриевой [Дмитриева, 2005] и других.

Современному литературоведению видится важным изучение влияния агиографии на творчество писателей самых разных эпох и стран. Отражению традиций житийной литературы в произведениях зарубежных авторов посвя Высказывание Адриановой-Перетц. Так, например, обстоятельное исследование византийского жития 'Г.В. Поповой, предпринятое в 1975 году в рамках подготовки сборника «Античность и Византия», аргументировано целью «выяснить, каким образом развивалась византийская агиография по пути приближения её к беллетристической литературе» (см.: [Попова, 1975: 218-265]). Л.А. Дмитриев, предваряя публикацию книги «Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII - XVIII вв.», пишет, что «исследование памятников древнерусской агиографии необходимо и актуально как для воссоздания общей картины развития древнерусской литературы, так и для решения вопросов о становлении и развитии художественности и беллегри-стичности русской литературы вообще» (см.: [Дмитриев, 1973: 3]). Очевидно, что необходимость исследовать «бсллетристичность жития» становится универсальным аргументом исследователей, обращавшихся к агиографическому жанру. щены работы Е.А. Егоровой [Егорова, 2004: 48-52], А.И. Донченко [Донченко, 1999] и других исследователей.

Ведётся активная работа по изучению житийного наследия в трудах русских классиков: Н.М. Карамзина [Минеева, 1997: 246-256], A.C. Пушкина [Новикова, 1998], Н.В. Гоголя [Гольденберг, 1994: 21-48], JI.H. Толстого [Гродец-кая, 2000], Ф.М. Достоевского [Климова, 2002: 157-165].

В ситуации возобновления на смене эпох интереса к житийной литературе становится любопытным ответ на вопрос об имплицитном присутствии традиций житийной литературы в произведениях советских писателей. В русской культуре советского периода традиции житийной литературы можно обнаружить как в произведениях официальной литературы, где любая экспликация параллелей с религиозным прототипом тщательно затушёвывалась, так и в произведениях авторов, не идущих в авангарде социалистического реализма, но признанных и разрешённых, например, А.П. Платонова [Левченко, 2001], В.М. Шукшина [Бобровская, 2004]. Изучается влияние житийного канона на авторов, чьё творчество шло вразрез с существующей идеологией (исследователи Т.П. Комышко-ва [Комышкова, 1998: 472-475], Т.Т. Давыдова [Давыдова, 1997: 9-19]).

Восприятие советской литературой житийных традиций происходило по двум направлениям: во-первых, когда традиции житийной литературы были знакомы авторам непосредственно из первоисточников, и во-вторых, когда писатели (как правило второй половины XX века) канон житийной литературы усваивали из произведений житийно ориентированных классических авторов - уже упомя-нугых выше A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, JI.H. Толстого, Ф.М. Достоевского.

Н. Островский, изучению творчества которого посвящено данное исследование, наследовал житийный канон по обоим направлениям. Несомненно, он, как и его герой Павка Корчагин, хорошо знал христианские религиозные тексты. Жадное ученическое чтение классиков XIX века также не могло не повлиять на писателя.

Исследования, посвященные роману Н. Островского «Как закалялась сталь», хронологически можно отнести к трём периодам. Смена периодов обусловлена социально-политическими причинами. Первый, советский период, начинается с момента признания романа критикой (1935 г.) и до разрушения Советского Союза (начало 1990-х годы), второй - период реформ (1990-е годы) и третий - время современной России (2000-е годы).

Для советского периода присущ в большинстве случаев возвышенно-пафоспый, патетический тон характеристики романа. В ходе второго периода ракурс исследований диаметрально противоположен: «Как закалялась сталь» и его автор объявляются «порождением сталинизма, законченной моделью фанатической одержимости, «винтиком машины», если не топором, от которого во время оно летели щепки» [Аннинский, 1991: 98]. Павка Корчагин объявляется «антигероем нашего времени» [Ерофеев, 2002: 6]. Третий период - время в целом объективного, диалектического анализа произведения.

Развитие интертекстуального направления в исследованиях литературы повлияло на интерес к «житийной» парадигме первого романа Н. Островского [Комагина, 2002: 126-132; 2003: 162-166; Подлубнова, 2003: 67-71; 2004: 313316]. Однако дело не только в экспансии интертекстуальных штудий. Факт девальвации моральных ценностей как очевидный и печальный результат развития нашего общества определяет необходимость восстановить прерванные культурные традиции, «реализовать приоритет общечеловеческого» [Зеленкова,1 1997: 5].

Прежде, чем начать рассмотрение того, каким образом житийные мотивы реализованы в романе «Как закалялась сталь», следует также сделать отступление с целью обозначить нашу исследовательскую позицию.

Во-первых, ни в имплицитном, ни в эксплицитном виде наша работа никаким образом не является идеологическим исследованием. Мы не отождествляем христианство и коммунизм-большевизм-социализм. Этой теме посвящена масса работ именно идеологического характера - начиная с H.A. Бердяева и заканчивая A.J1. Глотовым. Наша работа остаётся за рамками таких сопоставлений и отождествлений.

Во-вторых, данная работа нацелена на изучение явлений сугубо литературных и избегает вопроса этичности сопоставления большевика и святого. Как таковые, нас интересуют лишь определённые значения, указывающие на тот или иной тип восприятия текста. Мы сравниваем между собой художественные миры жития и романа, но не реальные миры православной религии и коммунистических социальных экспериментов.

В-третьих, несмотря на то, что существует точка зрения, сторонники которой (Л.А. Аннинский, А.Л. Глотов, Ю.С. Подлубнова и др.) прямо отождествляют «Как закалялась сталь» с житием, мы её не придерживаемся. Исследуя роман Н. Островского, мы рассматриваем в нём житийные и квазижитийные мотивы, но признаем также присутствие в его повествовательной ткани корпуса мотивов других жанровых традиций (например, приключенческого романа, романа воспитания). Мы не считаем, что какая-то конкретная группа мотивов превосходит другие в значении.

Объект данного исследования - мотивика романа Н. Островского «Как закалялась сталь».

Предмет - традиции житийной литературы в романе Н. Островского «Как закалялась сталь», реализованные на уровне мотивики произведения.

Цель работы - изучить бытование традиций житийной литературы в романе Н. Островского «Как закалялась сталь», реализованных на уровне мотивики произведения.

Задачи:

- исследовав современное состояние теории мотива, уточнить модель мо-тивного анализа;

- в рамках изучения системы мотивов дополнить аналитику мотива результатами исследования связей мотива с другими категориями нарратологии;

- исследовать мотивику жития с целью выявления ключевых мотивов этого жанра и определения характерных связей между ними;

- изучить влияние ценностной парадигмы творчества Н. Островского на мотивику романа «Как закалялась сталь»;

- исследовать мотивы романа «Как закалялась сталь», соотносимые с агиографическим каноном, и определить характер данной соотнесённости;

- изучить систему прожитийных мотивов романа «Как закалялась сталь», которая формирует агиографический контекст восприятия произведения, взаимодействует с системой персонажей и другими значимыми элементами романного целого;

- выявить ключевой мотив романа Н. Островского и определить характер его актуализации в романе «Как закалялась сталь» с точки зрения традиций агиографического канона.

В работе были использованы сравнительно-исторический и структурно-типологический методы исследования.

В качестве теоретико-методологической основы диссертационной работы послужили труды отечественных учёных, посвященные общим вопросам теории литературы и мифа, теории агиографии: Х.М. Лопарёва, П.В. Безобра-зова, В.О. Ключевского, Г.П. Федотова, В.П. Адриановой-Перетц, А.Н. Весе-ловского, В.Я. Проппа, О.М. Фрейденберг, В.Б. Шкловского, Б.В. Томашев-ского, Д.С. Лихачёва, Е.М. Мелетинского, Л.А. Дмитриева, В.В. Виноградова, Т.В. Поповой, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, В.И. Тюпы, Н.Д. Тамарченко, И.В. Силантьева.

Научная новизна работы состоит в следующем:

- доказана целесообразность введения в аналитику мотива мотивов несобытийной природы;

- получила обоснование манифестация топических и актантных мотивов в процессуальной модели описания мотива, основанной на его темпоральных свойствах;

- впервые обобщены и представлены в виде единого комплекса мотивные подсистемы агиологических типов;

- исследовано системное влияние агиографической повествовательной традиции на мотивику романа Н. Островского «Как закалялась сталь»;

- впервые осуществлена классификация и проанализированы прожитий-ные мотивы романа «Как закалялась сталь».

Теоретическая значимость работы заключается в изучении принципа формирования мотивных структур, уточнении принципа формирования системных (в первую очередь - парадигматических) связей между мотивами повествовательных традиций (агиографической и соцреалистической), а также - в исследовании взаимовлияния мотивных нарративных моделей этих традиций в художественной системе романа Н. Островского «Как закалялась сталь».

Положения, выносимые на защиту:

1. Анализ и переосмысление опыта отечественного мотивоведения, ориентированного на событийную составляющую мотива, даёт основание для включения в аналитику мотива актантных, топических, временных мотивов, а также мотивов формы и состояния.

2. Существует устойчивая связь между тематическим рисунком художественного произведения и системой его мотивов, в том числе на уровне соотношения ключевого мотива и основной темы произведения. Существенные признаки этой связи обнаруживаются в ходе обращения исследователя системы мотивов произведения к мотивам универсальной фабулы через эксплицирование темы и её редуцирование до предельно общей мотивной основы.

3. Житийные мотивы образуют собой систему, которая обеспечивает устойчивость жанрового канона агиографии. Существует ряд причин такой системности: связь с универсальной фабульной схемой мифа, установка на особого рода документальность, отказ от авторской воли и специфика средневекового идеала эстетического. Изучение системы мотивов жития обнаруживает специфическую мотивную структуру не только относительно жанра в целом, по и относительно агиологических типов - жанровых подвидов жития, обусловленных особенностью жизненного пути и спасения святого.

4. В романе «Как закалялась сталь» присутствуют мотивы, характерные именно для житий - прямые коррелянты' (мотивы аскезы, бессребреничества, целомудрия, ангелоподобия и другие). Характер актуализации таких инвариантов в варианты схож с житийным на уровне семантики образов, которые оформляет мотив-коррелянт.

5. Наложение художественных систем миров соцромана и жития обнаруживает сходные контуры, что позволяет говорить о своеобразной квазижитий-ности романа и ряда мотивов, свойственных роману как «коммунистическому житию» (Ю.С. Подлубнова). С точки зрения семантики, такие мотивы соцромана и жития или совпадают частично, или имеют противоположную, зеркальную корреляцию, но в обоих случаях выполняют идентичную сюжетную функцию.

6. Житийные мотивы, актуализованные в романе Н. Островского «Как закалялась сталь», представляют собой систему, которая формирует специфический - прожитийный - контекст восприятия романа, взаимодействует с системой персонажей, системой ценностей и другими значимыми элементами произведения. Конфигурация ключевых событийных мотивов, характер их внутренних связей, а также связей с мотивами актантными, топическими и мотивами свойств позволяет соотнести систему прожитийных мотивов романа с системой мотивов собственно преподобнического жития.

7. Мотив противостояния играет в романе «Как закалялась сталь» ключевую роль. Контур противостояния романа аналогичен контуру противостояния в жигии. В связке с системой актантных инвариантов этот мотив и все продуцируемые им инварианты и варианты образуют основу романного целого.

Апробация работы. Научные результаты исследования отражены в статьях, опубликованных в сборниках всероссийского и международного значения, в журнале, рекомендованном ВАК РФ. Диссертация обсуждалась на кафедре русской, зарубежной литературы и методики преподавания литературы ГОУ ВПО «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия», на кафедре русской, зарубежной литературы и методики преподавания ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева».

Отдельные положения диссертации были представлены в форме докладов на Всероссийской научно-практической конференции «Третьи озиобишинские чтения» в 2005 году (г. Инза), на Международной научно-практической конференции «Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» в 2006, 2009 и 2010 годах, (г. Тольятти), на научно-практической конференции «Современные проблемы науки и общества» в 2008, 2009 и 2010 годах (г. Тольятти), на научно-пракгической конференции, посвященной 60-летию профессора И.В. Вершинина «Предромантизм и романтизм в мировой культуре» в 2008 году (г. Самара).

Структура и объём диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, состоящей из 242 названий.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Житийные мотивы в романе Николая Островского "Как закалялась сталь""

Заключение

Целью нашего исследования было изучить явление, относящееся к стыку истории и теории литературы, - явление своеобразной интерполяции свода мотивов, способного перенести из культурного пласта одной эпохи в культурный пласт другой не столько культурные вехи, сколько ориентацию читателя на эти вехи, своеобразное предожидание сюжетных и даже содержательных аспектов произведения, по интенционально и по возможности - избегая возможности позволить этому содержанию реализоваться в тексте. Конкретно, нас интересовала возможность перенесения системы мотивов агиографического произведения, в частности - жития, в поле смыслов произведения социалистического, в нашем случае - романа Николая Островского «Как закалялась сталь».

Первоначальное знакомство с проблемой привело нас к решению вопросов литературоведческого характера. Основной вопрос состоял в том, что, несмотря на значительное количество работ в области мотивики, у учёных, занимающихся теорией мотива, так и не сложилось общее мнение касательно базовой природы мотива - событийной, топической, например. Практически необъятный свод художественных текстов оставляет массу работы для исследователя, пожелавшего изучить, скажем, мотив свечи во всех знаковых текстах мировой литературы (своеобразный индуктивно-интертекстуальный подход). Однако, при столкновении с необходимостью выявить и изучить системное множество мотивов конкретного произведения, мы обнаружили недостаток базы современной мотивики.

Традиционно сложившийся подход в анализе мотивов художественных (фольклорных и авторских) произведений базируется на работах А.Н. Веселов-ского и В.Я. Проппа. Подход этот ориентирован на категорию событийного в мотиве, ¿методологически структурирован Е.М. Мелетинским и И.В. Силантьевым. Опираясь на работы А.Л. Бема, О.М. Фрейденберг и Б.М. Гаспарова, мы выделили и предложили использовать актантные и топические (предметные) мотивы в качестве равноправных элементов мотивного анализа художественных произведений и самого литературного процесса. Проблема номинации и дефиниции мотива, как мы предположили, может быть решена путём уравнивания в статусе всех элементов при одновременном выделении ключевого элемента мотива, образующего сему, логичную для сюжета.

Манифестация топических и актантных мотивов получает обоснование в процессуальной модели описания мотива, основанной на темпоральных свойствах мотива. В ходе обращения к дискурсивному моделированию мы проиллюстрировали кумулятивный принцип узнавания мотива и оформления мотива из инвариантных мотивов одной группы (топической) в вариант другой группы (актантный). Нами был сделан вывод о том, что в ходе построения процессуальной модели разрабатывается структура вариативного развития повествования, согласно которой, во-первых, может происходить полное совпадение ожидания читателя и того, о чём говорится в повествовании (типичная мотивная схема), во-вторых, может осуществляться игра автора с читателем, когда повествование то подтверждает предчувствие читателя, то обманывает его (перманентная мотивная схема), и, в-третьих, может произойти неожиданный поворот в развитии повествования и обман читательского ожидания (контрастная мотивная схема).

Дальнейшее рассмотрение связи мотива с горизонтом читательского ожидания неизбежно приводит к анализу такого свойства мотива как повторяемость. Здесь речь идёт не об интенциально мотивированном повторе (каким, например, является рефрен). Повтор мотива - это повтор синтагматический, на уровне синтагматики искусства, не повторяющий, но скорее - соединяющий образы в более сложные эстетические образования.

Другой требующий уточнения вопрос - это вопрос о соотношении мотива и темы. Обычно мотив играет в произведении смысловую роль - он «способствует прояснению главной идеи», темы. Выделение в системе мотивов ключевого мотива, от которого синтагматически расходятся по произведению, циклу произведений многочисленные варианты, наталкивает на мысль, что тема, собственно, и является своеобразным «супермотивом» - главным мотивом всего произведения. Процесс эксплицирования темы и её редуцирования до предельно общей мотивной основы (нарративной универсалии) становится задачей, которую необходимо решить в ходе анализа мотивики определённого произведения. Очевидно, что выбор автором определённой темы (а значит - и некоторой системы мотивов) предполагает некий диалог авторской интенции и горизонта читательского ожидания. Однако, можно утверждать, что сам по себе выбор определённой темы не гарантирует того, что произведение (как результат акта взаимодействия автора и читателя) состоится. Здесь возникает и приобретает значимость новый элемент, претендующий на то, чтобы быть учтённым в ходе анализа системы мотивов художественного произведения — категория ценности, под которой не подразумевается ценность самого произведения - эстетическая, историческая и никакая другая. Речь идёт о ценности в произведении, существующей в качестве значимого элемента его сюжета и повествовательной стратегии.

Система мотивов универсальной фабулы признаётся связанной с категорией ценности, признаваемой значимым элементом сюжета и повествовательной стратегии произведения. С точки зрения мотивики, выделяются ценности персонажа (чаще - героя), которые придают ему определённого рода когнитивную целостность и необходимую аргументацию действий, а также - ключевая ценность, которая не является ценностью одного персонажа. В произведении обозначается отношение каждого персонажа к такой сюжето образую щей ценности. Положительные герои, как правило, лояльны ключевой ценности, отрицательные герои этой ценности угрожают. Перманентная актуализация данной ценности влияет на характер интриги произведения, поскольку горизонт читательского ожидания непосредственно связан с узнаваемост ью этой ценности, её корреляцией с системой ценностей читателя. Ценности персонажей и сюжето-образующая ценность образуют систему ценностей произведения, которая, в свою очередь, связана с системой мотивов произведения. Эта связь обнаруживается в ходе выявления роли категории ценности в системе мотивов универсальной фабулы: универсальные инварианты - мотивы утраты, борьбы и обретения, словно электроны вокруг ядра атома, вращаются вокруг главной ценности произведения. Ценность утрачивается, за её обретение идёт борьба и в итоге она обретается. Таким образом, система мотивов художественного произведения, задействованная в формировании и дальнейшей утилизации горизонта ожидания читателя, участвует в образовании не только собственно сюжета, но и интриги.

В ходе компрессии и генерализации художественного произведения автор неизбежно задействует мотивную структуру. Свёртывание ткани повествования до схемы сюжета можно обнаружить не только в литературных дайджестах, но и в самих произведениях, интенциально применимых их авторами. Характер задействования в ходе наррации того или иного типа повествования - событийного или ситуативного - определяет использование соответственных мотивов — событийных или топических. Своеобразная «усушка» картины в ходе событийного повествования позволяет создать эффект быстрой прокрутки киноленты, беглого знакомства читателя с событиями фабулы без укрупнения их в сюжете. Разворачивание повествования из событийного в ситуационное происходит в соответствии с повествовательным кодом, свойственным не только и не столько писателю, сколько и определённой традиции. Даже сам факт слома и обыгрывания писателем-новатором повествовательного кода, заданного традицией, является началом новой традиции, которая впоследствии обнаруживается у продолжателей и эпигонов. Сама сущность повествовательного кода заключается в заданности выбора последовательности объектов повествования (описания, например) а также ракурса этого описания. Рассуждения о влиянии традиции на «художественный ракурс» того или иного писателя наталкивают нас на вычленение из повествовательной ткани мотивов формы (например, повествования в форме дневниковой записи (в романе Н. Островского - это дневник Риты Устинович, дневник Нины Владимировны - младшего врача клинического военного госпиталя), писем («Страдания юного Вертера» Гёте и «Бедные люди» Ф.М. Достоевского).

Таким образом, уточнение природы мотива мы провели по его функциональным (следуя аналитической модели, выработанной предшественниками), а также - сущностным характеристикам. Имея в виду в том числе и направленность нашей работы, мы пришли к выводу, что в основе природы мотива лежат его парадигматические свойства, которые дают возможность этому явлению поэтики быть интертекстуальным (мотив) и монотекстуальным (лейтмотив) явлением. Выступая посредником между авторской интенцией и горизонтом ожидания читателя, мотив с одной стороны, способен формировать интригу, и с другой стороны - очерчивает содержательную сторону произведения (крайняя степень проявления последней функции хорошо иллюстрируется возникновением во второразрядной литературе штампов — общих мест, предсказуемость содержания которых слишком высока даже для неискушённого читателя). Здесь автор, опираясь на мотив, может как удовлетворять, гак и обманывать горизонт читательского ожидания. Особо нами был сделан акцент на связи парадигматической характеристики мотива с жанром произведения, что продиктовало, в свою очередь, необходимость определить конгломераты мотивов, связанных границами жанра, как системы мотивов тех или иных жанров, и, уже в порядке рабочей гипотезы, обозначить системы мотивов произведений. Обобщив опыт предыдущих исследователей, мы связали теорию инвариантов-вариантов с теорией универсальных фабул, получив при этом общую модель описания процесса генезиса систем мотивов жанров.

Мотив, в нашем понимании, предстал как элемент повествования, синтагматически восходящий к интертекстуальному инварианту, и парадигматически локализованный в жанровой традиции, актуализирующийся в произведении в виде конкретного варианта — сложного образа бытийной или событийной природы, сохраняющего свои жанровые и универсальные интертекстуальные связи и оформляющего контекст восприятия локального содержания.

Исследование работ по мотивике жития обнаружило наличие более-менее устойчивых конгломератов мотивов, приписываемых исследователями данному жанру. В основном, комплексность выявленных мотивов диктуется привязкой к биографической канве повествования по схеме «рождение - деяния - смерть — чудеса».

В соответствие с выработанной моделью анализа мы выделили в массе житийных мотивов событийные и бытийные мотивы.

Из событийных мотивов, являющихся основой сюжета жития, мы выделили мотивы аскезы, благочестивое™, воскресения, греховности, искушаемо-сти, исповедничества, крещения, любви, миссионерства, мученичества, мытарства, наставничества, обета, непреклонности-стойкости, обращения, общения, проповедничества, противостояния, раскаянья, святительства, скитаний, ухода, учительства, чудотворения, юродствования как ключевые и рассмотрели сферы актуализации в агиографическом произведении тех из них, которые наиболее ярко демонстрировали выработанный подход.

На примере мотива благочестивости мы рассмотрели зонтичный эффект, когда в рамках одного мотива на парадигматическом уровне объединяется с целью его обогащения и уточнения ряд других мотивов. В качестве таких включенных мотивов мы выделили мотивы справедливости, доброты-сострадания, трудолюбия, нестяжательства, скромности-смирения, отзывчивости-жертвенности, умеренности-аскетизма, набожности, любви и проанализировали их.

На примере мотива справедливости были рассмотрены такие свойственные системе мотивов жития явления как эффект суперлятивности мотива и эффект инверсии мотива. Актуализация первого эффекта предполагает, что базовый мотив — справедливости, - реализуясь в качестве варианта применительно к фигуре центрального персонажа жития - святого, - обнаруживает стремление к предельному его обособлению и подчёркиванию. В определённый момент предельность мотива порождает его инверсию - герой ищет для себя несправедливости. Нами также были рассмотрены мифологические корни механизма «суперлятив - инверсия».

Синтагматический слой системы агиографических мотивов, а также связь парадигматического и синтагматического уровней были подробно раскрыты в работе на примере такого ключевого мотива жития как мотив противостояния (борьбы). На уровне синтагматики данный мотив восходит к мотивной универсалии пространства универсальных фабул, где противостояние является ключевой связкой триады «недостача-борьба-обретение». Этот мотив, собственно, актуализирует бинарную схему мира, обозначая таким образом координаты топики («своё - чужое») и координаты системы персонажей («свои - чужие»),

С точки зрения эволюции жанра жития, мотив противостояния ранних житий реализуется в персонажной схеме - в противостоянии святого мыслью, словом и делом чужим - представителям профанного мира - нехристианам, язычникам и иноверцам (которые могли быть как членами семьи святого, так и посторонними людьми), а также чужим - представителям сакрального мира -силам Тьмы. Противостояние профанам-чужим особенно было свойственно мартириям с их чрезвычайно богатой парадигматикой данного мотива. В более поздних житиях фокус парадигматического обогащения переносится на противостояние силам Тьмы и собственной человеческой природе святого (прелести, порокам, несовершенству). Можно сказать, что внешняя борьба сменяется не менее богатой борьбой внутренней.

Из мотивов топики жития (бытийных мотивов) мы выделили две основные группы - относящиеся к внешности персонажа (а конкретно - святого) и относящиеся к пространственным координатам. В качестве зонтичного мотива мотивов, относящихся ко внешности персонажа, мы выделили мотив ангелопо-добия. Среди мотивов пространственных координат мы выделили мотив уединённого места.

Приведённые изыскания в области теории мотивного анализа позволили методично подойти к процессу изучения житийных мотивов в романе Николая Островского «Как закалялась сталь». Мы начали исследование с выстраивания системы координат художественного мира романа Н. Островского, коррелирующей к сюжетной универсалии. Здесь проявились места, общие со схемой мира жития, а также - отличные от неё. Необходимость соотнесения мира романа с сюжетной универсалией продиктовала необходимость введения в исследование категории ключевой (главной) ценности романа. Рассматривая соотношение ключевой ценности романа с комплексом мотивов универсальной фабулы, мы выявили, что универсальная фабульная схема в романе реализовыва-ется дважды - при недостаче и обретении справедливого миропорядка, и при утрате и обретении возможности борьбы. При этом, наряду с развитием второго фабульного цикла (обретения возможности борьбы), универсальная фабульная схема реализуется в третий раз - в ходе борьбы с внутренними врагами нового миропорядка - бандитами, «попутчиками», троцкистами.

Предметное исследование мотивов сразу же выявило наличие двух больших групп мотивов. К первой группе мотивов относятся те житийные мотивы, которые, в принципе, не были актуализованы в соцкультуре, и без изменений перенесены - практически трансплантированы - в ткань романа. Ярким примером такого типа мотивов является мотив целомудрия. Ко второй группе относятся мотивы, соотносимые с житийными по принципу подобия. Ремная часть таких мотивов явно содержит в себе новую (социалистическую) семантику, а подобие мотивам агиографическим им даёт темная часть, в которой сохраняются парадигматические связи с другими проагиографическими мотивами. В качестве примера такого типа мотивов можно привести мотив благочестивости святого, трансформировавшийся в романе в мотив настоящего коммуниста, внутри которого (мотива) сохранились связи с мотивом почитания сакральной литературы (романный вариант мотива - социалистической литературы) и другими мотивами жития.

Итак, мы исследовали событийные мотивы, обозначенные нами как основные для сюжета жития. Подробнейшим образом нами была рассмотрена трансформация мотива благочестивости, который актуализуется в романе практически полностью, но с внесением ряда поправок, учитывающих смену ключевой ценности, а также - актуализация мотива противостояния, парадигматические вариации которого повсеместно пронизывают ткань романа.

Мы выявили, что именно мотив благочестивости является в романе основным при формировании образа главного героя - Павла Корчагина. В системе проагиографических мотивов, актуализованных в романе «Как закалялась сталь», было выявлено свойство суперлятивности, являющееся признаком системы житийных мотивов. Проявление суперлятива мы видим в вариантах таких мотивов как мотив трудолюбия и справедливости.

По ходу работы мы неоднократно приводили достаточно устойчивое мнение ряда исследователей о том, что Павка Корчагин близок к святым-мученикам. Сопоставление контура прожитийных мотивов романа с устойчивым набором мотивов данного агиологического типа не подтверждает данное мнение. Такой вывод можно сделать, исходя из выявления «удельного веса» в сюжете актантов, явным образом мучивших главного героя (собственно, мучителей). Таковыми в романе являются Прохошка, избивший маленького Павку за потоп в буфете, петлюровцы, избившие Павку-подростка в караулке, троцкисты, избившие Корчагина в ходе выступления в военкомате.

Из перечисленных трёх ситуаций только одна явлена в повествовании -это сцена с Прохошкой. Две другие сцены остаются в фабуле. Кроме того, ни один из случаев, строго говоря, под мучительство не подходит. Рукоприкладство Прохошки - сиюминутная вспышка гнева человека, привыкшего распускать руки по малейшему поводу. Указаний (ни контекстных, ни языковых) на то, что официант ставил себе целью мучить Павку, нет. В сценах, связанных с арестом героя после освобождения Жухрая, указывается, что конвоир сильно избил мальчика, но опять же - избиение было мгновенной вспышкой агрессии петлюровца, местью за наказание, понесённое им за побег арестанта. Судя по реакции коменданта на слова Саломыги о шомполах, Павку в караулке не пытали, но только допрашивали. Избиение Корчагина троцкистами к мучению также отнести нельзя, поскольку целью троцкистов было заставить Павла замолчать и уйти с трибуны.

Контур прожитийных мотивов позволяет говорить о близости мотивной конструкции, формирующей образ главного героя, не к мученическому житию, но к житию собственно преподобническому. Мотив набожности, мотив аскезы, мотив пустынного места, актуализуясь в романе, формируют соответствующий контекст узнавания, при этом ряд других мотивов соотносим с другими агиологическими типами. Так, актантная роль главного героя в ряде сцен (особенно - в первой части романа), огождествима с инвариантом «воин». Корчагин, что называется, огнём и мечём несёт свою веру и в этом смысле является благоверным.

Прослеживаются в романе и мотивы святительского жития. Несомненно, Корчагин является одним из лидеров нового движения, он, что называется, «при власти», на что настойчиво указывают и Тоня Туманова (в сцене встречи на Боярке) и Нелли Лещинская (в сцене встречи в посольском поезде). Часто он инициатор и идеолог тех нравственных преобразований, которые должны привести к светлому будущему царства справедливости. В качестве примера можно привести проанализированные по ходу работы сцену с облагораживанием внешнего облика цехов, сцену борьбы Корчагина с сальными анекдотами (санаторная эпопея). В ходе формирования образа главного героя участвуют мотивы миссионерства, проповедничества, учительства, отказа от заслуженных почестей, в том числе в виде повышения в статусе (отказ возглавить комсомольскую ячейку заводских мастерских). Однако, общий объём святительских мотивов уступает собственно преподобническому агиологическому типу, тем более, что ряд перечисленных мотивов также включен в мотивную систему последнего и мог бы иметь самостоятельное значение лишь при отсутствии её проявленности в произведении.

Мотив противостояния, актуализуясь в романе, явил сложную и разветвленную структуру парадигматических связей ремы, контур которой полностью идентичен контуру этого мотива в житии. Как и в житии, мотив противостояния реализуется в системе персонажей романа, так как связан с очерчиванием бинарного мира «свои - чужие».

Житийные мотивы в романе Николая Островского «Как закалялась сталь» несут на себе значительную нагрузку. Безусловная интенция автора — изобразить Павла Корчагина человеком не просто исключительным, а вообще святым - проявилась в использовании повествовательной модели, свойственной житиям.

Конечно же, житийные мотивы в романе соседствуют с системами мотивов других жанров. В произведении Н. Островского присутствуют, например, мотивы романа приключений, играют в нём свою роль, именно поэтому нам видится чрезвычайно перспективным изучение мотивов других жанровых традиций, присутствующих в романе и влияющих на его поэтик)'.

Список научной литературыКраснова, Наталья Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев, С.С. Поэтика ранневизантийской литературы / С.С. Аверин-цев. M.: Coda, 1997. - 343 с.

2. Агеноеов, В.В. Литературный процесс 30-50-х годов / В.В. Агеносов // Русская литература XX века: в 2 ч. / под ред. В.В. Агсносова. М.: Дрофа, 1999.-Ч. 2.-С. 12-13.

3. Адрианова-Перетц, В.П. Очерки поэтического стиля Древней Руси / В.П. Адрианова-Перетц. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. - 185 с.

4. Адрианова-Перетц, В.П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI-XIII вв. / В.П. Адрианова-Перетц // Истоки русской беллетристики / под ред. Д.С. Лихачева. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1970. - С. 67-107.

5. Амелькин, А.О. Литературная и фольклорная традиции в житии Меркурия Смоленского / А.О. Амелькин // Истоки, традиция, контекст в литературе: межвуз. сб. науч. тр. Владимир: ВГПИ, 1992. - С. 15-24.

6. Аннинский, Л.А. Обрученный с идеей. (О повести «Как закалялась сталь» Николая Островского) Электронный ресурс. — Readr — читатель XXI века / Л.А. Аннинский. Режим доступа: http://readr.ru.

7. Антоний (Блум А.Б.; 1914-2003). Жизнь. Болезнь. Смерть / Антоний. -М.: Изд-во Зачатьевского монастыря, 1997. 120 с.

8. Артамонов, Ю.А. Княжеская власть и русская агиография XI XII вв.: История создания агиографических сочинений Киево-Печерской традиции: ав-тореф. дис. . канд. ист. наук: 07.00.02 / Артамонов Юрий Александрович - М., 2001.-28 с.

9. Аскольдов, С.А. Религиозный смысл русской революции / С.А. Асколь-дов, H.A. Бердяев, С.Н. Булгаков и др. // Из глубины: сб. ст. о русской революции М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. - С. 210-249.

10. И. Атякшев, М. Серп и молот под крестом, или Можно ли соединить христианство с социализмом? К 90-летию Октябрьской революции в России Электронный ресурс. / М. Атякшев; Фонд Имперского Возрождения. Режим доступа: http://www.fondiv.ru/articles/3/289/.

11. Афанасий Великий (ок. 298-373). Жизнь и наставления преподобной Синклитикии Александрийской, подвизавшейся в IV веке / Афанасий Великий // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009. - С. 274-328.

12. Афанасий Великий (ок. 298-373). Житие св. Антония Великого / Афанасий Великий // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009. - С. 193-274.

13. Барабанов, Н.Д. Византийские святые XIV века. Трансформация образов и общественное сознание / Н.Д. Барабанов // Политический лидер, партия и общество / редкол.: М. Туган-Барановский и др.. Саратов: Изд-во Сарат. унта, 1992.-С. 3-13.

14. Барсов, Н.И. История первобытной христианской проповеди (до IV) / Н.И. Барсов. СПб.: Тип. С. Добродеева, 1885. - 413 с.

15. Барсуков. Н.П. Источники русской агиографии / Н.П. Барсуков. СПб.: Тип. A.A. Стасюлевича, 1882. - XI е., 616 стб.

16. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин; сост. С.Г. Бочаров; текст подгот. Г.С. Бернштейн и JI.B. Дерюгина; примеч. С.С. Аверин-цева и С.Г. Бочарова. М.: Искусство, 1979. - 424 с.

17. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет / М.М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1975. - 504 с.

18. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1972.-469 с.

19. Бахтин, М.М. Проблемы речевых жанров / М.М. Бахтин // Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. - С. 249-299.

20. Безобразов, П.В. Рассказы о мучениках / П.В. Безобразов // Византийские сказания: в 2 ч. Юрьев: Тип. К. Маттисена, 1917. - Ч. 1. - 320 с.

21. Бем, A.J1. К уяснению историко-литературных понятий / A.JL Бем // Изв. отд. русс. яз. и лит. АН. Т. 23. - Кн. 1. - СПб., 1919. - С. 225-245.

22. Бенедиктов, H.A. Русские святыни / H.A. Бенедиктов. М.: Алгоритм, 2003.-272 с.

23. Бердяев, H.A. Духовные основы русской революции. Опыты 1917-1918 гг. / H.A. Бердяев. СПб.: РХГИ, 1998. - 432 с.

24. Бердяев, H.A. Истоки и смысл русского коммунизма / H.A. Бердяев. М.: Наука, 1991.-220 с.

25. Березин, В. Худые и толстые / В. Березин // Октябрь. 2001. - №11. - С. 188-191.

26. Библия и русская литература: хрестоматия / автор-составитель М.Г. Ка-чурин. СПб.: Каравелла, 1995. - 584 с.

27. Библия. II. 3. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Каноническое. Мн.: Белорусский Дом печати, 1992. - 292 с.

28. Блашенкова B.C. Образ политического лидера в житийной и проповеднической литературе Русской Православной Церкви XI XIX вв. и современные реалии : автореф. дис. . канд. полит, наук : 23.00.01 / Блашенкова Вера Сергеевна. - М., 2002. - 22 с.

29. Бобров, А.Г. Житие Алексея человека божия / А.Г. Бобров // Словарь книжников и книжности Древней Руси XI первая половина XIV в. - JI.: Наука, Ленинградское отд-ние, 1987.-С. 129-131.

30. Бобровская, И.В. Агиографическая традиция в творчестве В.М. Шукшина: автореф. дис. канд. филол. наук: 10.01.01 / Бобровская Ирина Викторовна. -Барнаул, 2004.-18 с.

31. Борев, Ю.Б. Эстетика / Ю.Б. Борев. М.: Высшая школа, 2002. - С. 34.

32. Бройтман, С.Н. Историческая поэтика / С.Н. Бройтман // Теория литературы: в 2-х т. / под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Академия, 2007. - Т. 2. - 368 с.

33. Булгаков, М.А. Мастер и Маргарита / М.А. Булгаков // Избран, произв.: в 3-х т. М.: Литература: СПб.: Кристалл, 1997. - Т. 2. - С. 321-696.

34. Булгаков, H.A. Преподобный Иосиф Волоколамский. Церковно-историческое исследование / М.А. Булгаков. СПб.: Тип. Безобразова и комп., 1865.-215 с.

35. Буслаев, Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства: в 2-х т. / Ф.И. Буслаев. СПб.: Тип. товарищества «Общественная польза», 1861. - 2 т. - 533 с.

36. Буслаев, Ф.И. О литературе: Исследования; Статьи / Ф.И. Буслаев; сост., вступ. статья, примеч. Э. Афанасьева. М.: Худож. лит., 1990. - 512 с.

37. Буслаев, Ф.И. Перехожие повести и рассказы / Ф.И. Буслаев // Русская фольклористика: хрестоматия / под ред. С.И. Минц, Э.В. Померанцевой. — М.: Высшая школа, 1971. С. 113-128.

38. Варнава (Беляев H.H.; 1887-1963). Однажды ночью. Повесть о святом Григории, епископе Акрагантийском / Варнава // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009. - С. 627-731.

39. Василий Великий (ок. 330-379). Слова подвижнические / Василий Великий. М.: Изд-во Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001.-222 с.

40. Веселовский, А.Н. Поэтика сюжетов / А.Н. Веселовский // Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. - С. 300-305.

41. Ветловская, В.Е. Житийные источники гоголевской «Шинели» / В.Е. Вет-ловская // Русская литература. 1999. - №1. - С. 18-35.

42. Виноградов, В.В. Проблема авторства и теория стилей / В.В. Виноградов. М.: Худож. лит., 1961. - 614 с.

43. Владимиров, A.B. Святая преподобномучсница великая княгиня Елиса-вета // Жития святых Звукозапись. / Артемий Владимиров: исп. Артемий Владимиров. М.: Артосъ. - 2006. - 1 электрон, опт.диск - (Жития святых. Беседы протоиерея Артемия Владимирова).

44. Власов, А.Н. Эпизод «преставления» святого как структурный элемент житийного текста: (На материале памятников Устюжинской литературной традиции) / А.Н. Власов // Смерть как феномен культуры: сб. науч. тр. Сыктывкар, 1994.-С. 53-75.

45. Воскобойников, В. Алексий. Для семейного чтения / В. Воскобойников. -М.: ГОРЛИЦА, 2008. 16 с.

46. Воспоминания о Николае Островском. Так закалялась сталь. Побеждают сильные духом / сост. И. Кирюшкин, Р. Островская. - М.: Молодая гвардия, 1974. -С. 93,204.

47. Газизова, О. «Мати-пустыня» Иоасафа индийского, монарха и монаха / О. Газизова // Наука и религия. 1994. - №4. - С. 18-20.

48. Гаспаров, Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века / Б.М. Гаспаров. М.: Наука, 1994. - 304 с.

49. Гаспаров, Б.М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования / Б.М. Гаспаров. М.: Новое литературное обозрение, 1996. - 352 с.

50. Гладкова, О.В. Агиографический канон и «западная тема» в «Житии Исидора Твердислова, Ростовского юродивого» / О.В. Гладкова // Древняя Русь. — 2001.-№4.-С. 81-87.

51. Гладкова, О.В. Жигие Евстафия Плакиды: сюжет античного романа в древнерусском переводном памятнике Киевского периода / О.В. Гладкова // Филологические науки. 1993. - №2. - С. 62-68.

52. Глотов, А.Л. .Иже еси в Марксе (Русская литература XX века в контексте культового сознания) Электронный ресурс. / А.Л. Глотов. Режим доступа: http:// www.russofile.ru/ article149.php.

53. Гождзик, Р. Субстантивное словоизменение в языке «Жития Сергия Радонежского»: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.01 / Гождзик Рафаэль; Санкт-Петербургский гос. ун-т. СПб. 1994. - 15 с.

54. Голубинский, Е.Е. История канонизации святых в Русской Церкви: Время от учреждения Святейшего Синода до наших дней / Е.Е. Голубинский // Богословский вестник. 1894. - Т. 3, №9. - С. 336-351.

55. Голубинский, Е.Е. История канонизации святых в Русской Церкви: Общее обозрение канонизации святых в Русской Церкви / Е.Е. Голубинский // Богословский вестник. 1894. - Т. 4, №10. - С. 67-106.

56. Голубинский, Е.Е. Святые Константин и Мефодий апостолы славянские / Е.Е. Голубинский // Богословские труды. - 1985. - №26. - С. 91-155.

57. Голубинский, Е.Е. История канонизации святых в Русской Церкви: Канонизация святых в Русской Церкви от начала христианства в России до Макари-евских Соборов 1547-1549 годов / Е.Е. Голубинский // Богословский вестник. -1894.- Т. 3, №7.-С. 61-100.

58. Голубинский, Е.Е. История канонизации святых в Русской Церкви: Мака-риевские Соборы 1547 и 1549 годов: Пространство времени от Собора 1549 года до учреждения Святейшего Синода / Е.Е. Голубинский // Богословский вестник. 1894. - Т. 3, №8. - С. 181 -242.

59. Голубинский, Е.Е. История канонизации святых в Русской Церкви: О канонизации святых в древней Греческой Церкви / Е.Е. Голубинский // Богословский вестник. 1894. - Т. 2, №6. - С. 418-436.

60. Гольденберг. А.Х. Легендарно-мифологическая традиция в «Мертвых душах» / А.Х. Гольденберг, С.А. Гончаров // Русская литература и культура нового времени. СПб.: Наука, 1994. - С. 21-48.

61. Гордович, К.Д. История отечественной литературы XX века / К.Д. Гордо-вич. СПб.: СпецЛит, 2000. - С. 54.

62. Горский, A.B. Св. Петр, митрополит Киевский и всея России / A.B. Горский // Прибавления к Творениям св. Отцов. 1844. - Ч. 2, кн. 1. - С. 73-84.

63. Гродецкая, А.Г. Ответы предания: жития святых в духовном поиске Льва Толстого / А.Г. Гродецкая. СПб.: Наука, 2000. - 282 с.

64. Гусейнов, A.A. Этика / A.A. Гусейнов, Р.Г. Апресян. М.: Гардарика, 1998.-С. 443.

65. Давыдова, Т.Т. Антижанры в творчестве Евгения Замятина / Т.Т. Давыдова // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. 1997. - №3. -С. 9-19.

66. Дайджест русской литературы 1950-1990-х годов / сост. Н.Е. Тропкина. -Волгоград: Учитель, 1998. С. 3-7.

67. Дайреджиев. Б. Дорогой товарищ / Б. Дайреджиев // Литературная газета. 1935. - 5 апр.

68. Дима, А. Принципы сравнительного литературоведения / А. Дима. М.: Прогресс, 1977.-229 с.

69. Дмитриев, Л.А. Жанр севернорусских житий / Л.А. Дмитриев // История жанров в русской литературе X-XVII вв. Л.: Наука, Ленинградское отд-ние, 1972.-С. 181-202.

70. Дмитриев, Л.А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII XVIII вв. Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний / Л.А. Дмитриев. - Л.: Наука, Ленинградское отд-ние, 1973. - 304 с.

71. Дмитриева, Е.Г. Характерологическая функция эмотивной глагольной лексики в житийном тексте: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.01 / Дмитриева Евгения Геннадьевна; Волгоградский гос. ун-т. Волгоград, 2005 - 22 с.

72. Донгак, С. Языковая игра и обманутое ожидание / С. Донгак // Критика и семиотика. 2001. - Вып. 3/4. - С. 78-84.

73. Донченко, А.И. Роль агиографии эпохи Меровингов в становлении западноевропейской христианской культуры: автореф. дис. . д-ра культурологии: 24.00.02 / Донченко Алексей Иванович; Рос. ин-т культурологии. М., 1999. - 37 с.

74. Егорова, Е.А. Роман Кристиана Бобэна «Всетишайший»: возрождение и трансформация агиографической традиции / Е.А. Егорова // Литература XX века: Итоги и перспективы изучения. Материалы Вторых Андреевских чтений: сб. науч. ст. М.: Экон, 2004. - С. 48-52.

75. Ерофеев, В. Как закалялась сталь / В. Ерофеев // Труд. 2002. - 15 фев. -С. 6.

76. Ефрем Сирин (ок. 306-373). Жизнь блаженного Аврамия и племянницы его Марии / Ефрем Сирин // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009.-С. 328-355.

77. Жанрово-стилевое единство художественного произведения: межвуз. сб. науч. тр. / под ред. Ю.В. Шатина и др.. Новосибирск: НГПИ, 1989. - 127 с.

78. Живов, В.М. Святость. Краткий словарь агиографических терминов / В.М. Живов. М.: Гнозис, 1994. - 112 с.

79. Жид, А. Возвращение из СССР / А. Жид. М.: Изд-во политической лит., 1990.-С. 100-101.

80. Жирмунский, В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В.М. Жирмунский // Избр. тр. Л.: Наука, Ленинградское отд-ние, 1977. - 407 с.

81. Житие святого Симеона Столпника, написанное Антонием, его учеником /пер. М.А.Тимофеева//Альфа и Омега.- 1996.-№4(11). С. 115-125.

82. Жукова, Е.Е. Жития святых в современном православном книгоиздании / Е.Е. Жукова // Румянцевские чтения: материалы Между нар. конф. (12-13 апр. 2006 г.) / сост. Л.Н. Тихонова. М.: Пашков дом, 2006. - С. 91-93.

83. Жуковский, В.А. Баллады / В.А. Жуковский. М.: Советская Россия, 1983.-С. 109-122.

84. Зайцев. Б.К. Алексий Божий человек / Б.К. Зайцев // Река времен. От Афона до Оптиной Пустыни. М.: ДАРЪ, 2007. - С. 56-94.

85. Зайцев, Б.К. Иоанн Кронштадский / Б.К. Зайцев // Река времен. От Афона до Оптиной Пустыни. М.: ДАРЪ, 2007. - С. 202-215.

86. Зайцев, Б.К. Преподобный Сергий Радонежский / Б.К. Зайцев // Река времен. От Афона до Оптиной Пустыни. М.: ДАРЪ, 2007. - С. 94-202.

87. Захаркин, А. Мотив / А. Захаркин // Словарь литературоведческих терминов / под ред. Л.И.Тимофеева и С.В.Тураева. М.: Просвещение, 1974. - С. 226.

88. Зеленкова, И.JI. Этика / И.Л. Зеленкова, Е.В. Беляева. Мн.: Тетра-Системс, 1997.-С. 5, 76.

89. Иванюк, Б.П. Метафора и произведение (структурно-типологический, ис-торико-типологический и прагматический аспекты исследования) / Б.П. Иванюк. Черновцы: Рута, 1998. - 252 с.

90. Игнатий (Брянчанинов Д.А.; 1807-1867). Иосиф / Игнатий // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009. - С. 3-51.

91. Игнатий (Брянчанинов Д.А.; 1807-1867). О прелести / Игнатий. СПб.: Изд-во общества святителя Василия Великого, 1998. - 136 с.

92. Иннокентий (Борисов И.А.; 1800-1857). Жизнь и труды апостола Павла / Иннокентий // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009. - С. 51-193.

93. Иншакова, Ю.Г. Литургические жанры в поэзии Серебряного века / Ю.Г. Иншакова // Жанрологический сборник. Вып. 1. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2004.- С. 89-93.

94. Иоанн Дамаскин (ок. 675-753). Душеполезная повесть о жизни Варлаама и Иоасафа / Иоанн Дамаскин // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009. - С. 355-627.

95. Июльская, Е.Г. «.И сведохся в сон тонок.»: Образ тайнозрителя в видениях инока Епифания / Е.Г. Июльская // Русская речь. 2000. - №6. - С. 64-67.

96. Кадлубовский, А.П. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых / А.П. Кадлубовский. Варшава: Тип. Варшавского учебного округа, 1902.-389 с.

97. Кланицай, Г. Структура повествований о наказании и исцелении. Сопоставление чудес и maleficia / Г. Кланицай // Одиссей. Человек в истории. Личность и общество: проблемы самоидентификации 1998. М.: Наука, 1999. - С. 118-133.

98. Климова, М.Н. К изучению житийной традиции в русской литературе XIX-XX веков / М.Н. Климова // Вестник ТГПУ. 2009. - Вып. 4(82). - С. 156-161.

99. Климова. С.М. Агиографические элехменты романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» / М.Н. Климова // Человек. 2002. - №6. - С. 157-165.

100. Ключевский, В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник / В.О. Ключевский. М.: Наука, 1988. - 512 с.

101. Коваленко, А.Г. Циклизация в современной прозе (Проблемы целостности) / А.Г. Коваленко // Филологические науки. 1987. - №3. - С. 4.

102. Колесов, В.В. Древнерусский святой / В.В. Колссов // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1993. - Т. 48. - С. 96-99.

103. Колесов, В.В. Источники древнерусской культуры и истоки русской ментальное™ / В.В. Колесов // Древняя Русь. Мир науки и культуры. СПб., 2005. -С. 12-22.

104. Комагина, С.Г. Житийные мотивы в произведении Н. Островского «Как закалялась сталь» / С.Г. Комагина // Трансформация и функционирование культурных моделей в русской литературе XX века. Томск, 2002. - С. 126-132.

105. Комагина, С.Г. Черты житийного героя в «портрете» Корчагина (в романе Н. Островского «Как закалялась сталь») / С.Г. Комагина // Наука и образование. (15-20 апр. 2002 г.).-Томск, 2003. Т. 2. - С. 162-166.

106. Корман, Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы / Б.О. Корман. Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1992. — 236 с.

107. Кошкин, И.С. Стиль «ПЛЕТЕНИЕ СЛОВЕС» и его эволюция в русской агиографии XVI века: (На материале двух житий Иосифа Волоцкого и жития

108. Михаила Клопского): автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Кошкин Игорь Сергеевич. СПб., 1994. - 16 с.

109. Краснов, Г.В. Мотив в структуре прозаического произведения. К постановке вопроса / Г.В. Краснов // Вопросы сюжета и композиции: межвуз. сб. -Горький: ГГУ, 1980. С. 69-81.

110. ИЗ. Кривцун, O.A. Художник XX века: поиски смысла творчества / O.A. Кривцун // Человек. 2002. - №2. - С. 38-53.

111. Кривцун, O.A. Художник и его двойник. Самоотождествление и идентификация в творчестве / O.A. Кривцун // Человек. 2006. - №4. - С. 63-77; №5. -С. 37-51.

112. Кривцун, O.A. Художник и поколенческое сознание / O.A. Кривцун // Поколение в социокультурном контексте XX века. М.: Наука, 2005. - С. 529-545.

113. Крылова, Т.В. Житие Лазаря Муромского: Анализ грамматической нормы: автореф. дис. . кандидата филол. наук: 10.02.01 / Крылова Татьяна Владимировна; МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1995. - 36 с.

114. Кусков, В.В. Характер средневекового миросозерцания и система жанров древнерусской литературы XI первой половины XIII в. / В.В. Кусков // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. - 1981. - №1. - С. 3-12.

115. Лазебный, А. Самые почитаемые иконы. Праздники Православной Церкви / А. Лазебный. Ростов-на-Дону: Удача, 2008. - 288 с.

116. Левитан, Л.С. Сюжет в художественной системе литературного произведения / Л.С. Левитан, Л.М. Цилевич. Рига: Зинатне, 1990. - 512 с.

117. Левитская, H.A. Анализ мифологем и концептов как путь к пониманию литературного произведения / H.A. Левитская, О.В. Ломакина // Жанрологиче-ский сборник. Вып. 1. - Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2004. - С. 62-65.

118. Левченко, M.А. Капля крови Ильича: сотворение мира в советской поэзии 1920-х годов / М.А. Левченко // Независимая газета. 1998. - 5 нояб. - С. 11.

119. Левченко. М.А. Поэзия Пролеткульта: идеология и риторика революционной эпохи: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Левченко Мария Александровна. СПб., 2001. - 18 с.

120. Левшун, Л.В. История восточнославянского книжного слова XI-XVII вв. / Л.В. Левшун. Мн.: ЭКОНОМПРЕСС, 2001. - С. 145-147.

121. Леонтьев, К.Н. Византизм и славянство / К.Н. Леонтьев // Литературные направления и стили: сб. науч. ст. / под ред. П.А. Николаева, Е.Г. Рудневой. -М., 1976.-391 с.

122. Литвина, Т.А. Текстовые и языковые особенности Жития Гурия и Варсо-нофия, казанских чудотворцев: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.01 / Литвина Татьяна Александровна. Казань, 1999. - 18 с.

123. Лифшиц, А.Л. Преподобный Иродион Илоезерский Чудотворец: забытый святой, неизученное житие / А.Л. Лифшиц // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. - №4(18). - С. 129-132.

124. Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения / Д.С. Лихачев // Вопросы литературы. 1968. - №8. - С. 74-81.

125. Лихачев, Д.С. Основные направления в беллетристике XVII в. / Д.С. Лихачев // Истоки русской беллетристики / под ред. Д.С. Лихачева. Л.: Наука, Ленинградское отд-ние, 1970. - С. 525-536.

126. Лихачёв, Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачев. М.: Наука, 1979.-360 с.

127. Лоевская, М.М. Русская агиография в культурно-историческом контексте переходных эпох: автореф. дис. . д-ра культурологии: 24.00.01 / Лоевская Маргарита Михайловна; МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 2005. - 46 с.

128. Лоевская, М.М. Трансформация агиографического жанра в старообрядческих житиях XVII в. / М.М. Лоевская // Вестник Московского университета. Сер. 19, Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2003. - №1. - С. 112-120.

129. Лопарев, Х.М. Византийские жития святых VIII-IX веков / Х.М. Лопарев // Византийский временник. 1910. - Т. 17. - С. 1-224.

130. Лопарев, Х.М. Греческие жития святых VIII и IX веков. Опыт научной классификации памятников агиографии с обзором их с точки зрения исторической и историко-литературной / Х.М. Лопарев. Петроград: Тип. императорской академии наук, 1914. - 568 с.

131. Лосев, А.Ф. Философия. Мифология. Культура / А.Ф. Лосев. М.: Политиздат, 1991. - 525 с.

132. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман // Об искусстве. СПб.: Искусство, 1998. - С. 14-285.

133. Луконин, С. Святой из закалённой стали / С. Луконин // Литературная газета. 2004. -№38-39. - 29 сент. - 5 окт.

134. Максимова Д.Б. Житийные памятники, посвященные Нифонту Новгородскому. Литературная история текстов: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Максимова Дарья Борисовна. СПб., 2001. - 26 с,

135. Матвиенко, О.И. Роман H.A. Островского «Как закалялась сталь» и мифологическое сознание 1930-х годов: дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Матвиенко Ольга Ивановна; Саратовский гос. ун-т им. Н.Г. Чернышевского. Саратов, 2003. - 279 с.

136. Материалы к Словарю сюжетов и мотивов. Сюжет и мотив в контексте традиции. Вып. 2. - Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1998. - 268 с.

137. Мслетинский, Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. М.: Наука, 2000. -406 с.

138. Мелетинский, Е.М. Семантическая организация мифологического повествования и проблема создания семиотического указателя мотивов и сюжетов / Е.М. Мелетинский // Ученые записки Таргусского гос. ун-та. Вып. 635. -Тарту, 1983.-С. 115-125.

139. Мещерская, E.H. Апокрифические деяния апостолов. Новозаветные апокрифы в сирийской литературе / E.H. Мещерская. М.: Присцельс, 1997. — 455 с.

140. Минеева, C.B. Истоки и традиции русского агиографического жанра / C.B. Минеева // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. 2000. -№1. - С. 20-31.

141. Минеева, C.B. Об использовании житийного источника Н.М. Карамзиным / C.B. Минеева // Русская литература XIX века и христианство. М.: МГУ, 1997.-С. 246-256.

142. Минеева, C.B. Ранние старообрядческие чудеса преп. Зосимы и Савватия Соловецких / C.B. Минеева // Древняя Русь. 2001. - №5. - С. 55-61.

143. Мотив // Литературная энциклопедия / под ред. A.B. Луначарского. М.: Сов. энциклопедия, 1934. - Т. 7. - С. 518-519.

144. Мотив // Словарь по этике / под ред. И.С. Кона. М.: Политиздат, 1981. -С. 204.

145. Музыкальный энциклопедический словарь / под ред. Г.В. Келдыша. М.: Сов. энциклопедия, 1990. - С. 357.

146. Некрасов, И.С. Зарождение национальной литературы в Северной Руси: Исследование Ивана Некрасова /И.С. Некрасов. Одесса: Тип. П. Францова, 1870. - Ч. 1. -217 с.

147. Немзер. А. Спички детям не игрушка. К столетию Николая Алексеевича Островского / А. Немзер // Дневник читателя. Русская литература в 2004 году. -М.: Время, 2005. С. 213-217.

148. Никита Стифат (ок. 1005-1090). Жизнь и подвижничество иже во святых отца нашего Симеона Нового Богослова / Никита Стифат // Жития святых, написанные святыми. М.: ДАРЪ, 2009. - С. 731-875.

149. Николаева, П.В. Об идиллических мотивах в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя / П.В. Николаева // Жанрологический сборник. Вып. 1. — Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2004. - С. 38-43.

150. Николай Алексеевич Островский // Русские советские писатели прозаики: библиографический указатель. - Л.: Изд-во Гос. б-ки им. Салтыкова-Щедрина, 1964.-С. 368-422.

151. Николай Островский человек и писатель - в воспоминаниях современников / отв. за вып. Г.И. Храбровицкая. - М.: Акант, 2004. - 254 с.

152. Никонов, В. Лейтмотив / В. Никонов // Словарь литературоведческих терминов / под. ред. Л.И. Тимофеева и C.B. Тураева. М.: Просвещение, 1974. - С. 172.

153. Никулина, Н.И. Семинарий по H.A. Островскому / H.H. Никулина. Л.: Ленинградский ун-т, 1956. - 98 с.

154. Новикова, М.А. Жизнь как житие: Пушкин и Чехов / М.А. Новикова // Московский пушкинист. М.: Наследие, 1998 . - Вып. 5. - С. 22-31.

155. Новые мученики Российские // Собрания материалов: в 2-х т. / сост. М. Польский. Джорданвиль: Holy Trinity Monastery, 1957. - T. 2. - 323 с.

156. Оптинский патерик / сост. монахиня Иулиания (Самсонова). Саратов: Изд-во Саратовской епархии, 2006. - 552 с.

157. Островская, Р.П. Николай Островский / Р.П. Островская. М.: Молодая гвардия, 1978.-236 с.

158. Островский, H.A. Как закалялась сталь / H.A. Островский. Краснодар: Краснодарское кн. изд-во, 1981. - 352 с.

159. Островский, H.A. Наша задача укреплять родину. Из выступления по радио / H.A. Островский // Собр. соч.: в 3 т. - М.: Молодая гвардия, 1952. - Т. 2. - С. 217.

160. Островский, H.A. Письма / H.A. Островский // Собр. соч.: в 3 т. М.: Молодая гвардия, 1975. - Т. 3. - 480 с.

161. От сюжета к мотиву: материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы» / отв. ред. В.И. Тюпа. Новосибирск, 1996. - 192 с.

162. Палиевский, П.В. Литература и теория / П.В. Палиевский. М.: Сов. Россия, 1979.-288 с.

163. Палладий Еленопольский (360-420). Лавсаик, или Повествование о жизни святых и блаженных отцов / Палладий Еленопольский. М.: Изд-во Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2003. - 352 с.

164. Парамонова, М.Ю. Генеалогия святого: мотивы религиозной легитимации правящей династии в ранней святовацлавской агиографии / М.Ю. Парамонова // Одиссей. Человек в истории. 1996. М.: Наука, 1996. - С. 178-204.

165. Пелехацкая. Н. «От Павки Корчагина рукой подать до другого Павлика -Морозова» / IT. Плехацкая // Известия. 2004. - 21 сент. Электронный ресурс. - Режим доступа: www.inauka.ru.

166. Пешё, М. Контент-анализ и теория дискурса / М. Пешё // Квадратура смысла. М.: Прогресс, 1999. - С. 302-336.

167. Подлубнова, Ю.С. Агиографический канон в жанровой структуре романа H.A. Островского «Как закалялась сталь» / Ю.С. Подлубнова // Дергачевские чтения. 2002. - Екатеринбург, 2004. - С. 313-316.

168. Подлубнова, Ю.С. Сакральный текст и его автор («Житие Аввакума», «Как закалялась сталь» Н. Островского / Ю.С. Подлубнова // Формы выражения авторского сознания в художественной литературе. Курган, 2003. - С. 67-71.

169. Полетаева, Е.А. Житие Никодима Кожеозерского в Древнерусской агиографической традиции: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.01.01 / Полетаева Елена Альбертовна; Уральский гос. ун-т им. A.M. Горького. Екатеринбург, 2005.-24 с.

170. Поляков, М. В мире идей и образов: Историческая поэтика и теория жанров / М. Поляков. М.: Советский писатель, 1983. - 367 с.

171. Полякова, C.B. Византийские жития как литературное явление // Жития византийских святых / C.B. Полякова. СПб.: Corvus, Terra Fantastica, РоссКо, 1995.-С. 3-39.

172. Пономарев, Е. Россия, растворенная в вечности: Жанр житийной биографии в литературе русской эмиграции / Е. Пономарев // Вопросы литературы. — 2004.-Вып. 1.-С. 84-111.

173. Попова, T.B. Античная биография и византийская агиография // Античность и Византия / Т.В. Попова; под ред. Л.А. Фрейнберг. М.: Наука, 1975. -С. 218-265.

174. Потебня, А. Эстетика и поэтика слова / А. Потебня. М.: Искусство, 1985.-302 с.

175. Потебня, A.A. Слово и миф / А. Потебня. М.: Правда, 1989. - 662 с.

176. Пропп, В.Я. Морфология сказки / В.Я. Пропп. Л.: Academia, 1928. -152 с.

177. Пропп, В.Я. Фольклор и действительность / В.Я. Пропп // Русская литература. 1963. - №3. - С. 62-84.

178. Пряжников, Н.С. Ценностно-нравственные активизирующие опросники профессионального и личностного самоопределения: в 3-х кн. / Н.С. Пряжников. -М.: Институт практической психологии; Воронеж: ДОДЭК, 1997. Кн. 3. - 64 с.

179. Пушкин, A.C. Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях / A.C. Пушкин // Соч.: в 3-х т. М.: Худож. лит., 1985. - Т. 1. - С. 634-647.

180. Разъяснение о канонизации царской семьи // Русский вестник / Пресс-служба Московской епархии. 2003. - 3 апр. - С. 14.

181. Ранович, А. Как создавались жития святых / А. Ранович. М.: Госполитиздат, 1961. - 72 с.

182. Растягаев, A.B. Агиографическая традиция в русской литературе XVIII в.: проблема генезиса и жанровой трансформации: автореф. дис. . д-ра филол. наук: 10.01.01 / Растягаев Андрей Викторович; СГУ. Самара, 2008. - 39 с.

183. Растягаев, A.B. Жизнь и биографическая проза А.Н. Радищева в контексте житийной традиции / A.B. Растягаев // Славянский мир: общность и многообразие. Самара, 2004 . - С. 75-78.

184. Решетова, A.A. Эсхатологические мотивы в «Слове о некоем старце», памятнике паломнической литературы XVII в. / A.A. Решетова // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. - №1. - С. 66-80.

185. Рогожникова, Т.П. Язык житийных текстов конца XV — середины XVI вв.: На материале «Макариевского цикла»: автореф. дис. . д-ра филол. наук:1002.01 / Рогожникова Татьяна Павловна; Санкт-Петербургский гос. ун-т. -СПб., 2003.-38 с.

186. Рождённый бурей (К 80-летию со дня рождения H.A. Островского) / сост. A.C. Рывкинд. М.: Ротапринт ГРЮБ, 1984. - С. 3, 7, 11.

187. Руди, Т.Р. «Imitatio angeli»: (Проблемы типологии агиографической топики) / Т.Р. Руди // Русская литература. 2003. - №2. - С. 48-59.

188. Рыбальченко, Т.Л. Мотив фотографии в прозе А. Битова / Т.Л. Рыбаль-ченко // От сюжета к мотиву: материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы» / под. ред. В.И. Тюпы. Новосибирск, 1996. - С. 178-192.

189. Рымарь, Н.Т. Романное мышление / Н.Т. Рымарь // Литературоведческие термины (материалы к словарю). Коломна: Коломенский пединститут, 1999. -С. 67-71.

190. Рязановский, Ф.А. Демонология в древнерусской литературе / Ф.А. Ряза-новский. М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1915. - 126 с.

191. Савельева, И. История как знания о прошлом / И. Савельева, А. Полетаев // Логос. 2000. - №2(23). - С. 39-74.

192. Саморукова, И.В. О понятии «дискурс» в теории художественного высказывания / И.В. Саморукова // Вестник самарского государственного университета. Самара, 2001.- №1. - С. 97-111.

193. Святейший Патриарх Тихон. Ангел Русской Церкви. Житие и наставление / под ред. О. Славина. М.: Фавор-ХХ1, 2002. - 32 с.

194. Святой Франциск Ассизский: сборник. Новосибирск: Сибирское Рери-ховское Общество, 2003. - 40 с. - (Серия «СВЕТОЧИ МИРА»).

195. Святые Земли Русской: Тысячелетие русской святости. Жития и жизнеописания / сост. С.С. Бычков. М.: Белый берег, 2002 . - 608 с.

196. Серебрянский, Н.И. Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле. С критико-библиографическим обзором литературы и источников по истории псковского монашества / Н.И. Серебрянский. М.: Синодальная тип., 1908.-594 с.

197. Силантьев, И.В. Поэтика мотива И.В. Силантьев. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 296 с.

198. Симеон Метафраст (2-я пол. X в.). Житие свт. Григория Великого / Симеон Метафраст; пер. М.А. Тимофеева // Альфа и Омега. 1997. - №1 (12). - С. 189-195.

199. Синявская, Н.М. Концепт рая в апокрифической литературе / Н.М. Синявская // Образ рая: от мифа к утопии. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. - Вып. 31. - С. 232-235.

200. Смелкова, З.С. Литература как вид искусства / З.С. Смелкова. М.: Флинта, Наука, 1997. - С. 159.

201. Смолич, И.К. Русское монашество 988-1917. Жизнь и учение старцев / И.К. Смолич. М.: Православная энциклопедия, 1997. - 607 с.

202. Соколов, Б.М. О житийных и апокрифических мотивах в былинах. Отт. из «Русского Филологичесого Вестника» / Б.М. Соколов. М.: Синодальная тип., 1916.-23 с.

203. Соколов, Н.М. Русские святые и русская интеллигенция: (Опыт сравнительной характеристики) / Н.М. Соколов. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича. 1904.-73 с.

204. Сомова, C.B. «Традиционное» и «свое» в повести Б. Зайцева «Аграфена» / C.B. Сомова // Филологические записки: Вестник литературо-ведения и языкознания. Воронеж, 1997. - Вып. 8. - С. 97-104.

205. Софроний Иерусалимский (ок. 560-638). Житие преподобным матери нашея Марии Египетския / Софроний Иерусалимский. Монреаль: Издание Братства преп. Иова Почаевскаго Русской Православной Церкви Заграницей, 1980. - 23 с.

206. Софронова, Л.А. К истории советской агиографии / Л.А. Софронова // Славяноведение / Российская академия наук. 1993. - №5 (сент.-окт.). - С. 12-17.

207. Струве, П. Интеллигенция и революция / П. Струве // Вехи: сб. статей о русской интеллигенции. М.: Правда, 1991. - С. 150-166.

208. Тамарченко, Н.Д. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, С.Н. Бройтман // Теория литературы: в 2-х т. / под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Академия, 2007. - Т. 1. - 512 с.

209. Тарасов, А.Б. Житийные праведники в творчестве JI.H. Толстого / А.Б. Тарасов // Вестник РГНФ. 2002. - №4. - С. 246-250.

210. Темнова, Е.М. Житийная лексика у A.C. Пушкина / Е.М. Темнова // Русская речь. 2004. - №1. - С. 3-7.

211. Титова, JI.B. Мотив похищения соломоновой жены в древнерусской литературе / JI.B. Титова // От сюжета к мотиву: материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы» / под. ред. В.И. Тюпы. Новосибирск. 1996. -С. 97-102.

212. Томашевский, Б.В. Теория литературы: Поэтика / Б.В. Томашевский. -М.; Л.: Госиздат, 1925. С. 137.

213. Трегуб, С.А. Жизнь и творчество Николая Островского / С.А. Трегуб. -М.: Худож. лит., 1984. С. 158.

214. Троцкий, Л.Д. Их мораль и наша / Л.Д. Троцкий // Этическая мысль: Научно-публицистические чтения 1991.- М.: Республика, 1992. С. 230.

215. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. -М.: Наука, 1977.-574 с.

216. Ужанков, А.Н. Святые страстотерпцы Борис и Глеб: К истории канонизации и написания житий / А.Н. Ужанков // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2000. - №2. - С. 28-50; 2001. - № 1(3). - 37-49.

217. Успенский, Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. СПб.: Азбука, 2000.-352 с.

218. Федотов, Г.П. Святые Древней Руси / Г.П. Федотов. М.: Московский рабочий, 1991.-269 с.

219. Филарет (Гумилевский Д.Г.; 1805-1866). Обзор русской духовной литературы: 862-1863. Репр. изд. 1884 г. / Филарет. - СПб.: Альфарет, 2009. - 524 с.

220. Филипповский, Г.Ю. Мотив движения в «Слове о полку Игореве» и литературе Руси XII века / Г.Ю. Филипповский // Исследования «Слова о полку Игореве» / АН СССР Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Паука, Ленинградское отд-ние, 1986,- С. 58-64.

221. Филипповский, Г.Ю. Поэтика экспозиций в литературных памятниках Руси XII века / Г.Ю. Филипповский // Древняя Русь. 2001. - №1 (3). - С. 50-59.

222. Фрейденберг, О.М. Миф и литература древности / О.М. Фрейденберг. -М.: Наука, 1978.-798 с.

223. Фрейденберг, О.М. Поэтика сюжета и жанра / О.М. Фрейденберг. М.: Лабиринт, 1997.-448 с.

224. Хализев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. М.: Высшая школа, 2002.-437 с.

225. Храпченко, М.Б. Художественное творчество, действительность, человек / М.Б. Храпченко. М.: Советский писатель, 1982. -416 с.

226. Шевченко, Е.Э. К истории канонизации преподобного Нила Сорского / Е.Э. Шевченко // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. - №1(15). - С. 95-101.

227. Шкловский, В.Б. Повести о прозе. Размышления и разборы / В.Б. Шкловский // Избранное: в 2-х т. М.: Худож. лит., 1983. - Т. 1. - 639 с.

228. Шкловский, В.Б. Тетива: О несходстве сходного; Энергия заблуждения: Книга о сюжете / В.Б. Шкловский // Избранное: в 2-х т. М.: Худож. лит., 1983. - Т. 2 - 640 с.

229. Щёголсва. Л.И. Сюжеты об Амвросии Медиолаиском во временнике Георгия монаха / Л.И. Щёголева // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003. -№2(12). -С. 30-38.

230. Щемелева, Л.М. Мотивы поэзии Лермонтова / Л.М. Щемелева // Лермонтовская энциклопедия / гл. ред. В.А. Мануйлов. М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. - С. 290-291.

231. Эйхенбаум, Б. О прозе: сб. статей / Б. Эйхенбаум. Л.: Худож. лит., Ленинградское отд-ние, 1969. - 504 с.

232. Юдалевич, Б.М. Сюжетные мотивы в рассказах Б. Хазанова / Б.М. Юда-левич // От сюжета к мотиву: материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы» / под. ред. В.И. Тюпы. Новосибирск, 1996. - С. 168-178.

233. Якимова, Л.И. Мотив «вывернутости наизнанку» в романе Леонида Леонова «Пирамида» / Л.П. Якимова // О г сюжета к мотиву: материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы» / под. ред. В.И. Тюпы. Новосибирск, 1996.-С. 156-168.

234. Яхонтов, И.А. Жития св. севернорусских подвижников Поморского края, как исторический источник: составлено по рукописям Соловецкой библиотеки / И.А. Яхонтов. Казань: Тип. Императорского ун-та, 1881. - 377 с.